Мать убитого, высокая, тощая, с лошадиным лицом, молча, без слёз, торопилась
схоронить сына, — так казалось Артамонову; она всё оправляла кисейный рюш в изголовье гроба, передвигала венчик на синем лбу трупа, осторожно вдавливала пальцами новенькие, рыжие копейки, прикрывавшие глаза его, и как-то нелепо быстро крестилась.
Неточные совпадения
— Эге, любезный сынок; да ты совсем женевский пиэтист стал у меня! — воскликнул, наконец, ощипанный старик и, решив
схоронить в глубине души свои разбитые надежды, взялся сам за воспитание
сына.
С мельчайшими подробностями рассказывали они, как умирала, как томилась моя бедная бабушка; как понапрасну звала к себе своего
сына; как на третий день, именно в день похорон, выпал такой снег, что не было возможности провезти тело покойницы в Неклюдово, где и могилка была для нее вырыта, и как принуждены была
похоронить ее в Мордовском Бугуруслане, в семи верстах от Багрова.
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него были сердито нахмурены.
Хоронили его жена,
сын, собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу:
— Сами посудите, Антон Иваныч, один
сын, и тот с глаз долой: умру — некому и
похоронить.
Сына Н.И. Пастухов обожал, и во всем живом мире не было существа ему более близкого и дорогого, а между тем и
хоронить его старику пришлось при совершенно исключительных условиях.