И вы, красотки молодые, // Которых
позднею порой // Уносят дрожки удалые // По петербургской мостовой, // И вас покинул мой Евгений. // Отступник бурных наслаждений, // Онегин дома заперся, // Зевая, за перо взялся, // Хотел писать — но труд упорный // Ему был тошен; ничего // Не вышло из пера его, // И не попал он в цех задорный // Людей, о коих не сужу, // Затем, что к ним принадлежу.
Родина ты моя, родина! Случалось и мне в
позднюю пору проезжать по твоим пустыням! Ровно ступал конь, отдыхая от слепней и дневного жару; теплый ветер разносил запах цветов и свежего сена, и так было мне сладко, и так было мне грустно, и так думалось о прошедшем, и так мечталось о будущем. Хорошо, хорошо ехать вечером по безлюдным местам, то лесом, то нивами, бросить поводья и задуматься, глядя на звезды!
С этого времени образование во всех своих частях пало, а языкознание вовсе уничтожилось. Об этом в корпусе жили предания, не позабытые до той сравнительно
поздней поры, с которой начинаются мои личные воспоминания о здешних людях и порядках.
Неточные совпадения
Любви все возрасты покорны; // Но юным, девственным сердцам // Ее
порывы благотворны, // Как бури вешние полям: // В дожде страстей они свежеют, // И обновляются, и зреют — // И жизнь могущая дает // И пышный цвет, и сладкий плод. // Но в возраст
поздний и бесплодный, // На повороте наших лет, // Печален страсти мертвой след: // Так бури осени холодной // В болото обращают луг // И обнажают лес вокруг.
— Ржи поспели поздно, яровые, почитай, поспевают, уже и
поздние овсы стали мешаться, а пришла
пора сеять.
Действительно, с тех
пор как умерла моя мать, а суровое лицо отца стало еще угрюмее, меня очень редко видели дома. В
поздние летние вечера я прокрадывался по саду, как молодой волчонок, избегая встречи с отцом, отворял посредством особых приспособлений свое окно, полузакрытое густою зеленью сирени, и тихо ложился в постель. Если маленькая сестренка еще не спала в своей качалке в соседней комнате, я подходил к ней, и мы тихо ласкали друг друга и играли, стараясь не разбудить ворчливую старую няньку.
Так мы расстались. С этих
пор // Живу в моем уединенье // С разочарованной душой; // И в мире старцу утешенье // Природа, мудрость и покой. // Уже зовет меня могила; // Но чувства прежние свои // Еще старушка не забыла // И пламя
позднее любви // С досады в злобу превратила. // Душою черной зло любя, // Колдунья старая, конечно, // Возненавидит и тебя; // Но горе на земле не вечно».
Я видел его таким в моем детстве, что случилось много лет
позднее того времени, про которое я рассказываю, — и впечатление страха до сих
пор живо в моей памяти!