Завязалась веселая возня… Васса металась по зале, кидалась то в одну, то в другую сторону и старалась во что бы то ни стало выхватить из
длинной вереницы «наседки» хотя бы одного «цыпленка». Но ловкая, быстрая, разрумянившаяся, как персик, Оня не зевала. Тщательно охраняя своих «деток», она тоже кидалась вправо и влево, предупреждая каждое движение «коршуна».
Неточные совпадения
В черном подряснике с тускло поблескивающим шитьем епитрахили и наперстным крестом на груди отец Модест, еще более бледный и усталый, нежели зимой на уроках, проходит туда, где таинственно сверкает золотом застежек Евангелие и крест на аналое в темном углу клироса. И сразу потянулись
длинной серой
вереницей старушки-богаделенки на исповедь, за темные ширмочки, к отцу Модесту.
В двери ему было видно, как по зале, сплетясь руками, взад и вперед ходили
длинною вереницею розовые, белые, палевые и голубые барышни, то прекоренастые и приземистые, то высокие и роскошные, а около них ходили два кавалера, один в панталонах навыпуск, другой по-законному, в сапоги.
Белка тотчас же вскакивала и опять, бывало, пускалась, ковыляя, за
длинной вереницей собак, провожавших какую-нибудь Жучку.
Неточные совпадения
В час, когда вечерняя заря тухнет, еще не являются звезды, не горит месяц, а уже страшно ходить в лесу: по деревьям царапаются и хватаются за сучья некрещеные дети, рыдают, хохочут, катятся клубом по дорогам и в широкой крапиве; из днепровских волн выбегают
вереницами погубившие свои души девы; волосы льются с зеленой головы на плечи, вода, звучно журча, бежит с
длинных волос на землю, и дева светится сквозь воду, как будто бы сквозь стеклянную рубашку; уста чудно усмехаются, щеки пылают, очи выманивают душу… она сгорела бы от любви, она зацеловала бы…
Водовозы
вереницами ожидали своей очереди, окружив фонтан, и, взмахивая черпаками-ведрами на
длинных шестах над бронзовыми фигурами скульптора Витали, черпали воду, наливая свои бочки.
Еще с начала вечера во двор особняка въехало несколько ассенизационных бочек, запряженных парами кляч, для своей работы, которая разрешалась только по ночам. Эти «ночные брокары», прозванные так в честь известной парфюмерной фирмы, открывали выгребные ямы и переливали содержимое черпаками на
длинных рукоятках и увозили за заставу. Работа шла. Студенты протискивались сквозь
вереницы бочек, окруживших вход в общежитие.
И каждый раз в те часы, когда мы веселой ватагой проходили к Тетереву и обратно, приютянки в
длинных белых накрахмаленных капорах, совершенно скрывавших их лица, чинно и тихо кружились
вереницами по площадке…
На 303-й версте общество вышло из вагонов и
длинной пестрой
вереницей потянулось мимо сторожевой будки, по узкой дорожке, спускающейся в Бешеную балку… Еще издали на разгоряченные лица пахнуло свежестью и запахом осеннего леса… Дорожка, становясь все круче, исчезала в густых кустах орешника и дикой жимолости, которые сплелись над ней сплошным темным сводом. Под ногами уже шелестели желтые, сухие, скоробившиеся листья. Вдали сквозь пустую сеть чащи алела вечерняя заря.