Неточные совпадения
Словом, Сторешников с каждым
днем все тверже думал жениться, и через неделю, когда Марья Алексевна, в воскресенье, вернувшись от поздней обедни,
сидела и обдумывала, как ловить его, он сам явился с предложением. Верочка не выходила из своей комнаты, он мог говорить только с Марьею Алексевною. Марья Алексевна, конечно, сказала, что она с своей стороны считает себе за большую честь, но, как любящая мать, должна узнать мнение дочери и просит пожаловать за ответом завтра поутру.
Мать перестала осмеливаться входить в ее комнату, и когда Верочка
сидела там, то есть почти круглый
день, ее не тревожили.
Раз пять или шесть Лопухов был на своем новом уроке, прежде чем Верочка и он увидели друг друга. Он
сидел с Федею в одном конце квартиры, она в другом конце, в своей комнате. Но
дело подходило к экзаменам в академии; он перенес уроки с утра на вечер, потому что по утрам ему нужно заниматься, и когда пришел вечером, то застал все семейство за чаем.
— Друг мой, миленький мой, как я рада, что опять с тобою, хоть на минуточку! Знаешь, сколько мне осталось
сидеть в этом подвале? Твои
дела когда кончатся? к 10-му июля кончатся?
— Так теперь мне осталось
сидеть в подвале только 72
дня, да нынешний вечер. Я один
день уж вычеркнула, — ведь я сделала табличку, как делают пансионерки и школьники, и вычеркиваю
дни. Как весело вычеркивать!
— Мой миленький, только 66
дней мне здесь
сидеть.
— Скоро? Нет, мой милый. Ах какие долгие стали
дни! В другое время, кажется, успел бы целый месяц пройти, пока шли эти три
дня. До свиданья, мой миленький, нам ведь не надобно долго говорить, — ведь мы хитрые, — да? — До свиданья. Ах, еще 66
дней мне осталось
сидеть в подвале!
— Ах, какой ты! Все мешаешь. Ты слушай,
сиди смирно. Ведь тут, мне кажется, главное то, чтобы с самого начала, когда выбираешь немногих, делать осмотрительно, чтобы это были в самом
деле люди честные, хорошие, не легкомысленные, не шаткие, настойчивые и вместе мягкие, чтобы от них не выходило пустых ссор и чтобы они умели выбирать других, — так?
После обеда
сидит еще с четверть часа с миленьким, «до свиданья» и расходятся по своим комнатам, и Вера Павловна опять на свою кроватку, и читает, и нежится; частенько даже спит, даже очень часто, даже чуть ли не наполовину
дней спит час — полтора, — это слабость, и чуть ли даже не слабость дурного тона, но Вера Павловна спит после обеда, когда заснется, и даже любит, чтобы заснулось, и не чувствует ни стыда, ни раскаяния в этой слабости дурного тона.
Что ж это, в самом
деле? да, как будто не нужно?. «как будто», а кто знает? нет, нельзя оставить «миленького» одного, мало ли что может случиться? да, наконец, пить захочет, может быть, чаю захочет, ведь он деликатный, будить не станет, значит, и нельзя не
сидеть подле него.
В первое время замужества Веры Павловны Кирсанов бывал у Лопуховых очень часто, почти что через
день, а ближе сказать, почти что каждый
день, и скоро, да почти что с первого же
дня, стал чрезвычайно дружен с Верою Павловною, столько же, как с самим Лопуховым. Так продолжалось с полгода. Однажды они
сидели втроем: он, муж и она. Разговор шел, как обыкновенно, без всяких церемоний; Кирсанов болтал больше всех, но вдруг замолчал.
— А какое влияние имеет на человека заботливость других, — сказал Лопухов: — ведь он и сам отчасти подвергается обольщению, что ему нужна, бог знает, какая осторожность, когда видит, что из — за него тревожатся. Ведь вот я мог бы выходить из дому уже
дня три, а все продолжал
сидеть. Ныне поутру хотел выйти, и еще отложил на
день для большей безопасности.
А между этих
дел он
сидит, болтает с детьми; тут же несколько девушек участвуют в этом разговоре обо всем на свете, — и о том, как хороши арабские сказки «Тысяча и одна ночь», из которых он много уже рассказал, и о белых слонах, которых так уважают в Индии, как у нас многие любят белых кошек: половина компании находит, что это безвкусие, — белые слоны, кошки, лошади — все это альбиносы, болезненная порода, по глазам у них видно, что они не имеют такого отличного здоровья, как цветные; другая половина компании отстаивает белых кошек.
Но вот Вера Павловна кончила свои
дела, она возвращается с ним домой к чаю, и они долго
сидят втроем после чаю; теперь Вера Павловна и Дмитрий Сергеич просидят вместе гораздо больше времени, чем когда не было тут же Кирсанова.
Проходит два
дня. Вера Павловна опять нежится после обеда, нет, не нежится, а только лежит и думает, и лежит она в своей комнате, на своей кроватке. Муж
сидит подле нее, обнял ее, Тоже думает.
А Лопухов еще через два — три
дня, тоже после обеда, входит в комнату жены, берет на руки свою Верочку, несет ее на ее оттоманку к себе: «Отдыхай здесь, мой друг», и любуется на нее. Она задремала, улыбаясь; он
сидит и читает. А она уж опять открыла глаза и думает...
Но когда жена заснула,
сидя у него на коленях, когда он положил ее на ее диванчик, Лопухов крепко задумался о ее сне. Для него
дело было не в том, любит ли она его; это уж ее
дело, в котором и она не властна, и он, как он видит, не властен; это само собою разъяснится, об этом нечего думать иначе, как на досуге, а теперь недосуг, теперь его
дело разобрать, из какого отношения явилось в ней предчувствие, что она не любит его.
Не первый раз он долго
сидел в этом раздумье; уж несколько
дней он видел, что не удержит за собою ее любви.
А главное в том, что он порядком установился у фирмы, как человек дельный и оборотливый, и постепенно забрал
дела в свои руки, так что заключение рассказа и главная вкусность в нем для Лопухова вышло вот что: он получает место помощника управляющего заводом, управляющий будет только почетное лицо, из товарищей фирмы, с почетным жалованьем; а управлять будет он; товарищ фирмы только на этом условии и взял место управляющего, «я, говорит, не могу, куда мне», — да вы только место занимайте, чтобы
сидел на нем честный человек, а в
дело нечего вам мешаться, я буду делать», — «а если так, то можно, возьму место», но ведь и не в этом важность, что власть, а в том, что он получает 3500 руб. жалованья, почти на 1000 руб. больше, чем прежде получал всего и от случайной черной литературной работы, и от уроков, и от прежнего места на заводе, стало быть, теперь можно бросить все, кроме завода, — и превосходно.
— Где ж она? Давайте ее! И вы могли
сидеть здесь целый
день, не отдавая мне ее?
Как он благороден, Саша!» — «Расскажи же, Верочка, как это было?» — «Я сказала ему, что не могу жить без тебя; на другой
день, вчера, он уж уехал, я хотела ехать за ним, весь
день вчера думала, что поеду за ним, а теперь, видишь, я уж давно
сидела здесь».
— Саша, а ведь ты не дал мне договорить о
деле, — начала Вера Павловна, когда они часа через два
сидели за чаем.
Синий чулок с бессмысленною аффектациею самодовольно толкует о литературных или ученых вещах, в которых ни бельмеса не смыслит, и толкует не потому, что в самом
деле заинтересован ими, а для того, чтобы пощеголять своим умом (которого ему не случилось получить от природы), своими возвышенными стремлениями (которых в нем столько же, как в стуле, на котором он
сидит) и своею образованностью (которой в нем столько же, как в попугае).
— И русские правы, что хандрят, — сказала Катерина Васильевна: — какое ж у них
дело? им нечего делать; они должны
сидеть сложа руки. Укажите мне
дело, и я, вероятно, не буду скучать.
— Я одному удивляюсь, — продолжал Бьюмонт на следующий
день (они опять ходили вдоль по комнатам, из которых в одной
сидел Полозов): — я одному удивляюсь, что при таких условиях еще бывают счастливые браки.
— В Пассаж! — сказала дама в трауре, только теперь она была уже не в трауре: яркое розовое платье, розовая шляпа, белая мантилья, в руке букет. Ехала она не одна с Мосоловым; Мосолов с Никитиным
сидели на передней лавочке коляски, на козлах торчал еще третий юноша; а рядом с дамою
сидел мужчина лет тридцати. Сколько лет было даме? Неужели 25, как она говорила, а не 20? Но это
дело ее совести, если прибавляет.