Стародум. А! Сколь великой душе надобно быть в государе, чтоб стать на стезю истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению
души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Неточные совпадения
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной
человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то, что вселило в
душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его не говорил да, когда
душа его чувствовала нет.
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей
душу, и будешь
человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
Правдин. Вы говорите истину. Прямое достоинство в
человеке есть
душа…
Тут увидел я, что между
людьми случайными и
людьми почтенными бывает иногда неизмеримая разница, что в большом свете водятся премелкие
души и что с великим просвещением можно быть великому скареду.
Софья. Так поэтому надобно, чтоб всякий порочный
человек был действительно презрения достоин, когда делает он дурно, знав, что делает. Надобно, чтоб
душа его очень была низка, когда она не выше дурного дела.
Стародум. Как! А разве тот счастлив, кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен ни был,
душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе
человека, который бы всю свою знатность устремил на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся
душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот, кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
Стародум. И не дивлюся: он должен привести в трепет добродетельную
душу. Я еще той веры, что
человек не может быть и развращен столько, чтоб мог спокойно смотреть на то, что видим.
Стародум. Как понимать должно тому, у кого она в
душе. Обойми меня, друг мой! Извини мое простосердечие. Я друг честных
людей. Это чувство вкоренено в мое воспитание. В твоем вижу и почитаю добродетель, украшенную рассудком просвещенным.
Стародум. Слушай, друг мой! Великий государь есть государь премудрый. Его дело показать
людям прямое их благо. Слава премудрости его та, чтоб править
людьми, потому что управляться с истуканами нет премудрости. Крестьянин, который плоше всех в деревне, выбирается обыкновенно пасти стадо, потому что немного надобно ума пасти скотину. Достойный престола государь стремится возвысить
души своих подданных. Мы это видим своими глазами.
С тайным, захватывающим дыхание ужасом счастья видел он, что работа чистого гения не рушится от пожара страстей, а только останавливается, и когда минует пожар, она идет вперед, медленно и туго, но все идет — и что в
душе человека, независимо от художественного, таится другое творчество, присутствует другая живая жажда, кроме животной, другая сила, кроме силы мышц.
— Тайна что? Все есть тайна, друг, во всем тайна Божия. В каждом дереве, в каждой былинке эта самая тайна заключена. Птичка ли малая поет, али звезды всем сонмом на небе блещут в ночи — все одна эта тайна, одинаковая. А всех большая тайна — в том, что
душу человека на том свете ожидает. Вот так-то, друг!
Неточные совпадения
Переход от страха к радости, от низости к высокомерию довольно быстр, как у
человека с грубо развитыми склонностями
души.
Городничий. А уж я так буду рад! А уж как жена обрадуется! У меня уже такой нрав: гостеприимство с самого детства, особливо если гость просвещенный
человек. Не подумайте, чтобы я говорил это из лести; нет, не имею этого порока, от полноты
души выражаюсь.
— Смотрел я однажды у пруда на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один
человек обладает
душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно;
душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
Сидя на скамьях семинарии, он уже начертал несколько законов, между которыми наиболее замечательны следующие:"всякий
человек да имеет сердце сокрушенно","всяка
душа да трепещет"и"всякий сверчок да познает соответствующий званию его шесток".
Человек так свыкся с этими извечными идолами своей
души, так долго возлагал на них лучшие свои упования, что мысль о возможности потерять их никогда отчетливо не представлялась уму.