Неточные совпадения
Андрюшина хрестоматия была несомненно-толстая, ее распирало Багровым-внуком и Багровым-дедом, и лихорадящей матерью, дышащей прямо в грудь ребенку, и всей безумной
любовью этого ребенка, и ведрами рыбы, ловимой дурашливым молодым отцом, и «Ты опять не спишь?» — Николенькой, и всеми теми гончими и борзыми, и всеми лирическими
поэтами России.
К Морю было: море +
любовь к нему Пушкина, море +
поэт, нет! —
поэт + море, две стихии, о которых так незабвенно — Борис Пастернак...
И после них на свете нет следа, // Как от
любви поэта безнадежной, // Как от мечты, которой никогда // Он не открыл вниманью дружбы нежной. // И ты, чья жизнь как беглая звезда // Промчалася неслышно между нами, // Ты мук своих не выразишь словами; // Ты не хотел насмешки выпить яд, // С улыбкою притворной, как Сократ; // И, не разгадан глупою толпою, // Ты умер чуждый жизни… Мир с тобою!
Неточные совпадения
Замечу кстати: все
поэты — //
Любви мечтательной друзья. // Бывало, милые предметы // Мне снились, и душа моя // Их образ тайный сохранила; // Их после муза оживила: // Так я, беспечен, воспевал // И деву гор, мой идеал, // И пленниц берегов Салгира. // Теперь от вас, мои друзья, // Вопрос нередко слышу я: // «О ком твоя вздыхает лира? // Кому, в толпе ревнивых дев, // Ты посвятил ее напев?
Зато и пламенная младость // Не может ничего скрывать. // Вражду,
любовь, печаль и радость // Она готова разболтать. // В
любви считаясь инвалидом, // Онегин слушал с важным видом, // Как, сердца исповедь любя, //
Поэт высказывал себя; // Свою доверчивую совесть // Он простодушно обнажал. // Евгений без труда узнал // Его
любви младую повесть, // Обильный чувствами рассказ, // Давно не новыми для нас.
Поклонник славы и свободы, // В волненье бурных дум своих, // Владимир и писал бы оды, // Да Ольга не читала их. // Случалось ли
поэтам слезным // Читать в глаза своим любезным // Свои творенья? Говорят, // Что в мире выше нет наград. // И впрямь, блажен любовник скромный, // Читающий мечты свои // Предмету песен и
любви, // Красавице приятно-томной! // Блажен… хоть, может быть, она // Совсем иным развлечена.
Друзья мои, что ж толку в этом? // Быть может, волею небес, // Я перестану быть
поэтом, // В меня вселится новый бес, // И, Фебовы презрев угрозы, // Унижусь до смиренной прозы; // Тогда роман на старый лад // Займет веселый мой закат. // Не муки тайные злодейства // Я грозно в нем изображу, // Но просто вам перескажу // Преданья русского семейства, //
Любви пленительные сны // Да нравы нашей старины.
И поделом: в разборе строгом, // На тайный суд себя призвав, // Он обвинял себя во многом: // Во-первых, он уж был неправ, // Что над
любовью робкой, нежной // Так подшутил вечор небрежно. // А во-вторых: пускай
поэт // Дурачится; в осьмнадцать лет // Оно простительно. Евгений, // Всем сердцем юношу любя, // Был должен оказать себя // Не мячиком предрассуждений, // Не пылким мальчиком, бойцом, // Но мужем с честью и с умом.