— Так подите и укусите его от меня! — хохочу я, как безумная, и так ужасно разеваю рот, что проходившие мимо полковые барыни отскакивают от меня, как от
дикой лошади, которая собралась лягаться.
Керим все еще стоял там, скрестив руки на груди. Его поза выражала лишь беспечную удаль, но глаза метали молнии… Ноздри тонкого носа и губы трепетали, как у
дикой лошади. Никакого оружия не было у него в руках… Кинжалы оставались заткнутыми за пояс.
Я вспомнил, что, выходя из дома, он велел оседлать себе лошадь. Он был отличный ездок — и умел, гораздо раньше г. Рери, укрощать самых
диких лошадей.
Здесь я переживал далекое прошлое, объезжал, как простой табунщик, неуков,
диких лошадей, прямо у табуна охотился в угон за волком с одной плетью. Бывало:
Молодой человек отступил и с недоумением посмотрел на
дикую лошадь, которая вся дрожала как лист, храпела от злости и дико поводила налившимися кровью глазами, поминутно оседая на задние ноги и приподымая передние, словно собираясь рвануться на воздух и унесть вместе с собою обоих вожатых своих.
— Это мой Гритлих объезжает
дикую лошадь, которую мне прислали недавно из Нотебурга [Ныне крепость Шлиссельбург, основана в 1324 году князем Юрием Даниловичем и названа «Орешком» по кругловатости острова, на котором она построена. Ливонцы, завладевшие ею, назвали ее Нотебургом.]. Четыре сильных конюха насилу довели ее, а он один управляется с нею. Браво!.. Браво…
Неточные совпадения
Воз был увязан. Иван спрыгнул и повел за повод добрую, сытую
лошадь. Баба вскинула на воз грабли и бодрым шагом, размахивая руками, пошла к собравшимся хороводом бабам. Иван, выехав на дорогу, вступил в обоз с другими возами. Бабы с граблями на плечах, блестя яркими цветами и треща звонкими, веселыми голосами, шли позади возов. Один грубый,
дикий бабий голос затянул песню и допел ее до повторенья, и дружно, в раз, подхватили опять с начала ту же песню полсотни разных, грубых и тонких, здоровых голосов.
Что-то такое он представлял себе в езде на степной
лошади дикое, поэтическое, из которого ничего не выходило; но наивность его, в особенности в соединении с его красотой, милою улыбкой и грацией движений, была очень привлекательна. Оттого ли, что натура его была симпатична Левину, или потому, что Левин старался в искупление вчерашнего греха найти в нем всё хорошее, Левину было приятно с ним.
Нам должно было спускаться еще верст пять по обледеневшим скалам и топкому снегу, чтоб достигнуть станции Коби.
Лошади измучились, мы продрогли; метель гудела сильнее и сильнее, точно наша родимая, северная; только ее
дикие напевы были печальнее, заунывнее. «И ты, изгнанница, — думал я, — плачешь о своих широких, раздольных степях! Там есть где развернуть холодные крылья, а здесь тебе душно и тесно, как орлу, который с криком бьется о решетку железной своей клетки».
Но когда выехали они за ворота, она со всею легкостию
дикой козы, несообразной ее летам, выбежала за ворота, с непостижимою силою остановила
лошадь и обняла одного из сыновей с какою-то помешанною, бесчувственною горячностию; ее опять увели.
Приезжаете на станцию, конечно в плохую юрту, но под кров, греетесь у очага, находите летом
лошадей, зимой оленей и смело углубляетесь, вслед за якутом, в
дикую, непроницаемую чащу леса, едете по руслу рек, горных потоков, у подошвы гор или взбираетесь на утесы по протоптанным и — увы! где романтизм? — безопасным тропинкам.