Неточные совпадения
И особенно теперь, когда темная туча собралась над родной стороной, когда последней угрожает страшная опасность от руки более могущественной и сильной соседки-Австрии, после этого несчастного убийства в Сараеве австрийского наследника престола эрцгерцога Франца Фердинанда, [15 июня 1914 г. в Сараеве, городке, принадлежащем по аннексии Австрии и населенном по большей части сербами, были выстрелами из револьвера убиты эрцгерцог Франц Фердинанд с супругой.] убийства, подготовленного и проведенного какими-то ненавидящими австрийскую власть безумцами, и которое австрийцы целиком приписывают едва ли не всему
сербскому народу!
Когда же появились в газетах несправедливые, жестокие требования, предъявленные ожесточенной Австрией маленькому
Сербскому королевству за Сараевское убийство, на которые всё-таки почти согласилась Сербия, и которые, однако, не умиротворили Австрию, — все еще раз поняли, что война неизбежна.
Старшие сестры Милицы, которой еще не было тогда и на свете, Зорка и Селена, теперь уже далеко немолодые женщины, имеющие уже сами взрослых детей, получили образование в петербургских институтах. Старший брат её, Танасио, давно уже поседевший на
сербской военной службе, окончил петербургское артиллерийское училище. И ее, маленькую Милицу, родившуюся больше, чем двадцать лет спустя после турецкой войны, тоже отдали в петербургский институт, как только ей исполнилось десять лет от роду.
На противоположном берегу реки, в какой-нибудь версте расстояния всего лишь от Белграда, стоит могущественная, сильная крепость австрийцев Землин, с дулами орудий, зловеще выглядывающими из амбразур её и направленными на
сербскую столицу, утонувшую в зелени изумрудных виноградников и в кущах тенистых каштанов и тутовых садов.
Австрийское правительство, всегда весьма недоброжелательно относившееся к славянам, обвинило теперь в этом убийстве тех, кто совершенно не повинен в ужасном кровавом деле и представило
сербскому правительству карающие за это убийство условия, такие несправедливые и жестокие, которые другое государство отвергло бы с негодованием и возмущением.
И вот, из этой газеты уже известно о нападении австрийцев на
сербское судно…
— Завтра, mesdames, молебен будет, — перебивая Налю, говорит её подруга Верочка, — молебен о ниспослании победы
сербскому оружию, y нас в церкви, я слышала, как инспектриса говорила нашей Кузьмичихе.
Старуха отлично сознавала, что не на радость отправит она туда свою Милицу, что пребывание в обстреливаемом тяжелыми австрийскими пушками городе, чрезвычайно опасно для жизни обитателей
сербской столицы.
— Что и говорить. Живио им, братцы! Скричим им живио! Всей артелью скричим, — подхватывает третий… И прежде, нежели могла этого ждать стоявшая y окна Милица, могучие перекаты «живио», этого родного её сердцу
сербского ура, огласили улицы…
A вечером она провожала своих одноплеменников
сербских офицеров, уезжавших на театр военных действий.
Эта огромная толпа народа запрудила Невский, двигаясь по направлению Николаевского вокзала, откуда должны были отправиться на родину
сербский полковник Михайлевич и капитан Львович, [Фамилии изменены.] жившие до сих пор в России.
Здесь, затерянная в толпе, прислонившись к стене платформы, она издали следила большими пламенными глазами за чествованием русскими манифестантами её одноплеменников-сербов. Ей было видно, как толпа на руках внесла обоих офицеров на дебаркадер под крики «живио» и под пение
сербского гимна.
Тогда один из
сербских офицеров сделал движение рукой, призывая к молчанию толпу. И когда все стихло на дебаркадере вокзала, капитан Львович начал...
— Наше маленькое королевство счастливо иметь такую великодушную и могучую сестру, дорогую каждому нашему
сербскому сердцу — Россию.
Милица поднялась на цыпочки, с трудом подняла руку, в которой осторожно до сих пор сжимала нежные стебли купленных ею цветов и, взмахнув ими, бросила свой скромный букетик в ту сторону, где под пение гимна толпа качала на руках
сербских офицеров.
Сноп света из прожектора, направленный с реки, в тот же миг снова осветил берег Дуная с вырытыми на нем в одном месте траншеями, где чудесно укрытая от глаз неприятеля, хозяйничавшего y себя в крепости Землине в версте расстояния через реку, на противоположном берегу Дуная, находилась
сербская батарея.
И опять ахнула тяжелая пушка… Теперь снаряд упал почти рядом с крайним орудием
сербской батареи и один из находившихся около зарядного ящика артиллеристов, их числа орудийной прислуги, тяжело охнув, стал медленно опускаться на землю. Несчастному снесло половину плеча и руку осколком снаряда. Иоле вздрогнул всем телом и метнулся, было, вперед...
Вдесятеро больше, чем здешних, славных
сербских юнаков.
Открыть огонь значило бы обнаружить точное присутствие на берегу
сербских пушек и дать возможность более верного прицела врагу.
Думал о том, сколько людей еще перебьют австрийские снаряды, пока свои родные
сербские пушки не пустят ко дну дерзкий пароход.
Иоле знает отлично его расположение, знает, что неподалеку от него торчит остов недавно затонувшего их же
сербского небольшого парохода.
Он y затонувшего
сербского пароходика.
Появились национальные и
сербские флаги.
Ведь готовы же славные русские богатыри защитить их меньшого брата — отважный
сербский народ.
Но и тут Милица утешала себя мыслью, что, когда, даст Бог, окончится со славой для русско-сербского союзнического оружия война и вернется она домой, — отец, узнав побуждение, толкнувшее ее на поле военных действий, не станет бранить и упрекать свою Милицу…
Боже Сильный, Ты спасаешь нас от злобы и врагов
И народ свой сохраняешь от злых бед и злых оков,
И твоей великой славой осчастливлен весь народ.
Боже Сильный! Боже Правый! Сохрани Ты
сербский род.
Сильные мужские голоса с каким-то захватывающим выражением, глубоким и прочувственным, произносят эти хорошо знакомые каждому
сербскому сердцу слова народной песни-молитвы.
Под сенью могучих дубов, густым лесом по широкой дороге движутся
сербские полки: конница, пехота, артиллерия.
Смелые юнаки-кавалеристы уже пробрались в кукурузные поля и, благодаря прекрасному прикрытию, сумели подойти к самому лагерю австрийцев, успевших переброситься через Дрин и проникнут в
Сербскую землю.
С объявлением Австрией войны России, два корпуса были отозваны в Галицию, но и оставшееся здесь число австрийского войска во много раз превосходит своей численностью храброй маленькой
сербской армии.
Однако, несмотря на свое превосходство, австрийцы не спешили вторгнуться в пределы Сербии. Несколько раз пытались они переправиться через Дунай и Саву, но каждый раз были доблестно отражаемы
сербскими удальцами.
Тогда главнокомандующий
сербской армией, престолонаследник
сербский и старший сын престарелого короля Петра, королевич Александр, быстро двинул навстречу дерзкому врагу свои отважные дружины.
Но чтобы перебросить с одного пункта королевства на другой славные
сербские войска потребовалось немало времени.
Иоле знал, что y Танасио не может быть легко на сердце. Ведь дома y брата осталась любимая жена Милена и четверо мал мала меньше ребят, его, Иолиных, племянников и племянниц. A ведь, Бог знает, что ожидало их отряд впереди… Бог знает, сколько пройдет еще времени, пока подоспеет к ним на помощь
сербское войско. И как долго придется принимать своей грудью удары многочисленного врага!
A за ними далеко — синяя же река. И над ними синело все в осенних мягких тонах высокое небо… Они были еще там, далеко, в нескольких верстах от позиций, занятых передовым
сербским отрядом, но по этой медленно придвигающейся огромной массе артиллерии, пехоты и конницы можно было угадать, какая страшная сила готовилась обрушиться на ничтожный по численности
сербский передовой отряд.
Это
сербские разведчики сталкивались с австрийскими кавалеристами, разбросавшими во все стороны свои конные отряды.
Последний придвинулся значительно ближе к
сербским позициям.
Им, с утроенным ожесточением, отвечали австрийские мортиры и гаубицы, защелкали, затрещали пулеметы и целый дождь свинца полился на головы передового
сербского отряда, защищающего свои позиции.
Поняли ли австрийцы или они угадали о малочисленности противника, но только орудия их теперь ахали непрерывно, a синяя лавина перекатывалась все чаще и чаще, все ближе и ближе передвигая свои окопы к
сербским позициям.
Дым не рассеивался ни на минуту. В его густых облаках работали теперь
сербские артиллеристы.
Все меньшее и меньшее число
сербских орудий отвечало неумолкавшим тяжелым австрийским пушкам. И соседняя с батареей Петровича артиллерийская часть тоже значительно понизила свой грозный голос.
Австрийские орудия прекратили артиллерийскую дуэль, но зато синяя лавина кавалерии и пехоты с диким, потрясающим криком неслась прямо на
сербские позиции…
Синяя лавина, уничтожив защитников
сербских траншей, уже вкатывалась на гору, уже вливалась в голову батареи…
— Сдавайтесь! Сдавайтесь! — закричал ломанным
сербским языком ведущий нападение австрийский офицер.
И юноша, осенив себя крестным знаменем, рванулся к обоим уцелевшим орудиям, стоявшим одно близ другого. Это было как раз вовремя, потому что австрийцы уже с оглушительными криками, со штыками наперевес, ворвались в
сербские траншеи. Грянул револьверный выстрел и над самой головою Иоле прожужжала неприятельская пуля…
Под отчаянно смелым натиском немногочисленного героического
сербского войска австрийцы принуждены были отступить, обратиться в позорное бегство.
Ведь в жилах Милицы Петрович текла кровь
сербских храбрецов-юнаков, кровь ее отца-героя, ее братьев, отличающихся в битвах на полях родной страны.