Неточные совпадения
Белокуров длинно, растягивая «э-э-э-э…», заговорил о болезни
века — пессимизме. Говорил он уверенно и таким тоном, как будто я спорил с ним.
Сотни верст пустынной, однообразной, выгоревшей степи не могут нагнать такого уныния, как один человек, когда он сидит, говорит и неизвестно, когда он уйдет.
— Тысячи женщин до тебя, о моя прекрасная, задавали своим милым этот вопрос, и
сотни веков после тебя они будут спрашивать об этом своих милых. Три вещи есть в мире, непонятные для меня, и четвертую я не постигаю: путь орла в небе, змеи на скале, корабля среди моря и путь мужчины к сердцу женщины. Это не моя мудрость, Суламифь, это слова Агура, сына Иакеева, слышанные от него учениками. Но почтим и чужую мудрость.
«Жизнь хороша!»…
Сотни веков люди ломают себе голову, как умудриться принять эту загадочную жизнь. Обманывают себя, создают религии, философские системы, сходят с ума, убивают себя. А дело совсем просто, — жизнь, оказывается, хороша! Как же люди этого не заметили?
Неточные совпадения
Лицо богини ее самой лицо, это ее живое лицо, черты которого так далеки от совершенства, прекраснее которого видит она каждый день не одно лицо; это ее лицо, озаренное сиянием любви, прекраснее всех идеалов, завещанных нам скульпторами древности и великими живописцами великого
века живописи, да, это она сама, но озаренная сиянием любви, она, прекраснее которой есть
сотни лиц в Петербурге, таком бедном красотою, она прекраснее Афродиты Луврской, прекраснее доселе известных красавиц.
Отчего же в обществе столько десятков и
сотен лет терпится это бессильное, гнилое, дряхлое явление, давно уже отжившее свой
век в сознании лучшей, истинно, образованной части общества?
Странные дела случаются на нашей, так называемой святой Руси, в наш
век реформ и компанейских инициатив,
век национальности и
сотен миллионов, вывозимых каждый год за границу,
век поощрения промышленности и паралича рабочих рук! и т. д., и т. д., всего не перечтешь, господа, а потому прямо к делу.
Сколько
сотен таких записок получал Евгений Константиныч на своем
веку, как все они были похожи одна на другую и вместе с тем каждая имела свою особенность.
Этот Нуль мне видится каким-то молчаливым, громадным, узким, острым, как нож, утесом. В свирепой, косматой темноте, затаив дыхание, мы отчалили от черной ночной стороны Нулевого Утеса.
Века — мы, Колумбы, плыли, плыли, мы обогнули всю землю кругом, и, наконец, ура! Салют — и все на мачты: перед нами — другой, дотоле неведомый бок Нулевого Утеса, озаренный полярным сиянием Единого Государства, голубая глыба, искры радуги, солнца —
сотни солнц, миллиарды радуг…