Неточные совпадения
— А вы, Павел Константиныч, что сидите, как пень? Скажите и вы от себя, что и вы как отец ей приказываете слушаться матери, что мать
не станет учить ее
дурному.
— Верочка, слушайся во всем матери. Твоя мать умная женщина, опытная женщина. Она
не станет тебя учить
дурному. Я тебе как отец приказываю.
— Милое дитя мое, — сказала Жюли, вошедши в комнату Верочки: — ваша мать очень
дурная женщина. Но чтобы мне знать, как говорить с вами, прошу вас, расскажите, как и зачем вы были вчера в театре? Я уже знаю все это от мужа, но из вашего рассказа я узнаю ваш характер.
Не опасайтесь меня. — Выслушавши Верочку, она сказала: — Да, с вами можно говорить, вы имеете характер, — и в самых осторожных, деликатных выражениях рассказала ей о вчерашнем пари; на это Верочка отвечала рассказом о предложении кататься.
— Что ж, он хотел обмануть вашу мать, или они оба были в заговоре против вас? — Верочка горячо стала говорить, что ее мать уж
не такая же
дурная женщина, чтобы быть в заговоре. — Я сейчас это увижу, — сказала Жюли. — Вы оставайтесь здесь, — вы там лишняя. — Жюли вернулась в залу.
—
Не правда ли, хорошо? — сказал Михаил Иваныч учителю уже простым голосом и без снимания мерки; ведь
не нужно быть в
дурных отношениях с такими людьми, которые допрашивают ординарцев, — почему ж
не заговорить без претензий с учителем, чтобы он
не сердился?
— Она заметила, что я
не люблю быть в
дурном расположении духа, и шепнула мне такую их тайну, что я
не могу видеть женщину без того, чтобы
не прийти в
дурное расположение, — и потому я избегаю женщин.
— Вы
не можете видеть женщину без того, чтобы
не прийти в
дурное расположение духа? Однако вы
не мастер говорить комплименты.
Теперь, Верочка, эти мысли уж ясно видны в жизни, и написаны другие книги, другими людьми, которые находят, что эти мысли хороши, но удивительного нет в них ничего, и теперь, Верочка, эти мысли носятся в воздухе, как аромат в полях, когда приходит пора цветов; они повсюду проникают, ты их слышала даже от твоей пьяной матери, говорившей тебе, что надобно жить и почему надобно жить обманом и обиранием; она хотела говорить против твоих мыслей, а сама развивала твои же мысли; ты их слышала от наглой, испорченной француженки, которая таскает за собою своего любовника, будто горничную, делает из него все, что хочет, и все-таки, лишь опомнится, находит, что она
не имеет своей воли, должна угождать, принуждать себя, что это очень тяжело, — уж ей ли, кажется,
не жить с ее Сергеем, и добрым, и деликатным, и мягким, — а она говорит все-таки: «и даже мне, такой
дурной, такие отношения дурны».
Я понимаю, как сильно компрометируется Лопухов в глазах просвещенной публики сочувствием Марьи Алексевны к его образу мыслей. Но я
не хочу давать потачки никому и
не прячу этого обстоятельства, столь вредного для репутации Лопухова, хоть и доказал, что мог утаить такую
дурную сторону отношений Лопухова в семействе Розальских; я делаю даже больше: я сам принимаюсь объяснять, что он именно заслуживал благосклонность Марьи Алексевны.
Им, видите ли, обоим думалось, что когда дело идет об избавлении человека от
дурного положения, то нимало
не относится к делу, красиво ли лицо у этого человека, хотя бы он даже был и молодая девушка, а о влюбленности или невлюбленности тут нет и речи.
Я рад был бы стереть вас с лица земли, но я уважаю вас: вы
не портите никакого дела; теперь вы занимаетесь
дурными делами, потому что так требует ваша обстановка, но дать вам другую обстановку, и вы с удовольствием станете безвредны, даже полезны, потому что без денежного расчета вы
не хотите делать зла, а если вам выгодно, то можете делать что угодно, — стало быть, даже и действовать честно и благородно, если так будет нужно.
Дрянные люди
не способны ни к чему; вы только
дурной человек, а
не дрянный человек.
Женщина очень грубая и очень
дурная, она мучила дочь, готова была и убить, и погубить ее для своей выгоды, и проклинала ее, потерпев через нее расстройство своего плана обогатиться — это так; но следует ли из этого, что она
не имела к дочери никакой любви?
У вас, Вера Павловна, злая и
дурная мать; а позвольте вас спросить, сударыня, о чем эта мать заботилась? о куске хлеба: это по — вашему, по — ученому, реальная, истинная, человеческая забота,
не правда ли?
— Будь признательна, неблагодарная.
Не люби,
не уважай. Я злая: что меня любить? Я
дурная: что меня уважать? Но ты пойми, Верка, что кабы я
не такая была, и ты бы
не такая была. Хорошая ты — от меня
дурной; добрая ты — от меня злой. Пойми, Верка, благодарна будь.
А твоя мать человек
дурной, но все-таки человек, ей было нужно, чтобы ты
не была куклой.
После обеда сидит еще с четверть часа с миленьким, «до свиданья» и расходятся по своим комнатам, и Вера Павловна опять на свою кроватку, и читает, и нежится; частенько даже спит, даже очень часто, даже чуть ли
не наполовину дней спит час — полтора, — это слабость, и чуть ли даже
не слабость
дурного тона, но Вера Павловна спит после обеда, когда заснется, и даже любит, чтобы заснулось, и
не чувствует ни стыда, ни раскаяния в этой слабости
дурного тона.
— Конечно, за Максимову и Шеину, которые знали, что со мною было прежде, я была уверена, что они
не станут рассказывать. А все-таки, я думала, что могло как-нибудь со стороны дойти до вас или до других. Ах, как я рада, что они ничего
не знают! А вам все-таки скажу, чтобы вы знали, что какой он добрый. Я была очень
дурная девушка, Вера Павловна.
Вот я так и жила. Прошло месяца три, и много уже отдохнула я в это время, потому что жизнь моя уже была спокойная, и хоть я совестилась по причине денег, но
дурной девушкою себя уж
не считала.
А
дурных сигар он
не мог курить, — ведь он воспитан был в аристократической обстановке.
Если бы вы и он, оба, или хоть один из вас, были люди
не развитые,
не деликатные или
дурные, оно развилось бы в обыкновенную свою форму — вражда между мужем и женою, вы бы грызлись между собою, если бы оба были дурны, или один из вас грыз бы другого, а другой был бы сгрызаем, — во всяком случае, была бы семейная каторга, которою мы и любуемся в большей части супружеств; она, конечно,
не помешала бы развиться и любви к другому, но главная штука была бы в ней, в каторге, в грызении друг друга.
— Он
не замечал того, что должен был заметить, — начал Рахметов спокойным тоном: — это произвело
дурные последствия.
То, что он
не предвидел этого, произошло от пренебрежения, которое обидно для вас, но само по себе вещь безразличная, ни
дурная, ни хорошая; то, что он
не подготовил вас на всякий случай, произошло из побуждения положительно
дурного.
Остальных этот вздор нисколько
не удерживает, а только заставляет хитрить, обманывать, то есть делает действительно
дурными.
К чему эти катастрофы? и все оттого, что у вас, благодаря прежнему
дурному способу его держать вас неприготовленною к этому, осталось понятие: «я убиваю его этим», чего тогда вовсе
не было бы.
Нет, друзья мои, злые,
дурные, жалкие друзья мои, это
не так вам представлялось:
не они стоят слишком высоко, а вы стоите слишком низко.
Но они живут вместе; каждая выходит из дому только, когда ей удобно; поэтому
не бывает того, чтобы в
дурную погоду многие выходили из дому.
— Как вы думаете, что я скажу вам теперь? Вы говорите, он любит вас; я слышал, что он человек неглупый. Почему же вы думаете, что напрасно открывать ему ваше чувство, что он
не согласится? Если бы препятствие было только в бедности любимого вами человека, это
не удержало бы вас от попытки убедить вашего батюшку на согласие, — так я думаю. Значит, вы полагаете, что ваш батюшка слишком
дурного мнения о нем, — другой причины вашего молчания перед батюшкою
не может быть. Так?
Почему же Катерина Васильевна ничего
не говорила отцу? — она была уверена, что это было бы напрасно: отец тогда сказал ей так твердо, а он
не говорит даром. Он
не любит высказывать о людях мнения, которое
не твердо в нем; и никогда
не согласится на брак ее с человеком, которого считает
дурным.