Неточные совпадения
Лопахин. На сколько же
это опоздал поезд? Часа на два по крайней мере. (Зевает и потягивается.) Я-то хорош, какого дурака свалял! Нарочно приехал сюда, чтобы на станции встретить, и вдруг проспал… Сидя уснул. Досада… Хоть бы ты
меня разбудила.
Любовь Андреевна, как сейчас помню, еще молоденькая, такая худенькая, подвела
меня к рукомойнику, вот в
этой самой комнате, в детской.
Я пойду. (Натыкается на стул, который падает.) Вот… (Как бы торжествуя.) Вот видите, извините за выражение, какое обстоятельство, между прочим…
Это просто даже замечательно! (Уходит.)
Дуняша. Едут! Что ж
это со
мной… похолодела вся.
Аня(печально).
Это мама купила. (Идет в свою комнату, говорит весело, по-детски.) А в Париже
я на воздушном шаре летала!
Гаев. Режу в угол! Когда-то мы с тобой, сестра, спали вот в
этой самой комнате, а теперь
мне уже пятьдесят один год, как
это ни странно…
Любовь Андреевна.
Я не могу усидеть, не в состоянии. (Вскакивает и ходит в сильном волнении.)
Я не переживу
этой радости… Смейтесь надо
мной,
я глупая… Шкафик мой родной… (Целует шкаф.) Столик мой.
Лопахин. Вы будете брать с дачников самое малое по двадцать пять рублей в год за десятину, и если теперь же объявите, то,
я ручаюсь чем угодно, у вас до осени не останется ни одного свободного клочка, все разберут. Одним словом, поздравляю, вы спасены. Местоположение чудесное, река глубокая. Только, конечно, нужно поубрать, почистить, например, скажем, снести все старые постройки, вот
этот дом, который уже никуда не годится, вырубить старый вишневый сад…
Гаев. А ты знаешь, Люба, сколько
этому шкафу лет? Неделю назад
я выдвинул нижний ящик, гляжу, а там выжжены цифры. Шкаф сделан ровно сто лет тому назад. Каково? А? Можно было бы юбилей отпраздновать. Предмет неодушевленный, а все-таки, как-никак, книжный шкаф.
Любовь Андреевна(глядит в окно на сад). О, мое детство, чистота моя! В
этой детской
я спала, глядела отсюда на сад, счастье просыпалось вместе со
мною каждое утро, и тогда он был точно таким, ничто не изменилось. (Смеется от радости.) Весь, весь белый! О сад мой! После темной ненастной осени и холодной зимы опять ты молод, полон счастья, ангелы небесные не покинули тебя… Если бы снять с груди и с плеч моих тяжелый камень, если бы
я могла забыть мое прошлое!
Если против какой-нибудь болезни предлагается очень много средств, то
это значит, что болезнь неизлечима.
Я думаю, напрягаю мозги, у
меня много средств, очень много и, значит, в сущности, ни одного. Хорошо бы получить от кого-нибудь наследство, хорошо бы выдать нашу Аню за очень богатого человека, хорошо бы поехать в Ярославль и попытать счастья у тетушки-графини. Тетка ведь очень, очень богата.
Вышла за не дворянина и вела себя нельзя сказать чтобы очень добродетельно. Она хорошая, добрая, славная,
я ее очень люблю, но, как там ни придумывай смягчающие обстоятельства, все же, надо сознаться, она порочна.
Это чувствуется в ее малейшем движении.
Аня.
Я верю тебе, дядя. Тебя все любят, уважают… но, милый дядя, тебе надо молчать, только молчать. Что ты говорил только что про мою маму, про свою сестру? Для чего ты
это говорил?
Гаев. Да, да… (Ее рукой закрывает себе лицо.) В самом деле,
это ужасно! Боже мой! Боже, спаси
меня! И сегодня
я речь говорил перед шкафом… так глупо! И только когда кончил, понял, что глупо.
Гаев. Сейчас, сейчас. Ты уходи, Фирс.
Я уж, так и быть, сам разденусь. Ну, детки, бай-бай… Подробности завтра, а теперь идите спать. (Целует Аню и Варю.)
Я человек восьмидесятых годов… Не хвалят
это время, но все же могу сказать, за убеждения
мне доставалось немало в жизни. Недаром
меня мужик любит. Мужика надо знать! Надо знать, с какой…
Шарлотта. Кончила. Теперь пойду. (Надевает ружье.) Ты, Епиходов, очень умный человек и очень страшный; тебя должны безумно любить женщины. Бррр! (Идет.)
Эти умники все такие глупые, не с кем
мне поговорить… Все одна, одна, никого у
меня нет и… и кто
я, зачем
я, неизвестно… (Уходит не спеша.)
Идите домой, будто ходили на реку купаться, идите
этой дорожкой, а то встретятся и подумают про
меня, будто
я с вами на свидании. Терпеть
этого не могу.
Гаев(машет рукой).
Я неисправим,
это очевидно… (Раздраженно Яше.) Что такое, постоянно вертишься перед глазами…
Лопахин.
Я вас каждый день учу. Каждый день
я говорю все одно и то же. И вишневый сад и землю необходимо отдать в аренду под дачи, сделать
это теперь же, поскорее — аукцион на носу! Поймите! Раз окончательно решите, чтобы были дачи, так денег вам дадут сколько угодно, и вы тогда спасены.
Муж мой умер от шампанского, — он страшно пил, — и на несчастье
я полюбила другого, сошлась, и как раз в
это время, —
это было первое наказание, удар прямо в голову, — вот тут на реке… утонул мой мальчик, и
я уехала за границу, совсем уехала, чтобы никогда не возвращаться, не видеть
этой реки…
Трофимов. Да,
я облезлый барин и горжусь
этим!
Варя(стараясь ее утешить). Дядечка купил,
я в
этом уверена.
Варя. Бабушка прислала ему доверенность, чтобы он купил на ее имя с переводом долга.
Это она для Ани. И
я уверена, бог поможет, дядечка купит.
Варя.
Я смотрю на
это дело серьезно, мамочка, надо прямо говорить. Он хороший человек,
мне нравится.
Ведь
я родилась здесь, здесь жили мои отец и мать, мой дед,
я люблю
этот дом, без вишневого сада
я не понимаю своей жизни, и если уж так нужно продавать, то продавайте и
меня вместе с садом…
И что ж тут скрывать или молчать,
я люблю его,
это ясно.
Это камень на моей шее,
я иду с ним на дно, но
я люблю
этот камень и жить без него не могу.
Трофимов(в ужасе).
Это ужасно! Что она говорит?! (Идет быстро в зал, схватив себя за голову.)
Это ужасно… Не могу,
я уйду… (Уходит, но тотчас же возвращается.) Между нами все кончено! (Уходит в переднюю.)
Яша(Любови Андреевне). Любовь Андреевна! Позвольте обратиться к вам с просьбой, будьте так добры! Если опять поедете в Париж, то возьмите
меня с собой, сделайте милость. Здесь
мне оставаться положительно невозможно. (Оглядываясь, вполголоса.) Что ж там говорить, вы сами видите, страна необразованная, народ безнравственный, притом скука, на кухне кормят безобразно, а тут еще Фирс
этот ходит, бормочет разные неподходящие слова. Возьмите
меня с собой, будьте так добры!
Варя. Ты смеешь
мне говорить
это! (Вспылив.) Ты смеешь? Значит,
я ничего не понимаю? Убирайся же вон отсюда! Сию минуту!
Я сплю,
это только мерещится
мне,
это только кажется…
(С укором.) Отчего же, отчего вы
меня не послушали? Бедная моя, хорошая, не вернешь теперь. (Со слезами.) О, скорее бы все
это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь.
Аня. Мама!.. Мама, ты плачешь? Милая, добрая, хорошая моя мама, моя прекрасная,
я люблю тебя…
я благословляю тебя. Вишневый сад продан, его уже нет,
это правда, правда, но не плачь, мама, у тебя осталась жизнь впереди, осталась твоя хорошая, чистая душа… Пойдем со
мной, пойдем, милая, отсюда, пойдем!.. Мы насадим новый сад, роскошнее
этого, ты увидишь его, поймешь, и радость, тихая, глубокая радость опустится на твою душу, как солнце в вечерний час, и ты улыбнешься, мама! Пойдем, милая! Пойдем!..
Декорация первого акта. Нет ни занавесей на окнах, ни картин, осталось немного мебели, которая сложена в один угол, точно для продажи. Чувствуется пустота. Около выходной двери и в глубине сцены сложены чемоданы, дорожные узлы и т. п. Налево дверь открыта, оттуда слышны голоса Вари и Ани. Лопахин стоит, ждет.
Я ш а держит поднос со стаканчиками, налитыми шампанским. В передней Епиходов увязывает ящик. За сценой в глубине гул.
Это пришли прощаться мужики. Голос Гаева: «Спасибо, братцы, спасибо вам».
Трофимов. Придумай что-нибудь поновее.
Это старо и плоско. (Ищет калоши.) Знаешь, мы, пожалуй, не увидимся больше, так вот позволь
мне дать тебе на прощанье один совет: не размахивай руками! Отвыкни от
этой привычки — размахивать. И тоже вот строить дачи, рассчитывать, что из дачников со временем выйдут отдельные хозяева, рассчитывать так —
это тоже значит размахивать… Как-никак, все-таки
я тебя люблю. У тебя тонкие, нежные пальцы, как у артиста, у тебя тонкая, нежная душа…
Лопахин.
Я весной посеял маку тысячу десятин, и теперь заработал сорок тысяч чистого. А когда мой мак цвел, что
это была за картина! Так вот
я, говорю, заработал сорок тысяч и, значит, предлагаю тебе взаймы, потому что могу. Зачем же нос драть?
Я мужик… попросту.
Лопахин. Ну, прощай, голубчик. Пора ехать. Мы друг перед другом нос дерем, а жизнь знай себе проходит. Когда
я работаю подолгу, без устали, тогда мысли полегче, и кажется, будто
мне тоже известно, для чего
я существую. А сколько, брат, в России людей, которые существуют неизвестно для чего. Ну, все равно, циркуляция дела не в
этом. Леонид Андреич, говорят, принял место, будет в банке, шесть тысяч в год… Только ведь не усидит, ленив очень…
Гаев(весело). В самом деле, теперь все хорошо. До продажи вишневого сада мы все волновались, страдали, а потом, когда вопрос был решен окончательно, бесповоротно, все успокоились, повеселели даже…
Я банковский служака, теперь
я финансист… желтого в середину, и ты, Люба, как-никак, выглядишь лучше,
это несомненно.
Я сплю хорошо. Выносите мои вещи, Яша. Пора. (Ане.) Девочка моя, скоро мы увидимся…
Я уезжаю в Париж, буду жить там на те деньги, которые прислала твоя ярославская бабушка на покупку имения — да здравствует бабушка! — а денег
этих хватит ненадолго.
Пищик. Постой… Жарко… Событие необычайнейшее. Приехали ко
мне англичане и нашли в земле какую-то белую глину… (Любови Андреевне.) И вам четыреста… прекрасная, удивительная… (Подает деньги.) Остальные потом. (Пьет воду.) Сейчас один молодой человек рассказывал в вагоне, будто какой-то… великий философ советует прыгать с крыш… «Прыгай!», говорит, и в
этом вся задача. (Удивленно.) Вы подумайте! Воды!..
А дойдет до вас слух, что
мне конец пришел, вспомните вот
эту самую… лошадь и скажите: «Был на свете такой, сякой… Симеонов-Пищик… царство ему небесное»…
Любовь Андреевна. Теперь можно и ехать. Уезжаю
я с двумя заботами. Первая —
это больной Фирс. (Взглянув на часы.) Еще минут пять можно…
Вы
это очень хорошо знаете, Ермолай Алексеич;
я мечтала… выдать ее за вас, да и по всему видно было, что вы женитесь. (Шепчет Ане, та кивает Шарлотте, и обе уходят.) Она вас любит, вам она по душе, и не знаю, не знаю, почему
это вы точно сторонитесь друг друга. Не понимаю!
Варя(оглядывая вещи). Где же
это… Или, может,
я в сундук уложила… Да, жизнь в
этом доме кончилась… больше уже не будет…
Лопахин. А
я в Харьков уезжаю сейчас… вот с
этим поездом. Дела много. А тут во дворе оставляю Епиходова…
Я его нанял.
Гаев. Друзья мои, милые, дорогие друзья мои! Покидая
этот дом навсегда, могу ли
я умолчать, могу ли удержаться, чтобы не высказать на прощанье те чувства, которые наполняют теперь все мое существо…
Любовь Андреевна.
Я посижу еще одну минутку. Точно раньше
я никогда не видела, какие в
этом доме стены, какие потолки, и теперь
я гляжу на них с жадностью, с такой нежной любовью…
Гаев. Помню, когда
мне было шесть лет, в Троицын день
я сидел на
этом окне и смотрел, как мой отец шел в церковь…