Неточные совпадения
К избе
Максима Журкина, шурша и шелестя по высохшей, пыльной траве, подкатила коляска, запряженная парой хорошеньких вятских лошадок. В коляске
сидели барыня Елена Егоровна Стрелкова и ее управляющий Феликс Адамович Ржевецкий. Управляющий ловко выскочил из коляски, подошел к избе и указательным пальцем постучал по стеклу. В избе замелькал огонек.
Против них
сидел старший сын
Максима — Семен, временноотпускной, с красным испитым лицом, длинным рябым носом и маслеными глазками.
Рядом с Семеном
сидел второй сын
Максима, Степан.
«Так вот ты какая, шельма!» — подумал он и отправился в конюшню. В конюшне в это время Степан
сидел на скамье и лениво,
сидя, чистил бок стоящей перед ним лошади.
Максим не вошел в конюшню, а стал у двери.
Был тихий летний вечер. Дядя
Максим сидел в саду. Отец, по обыкновению, захлопотался где-то в дальнем поле. На дворе и кругом было тихо; селение засыпало, в людской тоже смолк говор работников и прислуги. Мальчика уже с полчаса уложили в постель.
Неточные совпадения
Вот уже полтора месяца, как я в крепости N;
Максим Максимыч ушел на охоту… я один;
сижу у окна; серые тучи закрыли горы до подошвы; солнце сквозь туман кажется желтым пятном. Холодно; ветер свищет и колеблет ставни… Скучно! Стану продолжать свой журнал, прерванный столькими странными событиями.
А
Максим Иванович
сидит, словно столбняк на него нашел. Архимандрит глядел-глядел.
И поехал
Максим Иванович того же дня ко вдове, в дом не вошел, а вызвал к воротам, сам на дрожках
сидит: «Вот что, говорит, честная вдова, хочу я твоему сыну чтобы истинным благодетелем быть и беспредельные милости ему оказать: беру его отселе к себе, в самый мой дом.
Там
сидела она, а с ней пока один только
Максимов, ужасно пораженный, ужасно струсивший и к ней прилепившийся, как бы ища около нее спасения.
Налево, сбоку от Мити, на месте, где
сидел в начале вечера
Максимов, уселся теперь прокурор, а по правую руку Мити, на месте, где была тогда Грушенька, расположился один румяный молодой человек, в каком-то охотничьем как бы пиджаке, и весьма поношенном, пред которым очутилась чернильница и бумага.