Неточные совпадения
— Мы когда-нибудь поподробнее побеседуем об этом предмете с вами, любезный Евгений Васильич; и
ваше мнение
узнаем, и свое выскажем. С своей стороны, я очень рад, что вы занимаетесь естественными науками. Я слышал, что Либих [Либих Юстус (1803–1873) — немецкий химик, автор ряда работ по теории и практики сельского хозяйства.] сделал удивительные открытия насчет удобрений полей. Вы можете мне помочь в моих агрономических работах: вы можете дать мне какой-нибудь полезный совет.
— Я к
вашим услугам, Николай Петрович; но куда нам до Либиха! Сперва надо азбуке выучиться и потом уже взяться за книгу, а мы еще аза в глаза [Аза в глаза не видать — значит не
знать самого начала чего-либо; аз — первая буква славянской азбуки.] не видали.
—
Знаешь ли что? — говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. — Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сегодня, что он получил приглашение от этого
вашего знатного родственника. Твой отец не поедет; махнем-ка мы с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь, какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
Я сегодня
узнал о
вашем приезде и уже был у вас…
— Да, я. И
знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь тоже практическая. Но все еще не готово. Нужно еще Либиха почитать. Кстати, читали вы статью Кислякова о женском труде в «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Ведь вас интересует женский вопрос? И школы тоже? Чем
ваш приятель занимается? Как его зовут?
— Может быть, вам лучше
знать. Итак, вам угодно спорить, — извольте. Я рассматривал виды Саксонской Швейцарии в
вашем альбоме, а вы мне заметили, что это меня занять не может. Вы это сказали оттого, что не предполагаете во мне художественного смысла, — да, во мне действительно его нет; но эти виды могли меня заинтересовать с точки зрения геологической, с точки зрения формации гор, например.
— Вы очень скромны… Но мне хотелось бы
узнать что-нибудь о вас, о
вашем семействе, о
вашем отце, для которого вы нас покидаете.
— Я вас
знаю мало, — повторил Базаров. — Может быть, вы правы; может быть, точно, всякий человек — загадка. Да хотя вы, например: вы чуждаетесь общества, вы им тяготитесь — и пригласили к себе на жительство двух студентов. Зачем вы, с
вашим умом, с
вашею красотою, живете в деревне?
— Меня эти сплетни даже не смешат, Евгений Васильевич, и я слишком горда, чтобы позволить им меня беспокоить. Я несчастлива оттого… что нет во мне желания, охоты жить. Вы недоверчиво на меня смотрите, вы думаете: это говорит «аристократка», которая вся в кружевах и сидит на бархатном кресле. Я и не скрываюсь: я люблю то, что вы называете комфортом, и в то же время я мало желаю жить. Примирите это противоречие как
знаете. Впрочем, это все в
ваших глазах романтизм.
— Перестаньте! Возможно ли, чтобы вы удовольствовались такою скромною деятельностью, и не сами ли вы всегда утверждаете, что для вас медицина не существует. Вы — с
вашим самолюбием — уездный лекарь! Вы мне отвечаете так, чтобы отделаться от меня, потому что вы не имеете никакого доверия ко мне. А
знаете ли, Евгений Васильич, что я умела бы понять вас: я сама была бедна и самолюбива, как вы; я прошла, может быть, через такие же испытания, как и вы.
— Нет, я ничего не
знаю… но положим: я понимаю
ваше нежелание говорить о будущей
вашей деятельности; но то, что в вас теперь происходит…
— А вот извольте выслушать. В начале
вашего пребывания в доме моего брата, когда я еще не отказывал себе в удовольствии беседовать с вами, мне случалось слышать
ваши суждения о многих предметах; но, сколько мне помнится, ни между нами, ни в моем присутствии речь никогда не заходила о поединках, о дуэли вообще. Позвольте
узнать, какое
ваше мнение об этом предмете?
— Катерина Сергеевна! — заговорил вдруг Аркадий, — вам это, вероятно, все равно; но
знайте, что я вас не только на
вашу сестру, — ни на кого в свете не променяю.
— А я, — промолвила Анна Сергеевна, — сперва хандрила, бог
знает отчего, даже за границу собиралась, вообразите!.. Потом это прошло;
ваш приятель, Аркадий Николаич, приехал, и я опять попала в свою колею, в свою настоящую роль.
— Роль тетки, наставницы, матери, как хотите назовите. Кстати,
знаете ли, что я прежде хорошенько не понимала
вашей тесной дружбы с Аркадием Николаичем; я находила его довольно незначительным. Но теперь я его лучше
узнала и убедилась, что он умен… А главное, он молод, молод… не то, что мы с вами, Евгений Васильич.
— Меня вы забудете, — начал он опять, — мертвый живому не товарищ. Отец вам будет говорить, что вот, мол, какого человека Россия теряет… Это чепуха; но не разуверяйте старика. Чем бы дитя ни тешилось… вы
знаете. И мать приласкайте. Ведь таких людей, как они, в
вашем большом свете днем с огнем не сыскать… Я нужен России… Нет, видно, не нужен. Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник… мясо продает… мясник… постойте, я путаюсь… Тут есть лес…
Неточные совпадения
Купцы. Так уж сделайте такую милость,
ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы
вашей Авдотьи, которая, не
знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Нет, нет, не отговаривайтесь! Мне хочется
узнать непременно
ваш вкус.
Осип. Да на что мне она? Не
знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне
ваша кровать?
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как
вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь… я и сам не
знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.