Неточные совпадения
— Она, кажется, была в беседке на последней аллее. Следовало бы ее позвать. А, впрочем, это дело Нюши. Кому же, как
не нашей Гореловой позаботиться о её подруге?.. Боюсь, как бы
не досталось
Миле… Жаль ее… Она и так ходит какая-то грустная все последнее время.
Хотя Нюша Горелова, закадычная «на жизнь и на смерть» подруга молоденькой сербки Милицы Петрович, могла бы многое что рассказать, но она скорее даст отрезать себе язык, нежели выдаст подругу.
Не скажет она, где её
Миля,
не скажет ни за что!
Но никакие заботы, никакое сердечное расположение этих
милых девушек
не смогут заменить ей, Милице, хоть один час (хотя бы один только) пребывания её там, на родном берегу тихого Дуная, под родительским кровом
милого, маленького, белого домика, среди дорогих, близких сердцу!
— A я замечталась опять, Нюша, прости,
милая! — Сине-бархатные глаза Милицы теплятся лаской в надвигающихся сумерках июльского вечера; такая же ласковая улыбка, обнажающая крупные, белые, как мыльная пена, зубы девушки, играет сейчас на смуглом, красивом лице, озаренном ею, словно лучом солнца. Так мила и привлекательна сейчас эта серьезная, всегда немного грустная Милица, что Нюша, надувшаяся было на подругу, отнюдь
не может больше сердиться на нее и с легким криком бросается на грудь Милицы.
— Она права, млада сербка права, mesdames, — первая подняла голос Наля Стремлянова, — рано еще объявлена, a объявят ее — так разве же
не можем мы быть уверены в несомненной победе наших? Ведь, защищая обиженных братьев-славян, поднимет оружие наша
милая родина, голубушка-Россия. Так говорили мне мои братья, мой отец, все старшие. Так неужели же Господь
не поможет нам победить зазнавшегося врага?
— Вы
не сумлевайтесь, маменька, молитесь покрепче, да частицу о здравии раба Божьего Дмитрия вынимайте каждое воскресенье. Вот и
помилует меня Господь Бог от вражеской пули.
Письмо от Милицы, от
милой, дорогой сестры, с которой его разлучила судьба, но с которой он
не прерывал переписки и которую любит так братски-нежно!
Его собственная
милая семья, семья Иоле,
не выходит из погреба-землянки, вырытой в глубине сада.
Забыта была тетя Родайка, от которой она отбилась в толпе y собора… Забыто на миг тяжелое разочарование невозможности уехать к себе на родину… Только и было сейчас думы, что о Нем, Государе, Державном Отце могучей страны и о самой стране, о
милой России, которой она, Милица, теперь же,
не задумываясь ни на минуту, отдала бы жизнь… О, если бы она могла умереть за них обоих, если б могла!
Он долго
не соглашался, этот
милый капитан.
— Ну, вот и прекрасно. Как ваше имя, позвольте узнать? Вы еще
не назвали себя,
милая барышня.
— A ты дите наше
не смущай, — поднял голос Онуфриев, — они y нас за
милую душу и к сухарю и к сырой водице ключевой, во как, привыкли… Послушай, дите, — обратился он уже непосредственно к Милице, — припасена y меня бутылочка молока в сумке, старая галичанка дала, как мимо деревни ихней проходили… Так выпей, малыш, на доброе здоровье.
— Эх, дите малое уходили… Дьяволы, a
не люди… Гнались-то, почитай, за две версты… Нам-то видно было да стрелять нельзя: несподручно открывать прикрытие. Ну, да никто, как Бог. A Гореньку вызволим… Нечего и говорить, что
не оставим. Наш капитан
не таковский, чтобы
не выручить. И взашей накладет обидчикам так тебе любо, что только держись! Идем к нему, дите. Давай, снесу на руках за
милую душу.
В один миг, в одну секунду промелькнула перед ним с быстротой молнии все небольшое прошлое его жизни: потеря родителей… заботы о нем сестры… гимназия, встреча с Милицей… их совместный побег на войну, совместная же разведочная служба… И опять Милица,
милая Милица, с её замкнутым, серьезным
не по летам лицом, с её синими глазами, и задумчивыми и энергичными в одно и то же время.
— Нет,
не они, a ты, ты, Мила… Это была ты… В ту минуту, когда я почувствовал, что жизнь кончается, что я умру, погибну, расстрелянный этими людьми — передо мной предстал, как живой, твой
милый образ… И тогда я понял, что ты — самое дорогое для меня существо в мире и что я люблю тебя, как самого дорогого друга на земле, как самую дорогую сестру… И я никогда, никогда
не забуду этой минуты, Милочка… Никогда
не забуду…
Но Иоле
не дожил до этой славной победы родного юнакского войска. Под холодным покровом глубокого озера, рядом с исковерканными пушками, молодецки спасенными им от рук неприятеля, покоился Иоле, покоился сном героя, погибшего за честь и свободу своей
милой родины…
— Митенька! Дите
милое! Да откуда же это тебя Господ принес? A мы уж думали промеж себя: сгинул, погиб, помер наш Митенька. Горя и то сам
не свой был, — ронял дрожащим голосом Онуфриев.
—
Не Игорь, a Ольга… Ольга Корелина, родная сестра Гори, — отвечает ласковый голос, и нежные мягкие руки сестры милосердия любовно и ласково гладят юную черненькую головку, резко выделяющуюся среди белых наволочек. —
Милая девушка, я знаю все… Вам
не имеет смысла скрывать от меня что-либо… — звучит так ласково и просто голос Ольги Корелиной.
Милая Милица, зачем вам было насиловать свою женскую природу и выбирать себе подвиг, по которому безусловно
не может и
не должна идти женщина, на который y нее
не хватит сил?
Неточные совпадения
Городничий (вытянувшись и дрожа всем телом).
Помилуйте,
не погубите! Жена, дети маленькие…
не сделайте несчастным человека.
Аммос Федорович.
Помилуйте, как можно! и без того это такая честь… Конечно, слабыми моими силами, рвением и усердием к начальству… постараюсь заслужить… (Приподымается со стула, вытянувшись и руки по швам.)
Не смею более беспокоить своим присутствием.
Не будет ли какого приказанья?
Анна Андреевна.
Помилуйте, я никак
не смею принять на свой счет… Я думаю, вам после столицы вояжировка показалась очень неприятною.
Почтмейстер. Нет, о петербургском ничего нет, а о костромских и саратовских много говорится. Жаль, однако ж, что вы
не читаете писем: есть прекрасные места. Вот недавно один поручик пишет к приятелю и описал бал в самом игривом… очень, очень хорошо: «Жизнь моя,
милый друг, течет, говорит, в эмпиреях: барышень много, музыка играет, штандарт скачет…» — с большим, с большим чувством описал. Я нарочно оставил его у себя. Хотите, прочту?
— У нас уж колос сыпется, // Рук
не хватает,
милые…