Неточные совпадения
В 1835 году Николай Петрович вышел из университета кандидатом, [Кандидат —
лицо, сдавшее специальный «кандидатский экзамен» и защитившее специальную письменную работу по окончании университета, первая ученая степень, установленная в 1804 г.] и в том же году генерал Кирсанов, уволенный в отставку за неудачный смотр, приехал в Петербург
с женою на житье.
— Евгений Васильев, — отвечал Базаров ленивым, но мужественным голосом и, отвернув воротник балахона, показал Николаю Петровичу все свое
лицо. Длинное и худое,
с широким лбом, кверху плоским, книзу заостренным носом, большими зеленоватыми глазами и висячими бакенбардами песочного цвету, оно оживлялось спокойной улыбкой и выражало самоуверенность и ум.
Николай Петрович
с сыном и
с Базаровым отправились через темную и почти пустую залу, из-за двери которой мелькнуло молодое женское
лицо, в гостиную, убранную уже в новейшем вкусе.
— Мы познакомились, отец! — воскликнул он
с выражением какого-то ласкового и доброго торжества на
лице. — Федосья Николаевна, точно, сегодня не совсем здорова и придет попозже. Но как же ты не сказал мне, что у меня есть брат? Я бы уже вчера вечером его расцеловал, как я сейчас расцеловал его.
Она надела на него красную рубашечку
с галуном на вороте, причесала его волосики и утерла
лицо: он дышал тяжело, порывался всем телом и подергивал ручонками, как это делают все здоровые дети; но щегольская рубашечка, видимо, на него подействовала: выражение удовольствия отражалось на всей его пухлой фигурке.
«Уж не немка ли здесь хозяйка?» — пришло ему на мысль; но хозяйкой оказалась русская, женщина лет пятидесяти, опрятно одетая,
с благообразным умным
лицом и степенною речью.
— А вот почему. Сегодня я сижу да читаю Пушкина… помнится, «Цыгане» мне попались… Вдруг Аркадий подходит ко мне и молча,
с этаким ласковым сожалением на
лице, тихонько, как у ребенка, отнял у меня книгу и положил передо мной другую, немецкую… улыбнулся и ушел, и Пушкина унес.
— Ты уже чересчур благодушен и скромен, — возразил Павел Петрович, — я, напротив, уверен, что мы
с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilli, [Старомодно (фр.).] и не имеем той дерзкой самонадеянности… И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: «Какого вина вы хотите, красного или белого?» — «Я имею привычку предпочитать красное!» — отвечает он басом и
с таким важным
лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновенье…
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расстаться
с темнотой,
с садом,
с ощущением свежего воздуха на
лице и
с этою грустию,
с этою тревогой…
Возникшие по этому поводу распри приняли, наконец, такие размеры, что министерство в Петербурге нашло необходимым послать доверенное
лицо с поручением разобрать все на месте.
Аркадий танцевал плохо, как мы уже знаем, а Базаров вовсе не танцевал: они оба поместились в уголке; к ним присоединился Ситников. Изобразив на
лице своем презрительную насмешку и отпуская ядовитые замечания, он дерзко поглядывал кругом и, казалось, чувствовал истинное наслаждение. Вдруг
лицо его изменилось, и, обернувшись к Аркадию, он, как бы
с смущением, проговорил: «Одинцова приехала».
Аркадий оглянулся и увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали
с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза из-под немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какою-то ласковой и мягкой силой веяло от ее
лица.
Дождавшись конца кадрили, Ситников подвел Аркадия к Одинцовой; но едва ли он был коротко
с ней знаком: и сам он запутался в речах своих, и она глядела на него
с некоторым изумлением. Однако
лицо ее приняло радушное выражение, когда она услышала фамилию Аркадия. Она спросила его, не сын ли он Николая Петровича?
Она возвращалась, садилась снова, брала веер, и даже грудь ее не дышала быстрее, а Аркадий опять принимался болтать, весь проникнутый счастием находиться в ее близости, говорить
с ней, глядя в ее глаза, в ее прекрасный лоб, во все ее милое, важное и умное
лицо.
Губернатор подошел к Одинцовой, объявил, что ужин готов, и
с озабоченным
лицом подал ей руку. Уходя, она обернулась, чтобы в последний раз улыбнуться и кивнуть Аркадию. Он низко поклонился, посмотрел ей вслед (как строен показался ему ее стан, облитый сероватым блеском черного шелка!) и, подумав: «В это мгновенье она уже забыла о моем существовании», — почувствовал на душе какое-то изящное смирение…
Красивая борзая собака
с голубым ошейником вбежала в гостиную, стуча ногтями по полу, а вслед за нею вошла девушка лет восемнадцати, черноволосая и смуглая,
с несколько круглым, но приятным
лицом,
с небольшими темными глазами. Она держала в руках корзину, наполненную цветами.
Когда Катя говорила, она очень мило улыбалась, застенчиво и откровенно, и глядела как-то забавно-сурово, снизу вверх. Все в ней было еще молодо-зелено: и голос, и пушок на всем
лице, и розовые руки
с беловатыми кружками на ладонях, и чуть-чуть сжатые плечи… Она беспрестанно краснела и быстро переводила дух.
Тетушка Анны Сергеевны, княжна Х……я, худенькая и маленькая женщина
с сжатым в кулачок
лицом и неподвижными злыми глазами под седою накладкой, вошла и, едва поклонившись гостям, опустилась в широкое бархатное кресло, на которое никто, кроме ее, не имел права садиться. Катя поставила ей скамейку под ноги: старуха не поблагодарила ее, даже не взглянула на нее, только пошевелила руками под желтою шалью, покрывавшею почти все ее тщедушное тело. Княжна любила желтый цвет: у ней и на чепце были ярко-желтые ленты.
Когда это
с ней случалось, она нескоро выходила наружу; самое ее
лицо принимало тогда выражение упрямое, почти тупое.
Раз она где-то за границей встретила молодого красивого шведа
с рыцарским выражением
лица,
с честными голубыми глазами под открытым лбом; он произвел на нее сильное впечатление, но это не помешало ей вернуться в Россию.
Этот Тимофеич, потертый и проворный старичок,
с выцветшими желтыми волосами, выветренным, красным
лицом и крошечными слезинками в съеженных глазах, неожиданно предстал перед Базаровым в своей коротенькой чуйке [Чуйка — верхняя одежда, длинный суконный кафтан.] из толстого серо-синеватого сукна, подпоясанный ременным обрывочком и в дегтярных сапогах.
Одинцова раза два — прямо, не украдкой — посмотрела на его
лицо, строгое и желчное,
с опущенными глазами,
с отпечатком презрительной решимости в каждой черте, и подумала: «Нет… нет… нет…» После обеда она со всем обществом отправилась в сад и, видя, что Базаров желает заговорить
с нею, сделала несколько шагов в сторону и остановилась.
Прислуживал Федька, видимо обремененный необычными сапогами, да помогала ему женщина
с мужественным
лицом и кривая, по имени Анфисушка, исполнявшая должности ключницы, птичницы и прачки.
Арина Власьевна не замечала Аркадия, не потчевала его; подперши кулачком свое круглое
лицо, которому одутловатые, вишневого цвета губки и родинки на щеках и над бровями придавали выражение очень добродушное, она не сводила глаз
с сына и все вздыхала; ей смертельно хотелось узнать, на сколько времени он приехал, но спросить она его боялась.
Не хватало рук для жатвы: соседний однодворец,
с самым благообразным
лицом, порядился доставить жнецов по два рубля
с десятины и надул самым бессовестным образом; свои бабы заламывали цены неслыханные, а хлеб между тем осыпался, а тут
с косьбой не совладели, а тут Опекунский совет [Опекунский совет — учреждение, возглавлявшее Московский воспитательный дом, при котором была ссудная касса, производившая разного рода кредитные операции: выдачу ссуд под залог имений, прием денежных сумм на хранение и т.д.] грозится и требует немедленной и безнедоимочной уплаты процентов…
Павла Петровича она боялась больше, чем когда-либо; он
с некоторых пор стал наблюдать за нею и неожиданно появлялся, словно из земли вырастал за ее спиною в своем сьюте,
с неподвижным зорким
лицом и руками в карманах.
Даже
лицо его изменялось, когда он
с ней разговаривал: оно принимало выражение ясное, почти доброе, и к обычной его небрежности примешивалась какая-то шутливая внимательность.
Фенечка вытянула шейку и приблизила
лицо к цветку… Платок скатился
с ее головы на плеча; показалась мягкая масса черных, блестящих, слегка растрепанных волос.
Базаров обернулся и увидал бледное
лицо Николая Петровича, сидевшего на дрожках. Он соскочил
с них, прежде нежели они остановились, и бросился к брату.
— Как это ты спрашиваешь?
С княгинею Р… Особенно в верхней части
лица. C’est de la même famille. [В том же роде (фр.).]
И
лица их изменились
с тех пор, как мы их видели в последний раз: Аркадий казался спокойнее.
— Не сравнивайте меня
с сестрой, пожалуйста, — поспешно перебила Катя, — это для меня слишком невыгодно. Вы как будто забыли, что сестра и красавица, и умница, и… вам в особенности, Аркадий Николаич, не следовало бы говорить такие слова, и еще
с таким серьезным
лицом.
Он знал, что Анна Сергеевна сидит наедине
с Базаровым, и ревности он не чувствовал, как бывало; напротив,
лицо его тихо светлело; казалось, он и дивился чему-то, и радовался, и решался на что-то.
Одинцова посмотрела на Базарова. Горькая усмешка подергивала его бледное
лицо. «Этот меня любил!» — подумала она — и жалко ей стало его, и
с участием протянула она ему руку.
Все молчит, хоть бы побранил нас
с тобою; худеет, цвет
лица такой нехороший».
Часу в первом утра он,
с усилием раскрыв глаза, увидел над собою при свете лампадки бледное
лицо отца и велел ему уйти; тот повиновался, но тотчас же вернулся на цыпочках и, до половины заслонившись дверцами шкафа, неотвратимо глядел на своего сына.
Все в доме вдруг словно потемнело; все
лица вытянулись, сделалась странная тишина; со двора унесли на деревню какого-то горластого петуха, который долго не мог понять, зачем
с ним так поступают.
Голос старика перервался, а по
лицу его сына, хотя он и продолжал лежать
с закрытыми глазами, проползло что-то странное.
Она взглянула на Базарова… и остановилась у двери, до того поразило ее это воспаленное и в то же время мертвенное
лицо с устремленными на нее мутными глазами. Она просто испугалась каким-то холодным и томительным испугом; мысль, что она не то бы почувствовала, если бы точно его любила, — мгновенно сверкнула у ней в голове.
«Я говорил, что я возропщу, — хрипло кричал он,
с пылающим, перекошенным
лицом, потрясая в воздухе кулаком, как бы грозя кому-то, — и возропщу, возропщу!» Но Арина Власьевна, вся в слезах, повисла у него на шее, и оба вместе пали ниц.
Стояла белая зима
с жестокою тишиной безоблачных морозов, плотным, скрипучим снегом, розовым инеем на деревьях, бледно-изумрудным небом, шапками дыма над трубами, клубами пара из мгновенно раскрытых дверей, свежими, словно укушенными
лицами людей и хлопотливым бегом продрогших лошадок.