Неточные совпадения
Я хотела жить,
я хотела
любить, — боже! ведь это не грех, — за что же
ты так наказываешь
меня?
— Садись ко
мне на колени, моя милая Жюли. — Он стал ласкать ее, она успокоилась. — Как
я люблю тебя в такие минуты!
Ты славная женщина. Ну, что
ты не соглашаешься повенчаться со
мною? сколько раз
я просил
тебя об этом! Согласись.
— «А, так это
ты, та Верочка, которая
меня полюбила?» — «Да,
я вас очень
люблю.
— Так, так, Верочка. Всякий пусть охраняет свою независимость всеми силами, от всякого, как бы ни
любил его, как бы ни верил ему. Удастся
тебе то, что
ты говоришь, или нет, не знаю, но это почти все равно: кто решился на это, тот уже почти оградил себя: он уже чувствует, что может обойтись сам собою, отказаться от чужой опоры, если нужно, и этого чувства уже почти довольно. А ведь какие мы смешные люди, Верочка!
ты говоришь: «не хочу жить на твой счет», а
я тебя хвалю за это. Кто же так говорит, Верочка?
Знаешь, мой милый, об чем бы
я тебя просила: обращайся со
мною всегда так, как обращался до сих пор; ведь это не мешало же
тебе любить меня, ведь все-таки мы с
тобою были друг другу ближе всех.
— Не замечал что-то. Впрочем, спросим у него:
ты любил, что ли,
меня, Дмитрий?
— Будь признательна, неблагодарная. Не
люби, не уважай.
Я злая: что
меня любить?
Я дурная: что
меня уважать? Но
ты пойми, Верка, что кабы
я не такая была, и
ты бы не такая была. Хорошая
ты — от
меня дурной; добрая
ты — от
меня злой. Пойми, Верка, благодарна будь.
Это все равно, как если, когда замечтаешься, сидя одна, просто думаешь: «Ах, как
я его
люблю», так ведь тут уж ни тревоги, ни боли никакой нет в этой приятности, а так ровно, тихо чувствуешь, так вот то же самое, только в тысячу раз сильнее, когда этот любимый человек на
тебя любуется; и как это спокойно чувствуешь, а не то, что сердце стучит, нет, это уж тревога была бы, этого не чувствуешь, а только оно как-то ровнее, и с приятностью, и так мягко бьется, и грудь шире становится, дышится легче, вот это так, это самое верное: дышать очень легко.
— Какой
ты добрый,
ты все по-прежнему
любишь меня.
— Да, ласкай
меня, спаси
меня!
мне снился гадкий сон,
мне снилось, что
я не
люблю тебя.
— Милая моя, кого же
ты любишь, как не
меня? Нет, это пустой, смешной сон!
Ласкай
меня, мой миленький, ласкай
меня,
я хочу
любить тебя,
мне нужно
любить!
Я буду
любить тебя, как еще не
любила!
Комната Веры Павловны стоит пустая. Вера Павловна, уж не скрываясь от Маши, поселилась в комнате мужа. «Какой он нежный, какой он ласковый, мой милый, и
я могла вздумать, что не
люблю тебя? Какая
я смешная!»
— Милый мой, зачем
ты целуешь мои руки? ведь
я этого не
люблю.
— Тогда, действительно, они будут
мне приятны.
Я и так
люблю их, но тогда
мне приятнее будет иметь их. Но, Верочка,
ты была задумчива,
ты думала о своем сне. Позволишь ли
ты мне просить
тебя, чтоб
ты побольше рассказала
мне об этом сне, который так напугал
тебя?
— Изволь, мой милый.
Мне снялось, что
я скучаю оттого, что не поехала в оперу, что
я думаю о ней, о Бозио; ко
мне пришла какая-то женщина, которую
я сначала приняла за Бозио и которая все пряталась от
меня; она заставила
меня читать мой дневник; там было написано все только о том, как мы с
тобою любим друг друга, а когда она дотрогивалась рукою до страниц, на них показывались новые слова, говорившие, что
я не
люблю тебя.
Пока
ты хорош и хочешь, чтобы
я любил тебя,
мне очень приятно; нет, —
мне очень жаль, и ступай, куда хочешь, не все ли равно
мне?
«Миленький мой,
ты заработался, все для
меня; какой
ты добрый, как
я люблю тебя», проговорила она сквозь сон.
Понимаешь ли
ты, что если
я люблю этого человека, а
ты требуешь, чтоб
я дал ему пощечину, которая и по — моему и по — твоему вздор, пустяки, — понимаешь ли, что если
ты требуешь этого,
я считаю
тебя дураком и низким человеком, а если
ты заставляешь
меня сделать это,
я убью
тебя или себя, смотря по тому, чья жизнь менее нужна, — убью
тебя или себя, а не сделаю этого?
Почему, например, когда они, возвращаясь от Мерцаловых, условливались на другой день ехать в оперу на «Пуритан» и когда Вера Павловна сказала мужу: «Миленький мой,
ты не
любишь этой оперы,
ты будешь скучать,
я поеду с Александром Матвеичем: ведь ему всякая опера наслажденье; кажется, если бы
я или
ты написали оперу, он и ту стал бы слушать», почему Кирсанов не поддержал мнения Веры Павловны, не сказал, что «в самом деле, Дмитрий,
я не возьму
тебе билета», почему это?
—
Я не хочу обижать
тебя, мой милый,
я хочу
любить тебя.
В этих отрывочных словах, повторявшихся по многу раз с обыкновенными легкими вариациями повторений, прошло много времени, одинаково тяжелого и для Лопухова, и для Веры Павловны. Но, постепенно успокоиваясь, Вера Павловна стала, наконец, дышать легче. Она обнимала мужа крепко, крепко и твердила: «
Я хочу
любить тебя, мой милый,
тебя одного, не хочу
любить никого, кроме
тебя».
— Нет, мой милый,
я хочу
любить тебя и не хочу, не хочу обижать
тебя.
— Мой милый, но ведь
ты так
любишь меня!
— Конечно, Верочка, очень; об этом что говорить. Но ведь мы с
тобою понимаем, что такое любовь. Разве не в том она, что радуешься радости, страдаешь от страданья того, кого
любишь? Муча себя,
ты будешь мучить
меня.
А это будет сказано
тебе на следующих страницах, тотчас же после разговора Рахметова с Верою Павловною; как только он уйдет, так это
я скажу
тебе в конце главы, угадай — ко теперь, что там будет сказано: угадать нетрудно, если
ты имеешь хоть малейшее понятие о художественности, о которой
ты так
любишь толковать, — да куда
тебе!
— Уж очень плох
ты, государь мой, в эстетических рассуждениях, которые так
любишь, — перебиваю
я его: — после этого, по — твоему, — и Маша действующее лицо?
Как он благороден! как
я люблю тебя!
я не могла жить без
тебя!» и потом — что было потом? как они перешли через комнату?
Как долго
ты любил меня, и молчал!
— Вот видишь, мой милый,
я теперь поняла, что именно это возмущает мою гордость. Ведь
ты любил же
меня очень сильно. Отчего же борьба не отразилась на
тебе такими явными признаками? Ведь никто не видел, чтобы
ты бледнел, худел в те месяцы, когда расходился со
мною. Отчего же
ты выносил это так легко?
Так
любить, как
я, и не понимать, пока
ты сама не растолковала!
Но, серьезно, знаешь ли, что
мне кажется теперь, мой милый: если моя любовь к Дмитрию не была любовью женщины, уж развившейся, то и он не
любил меня в том смысле, как мы с
тобою понимаем это.
— Да, — говорит царица, —
ты хотела знать, кто
я,
ты узнала.
Ты хотела узнать мое имя, у
меня нет имени, отдельного от той, которой являюсь
я, мое имя — ее имя;
ты видела, кто
я. Нет ничего выше человека, нет ничего выше женщины.
Я та, которой являюсь
я, которая
любит, которая любима.
—
Ты видишь себя в зеркале такою, какая
ты сама по себе, без
меня. Во
мне ты видишь себя такой, какою видит
тебя тот, кто
любит тебя. Для него
я сливаюсь с
тобою. Для него нет никого прекраснее
тебя: для него все идеалы меркнут перед
тобою. Так ли?
— «Катенька, за что они больше
любят тебя, чем
меня?» — «От
меня меньше достается им, чем от
тебя».
— Таких
любить разрешаю и благословляю, дети: Мой милый, смелее Вверяйся
ты року! совсем развеселилась
я с вами, — а где веселье, там надобно пить...
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Цветное!.. Право, говоришь — лишь бы только наперекор. Оно
тебе будет гораздо лучше, потому что
я хочу надеть палевое;
я очень
люблю палевое.
А уж Тряпичкину, точно, если кто попадет на зубок, берегись: отца родного не пощадит для словца, и деньгу тоже
любит. Впрочем, чиновники эти добрые люди; это с их стороны хорошая черта, что они
мне дали взаймы. Пересмотрю нарочно, сколько у
меня денег. Это от судьи триста; это от почтмейстера триста, шестьсот, семьсот, восемьсот… Какая замасленная бумажка! Восемьсот, девятьсот… Ого! за тысячу перевалило… Ну-ка, теперь, капитан, ну-ка, попадись-ка
ты мне теперь! Посмотрим, кто кого!
Я не
люблю церемонии. Напротив,
я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно. Но никак нельзя скрыться, никак нельзя! Только выйду куда-нибудь, уж и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз
меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты и сделали ружьем. После уже офицер, который
мне очень знаком, говорит
мне: «Ну, братец, мы
тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Так как
я знаю, что за
тобою, как за всяким, водятся грешки, потому что
ты человек умный и не
любишь пропускать того, что плывет в руки…» (остановясь), ну, здесь свои… «то советую
тебе взять предосторожность, ибо он может приехать во всякий час, если только уже не приехал и не живет где-нибудь инкогнито…
Не так ли, благодетели?» // — Так! — отвечали странники, // А про себя подумали: // «Колом сбивал их, что ли,
ты // Молиться в барский дом?..» // «Зато, скажу не хвастая, //
Любил меня мужик!