Я нисколько
не боялся боли наказания, никогда не испытывал ее, но одна мысль, что St.-Jérôme может ударить меня, приводила меня в тяжелое состояние подавленного отчаяния и злобы.
Неточные совпадения
— То есть
не то чтобы… видишь, в последнее время, вот как ты
заболел, мне часто и много приходилось об тебе поминать… Ну, он слушал… и как узнал, что ты по юридическому и кончить курса
не можешь, по обстоятельствам, то сказал: «Как жаль!» Я и заключил… то есть все это вместе,
не одно ведь это; вчера Заметов… Видишь, Родя, я тебе что-то вчера болтал в пьяном виде, как домой-то шли… так я, брат,
боюсь, чтоб ты
не преувеличил, видишь…
— Вот все чай пью, — говорила она, спрятав ‹лицо› за самоваром. — Пусть кипит вода, а
не кровь. Я, знаешь, трусиха,
заболев —
боюсь, что умру. Какое противное,
не русское слово — умру.
— У меня никогда ничего
не болит, — возмущенно сказал Клим,
боясь, что сейчас заплачет.
На последних пятистах верстах у меня начало пухнуть лицо от мороза. И было от чего: у носа постоянно торчал обледенелый шарф: кто-то будто держал за нос ледяными клещами.
Боль невыносимая! Я спешил добраться до города,
боясь разнемочься, и гнал более двухсот пятидесяти верст в сутки, нигде
не отдыхал,
не обедал.
— Дурак, — засмеялся Иван, — что ж я вы, что ли, стану тебе говорить. Я теперь весел, только в виске
болит… и темя… только, пожалуйста,
не философствуй, как в прошлый раз. Если
не можешь убраться, то ври что-нибудь веселое. Сплетничай, ведь ты приживальщик, так сплетничай. Навяжется же такой кошмар! Но я
не боюсь тебя. Я тебя преодолею.
Не свезут в сумасшедший дом!