Фельдшер вышел на двор поглядеть: как бы не уехал Калашников на его лошади. Метель всё еще продолжалась. Белые облака, цепляясь своими длинными хвостами за бурьян и кусты, носились по двору, а по ту сторону забора, в поле, великаны в белых саванах с широкими рукавами кружились и падали, и опять поднимались, чтобы махать руками и драться. А ветер-то, ветер! Голые березки и вишни, не вынося его грубых ласок, низко гнулись к земле и плакали: «Боже, за какой грех ты прикрепил нас к земле и не
пускаешь на волю?»
— Приехали мы, государь, объездом в деревню Медведевку, как вдруг они, окаянные, откуда ни возьмись, напустились на нас напуском, грянули как снег на голову, перекололи, перерубили человек с десятеро, достальных перевязали; а боярин-то их, разбойник, хотел было нас всех перевешать, а двух станичников, что мы было объездом захватили, велел свободить и
пустить на волю!
Бывало, на плацу перед конюшней, давши пошалить Камраду на выводке, мы окончательно снимали с него недоуздок и
пускали на волю. Видя его своевольные и высокие прыжки, можно было ожидать, что он, заносчиво налетев на какую-либо преграду, изувечится; но достаточно было крикнуть: «в свое», чтобы он тотчас же приостановился и со всех ног бросился в стойло.
Неточные совпадения
Теперь уже все хотели в поход, и старые и молодые; все, с совета всех старшин, куренных, кошевого и с
воли всего запорожского войска, положили идти прямо
на Польшу, отмстить за все зло и посрамленье веры и козацкой славы, набрать добычи с городов, зажечь пожар по деревням и хлебам,
пустить далеко по степи о себе славу.
Обломов тихо погрузился в молчание и задумчивость. Эта задумчивость была не сон и не бдение: он беспечно
пустил мысли бродить по
воле, не сосредоточивая их ни
на чем, покойно слушал мерное биение сердца и изредка ровно мигал, как человек, ни
на что не устремляющий глаз. Он впал в неопределенное, загадочное состояние, род галлюцинации.
Кончил он это меня за мочалку тащить,
пустил на волю-с: «Ты, говорит, офицер, и я офицер, если можешь найти секунданта, порядочного человека, то присылай — дам удовлетворение, хотя бы ты и мерзавец!» Вот что сказал-с.
Мы расположились в фанзе, как дома. Китайцы старались предупредить все наши желания и просили только, чтобы не
пускать лошадей
на волю, дабы они не потравили полей. Они дали коням овса и наносили травы столько, что ее хватило бы до утра
на отряд вдвое больший, чем наш. Все исполнялось быстро, дружно и без всяких проволочек.
Случалось, что в телегу впрягали пару медведей,
волею и неволею сажали в нее гостей и
пускали их скакать
на волю божию.