Неточные совпадения
Точно так же, как память моя до самых слабых сумерков своих находит лики моих родителей и моего крестного
отца, дяди Петра Неофитовича, — я не помню
времени, когда бы при мне не было крещеной немки Елизаветы Николаевны.
Слуг по тому
времени держали много; но выдающимся из них был камердинер
отца, Илья Афанасьевич, сопровождавший его к Пирмонтским водам и в Дармштадт, откуда вместе с ними через Краков приехала в Новоселки моя мать.
Это не мешало Илье Афанасьевичу весною из сочной коры ветлы делать для меня превосходные дудки, что давало мне возможность, конечно, в отсутствие
отца бить в подаренный крестным
отцом барабан, продолжая в то же
время дуть в громогласную дудку.
Ко
времени, о котором я говорю, в детской прибавилось еще две кроватки: сестры Любиньки и брата Васи. Назвав меня по своему имени Афанасием,
отец назвал и второго за покойным Васею сына тем же именем, в угоду старому холостяку, родному дяде своему Василию Петровичу Шеншину.
Важные мероприятия в доме шли от
отца, не терпевшего ничьего вмешательства в эти дела. Было очевидно, до какой степени матери было неприятно решать что-либо важное во
время частых разъездов
отца. Должно быть, как лицу, ко мне приближенному, старику Филиппу Агафоновичу сшили нанковую пару серо-синего цвета.
Иногда, независимо от служившего у нас в доме приходского
отца Якова с причтом,
отец Сергий привозил и свои церковные книги и облачение и служил всенощную с особенно назидательным выражением. Даже ходившая в. это
время за матерью Поличка сказала: «Уж как
отец Сергий «неглиже» служит!», прибавив...
Но видно умножающееся семейство заставило
отца повернуть этот флигель в жилое помещение. С этою целью навезли лесу и досок, и флигель при помощи дощатых перегородок вокруг центральной печки получил четыре комнаты, т. е. переднюю, приемную и две спальни, из которых в одной помещался
отец, а другая предназначена была мне и учителю спальнею и в то же
время классною.
При страсти
отца к постройкам, вся Новосельская усадьба, за исключением мастерской и кузницы, передвинулась выше в гору и ближе к дому. Во
время же, о котором я говорю, около кухни под лесом возникла липовая баня, крытая тесом, расписанная зелеными и темно-красными полосками. Так как, по случаю перестройки дома, матери с меньшими детьми пришлось перебираться во флигель, занимаемый
отцом и моею классного, нам с
отцом были поставлены кровати в самой бане, а Андрею Карповичу в предбаннике.
В этом деле советником продолжал быть тот же домашний друг
отец Сергий, который, будучи в то же
время хорошим столяром, держал фортепьянного мастера и не только чинил старые, но и делал новые фортепьяна.
Нервная мать все
время не могла удержаться от слез, но это, видимо, только раздражало
отца, и он повторял: «Нет, нет, это не моя метода; так-то, говорят, обезьяны обнимают детей, да и задушат. Дети не игрушки; по-моему, поезжай хоть в Америку, да будь счастлив».
Пока
отец сглаживал перед нами дальнейшие пути жизни, я проводил
время или в комнате молодой хозяйской дочери, распевавшей над шитьем: «И колокольчик гаргалгая…» или ловлею голубей на галерее вовнутрь двора.
В непродолжительном
времени Любиньку отвезли в Екатерининский институт, а по отношению ко мне Жуковский, у которого
отец был без меня, положительно посоветовал везти меня в Дерпт, куда дал к профессору Моеру рекомендательное письмо.
Еще в конце первого года моего пребывания в школе, когда товарищи, привыкнув ко мне, перестали меня дразнить, одно обстоятельство внесло в мою душу сильную смуту и заставило вокруг меня зашуметь злоязычие, подобно растроганной колоде пчел. Дядя,
отец и мать по
временам писали мне, и чаще всех дядя, изредка влагавший в свое письмо воспитаннику Шеншину сто рублей.
Независимо от того, что все семейные наши предания не знали другого идеала, офицерский чин в то
время давал потомственное дворянство, и я не раз слыхал от
отца, по поводу какого-то затруднения, встреченного им в герольдии: «Мне дела нет до их выдумок; я кавалерийский офицер и потому потомственный дворянин».
Мать Григорьева Татьяна Андреевна, скелетоподобная старушка, поневоле показалась
отцу солидною и сдержанной, так как при незнакомых она воздерживалась от всякого рода суждений. Мой товарищ Аполлон не мог в то
время кому бы то ни было не понравиться. Это был образец скромности и сдержанности. Конечно, родители не преминули блеснуть его действительно прекрасной игрой на рояле.
Во
время остановки в Москве
отец представил меня в доме своего однофамильца и дальнего родственника Семена Николаевича, занимавшего дом на Большой Никитской против Большого Вознесения.
мне не раз приходилось уже говорить о наших поездках к родным, которые
отец считал обязательными со стороны приличия или пристойности, как он выражался. Бедная мать, проводившая большую часть
времени в постели, только чувствуя себя лучше по
временам, выезжала лишь поблизости и едва ли не в один дом Борисовых. Зато
отец счел бы великим упущением не съездить за Волхов, верст за сто к неизменной куме своей Любови Неофитовне и не представить ей вышедшую из института дочь, падчерицу и меня — студента.
Не прошло и двух минут, как, надев сапоги и халат, я уже тихонько отворял дверь в спальню матери. Бог избавил меня от присутствия при ее агонии; она уже лежала на кровати с ясным и мирным лицом, прижимая к груди большой серебряный крест. Через несколько
времени и остальные члены семейства, начиная с
отца, окружили ее одр. Усопшая и на третий день в гробу сохранила свое просветленное выражение, так что несловоохотливый
отец по окончании панихиды сказал мне: «Я никогда не видал более прекрасного покойника».
В это
время барон ушел к себе в кабинет, из которого вынес и передал мне рекомендательное письмо к своему дяде. Напившись чаю, мы раскланялись и, вернувшись в гостиницу, тотчас же ночью отправились на почтовых в путь, ввиду конца февраля, изрывшего отмякшие дороги глубокими ухабами. В Киеве мы поместились в небольшой квартире Матвеевых, где
отцу отведена была комната, предназначавшаяся для Васи.
Оценила ли добрейшая Елизавета Федоровна из племянниц своих более всех Елену, искала ли Елена отдохновения от затворничества в доме брюзгливого
отца и уроков, которые вынуждена была давать младшей сестре, на строптивость и неспособность которой по
временам горько жаловалась, но только при дальнейших посещениях моих Федоровки я в числе и немногих гостей встречал Елену.
«Гостила она у нас, но так как ко
времени сенной и хлебной уборки старый генерал посылал всех дворовых людей, в том числе и кучера, в поле, то прислал за нею карету перед покосом. Пришлось снова биться над уроками упрямой сестры, после которых наставница ложилась на диван с французским романом и папироской, в уверенности, что строгий
отец, строго запрещавший дочерям куренье, не войдет.
— Да вот вам, что значит школа-то, и не годитесь, и пронесут имя ваше яко зло, несмотря на то, что директор нынче все настаивает, чтоб я почаще навертывался на ваши уроки. И будет это скоро, гораздо прежде, чем вы до моих лет доживете. В наше-то
время отца моего учили, что от трудов праведных не наживешь палат каменных, и мне то же твердили, да и мой сын видел, как я не мог отказываться от головки купеческого сахарцу; а нынче все это двинулось, пошло, и школа будет сменять школу. Так, Николай Степанович?