Неточные совпадения
Рыцарское обращение с женщиной возводится почти
в культ и
в то же время не считается предосудительным уступить за деньги приятелю свою жену; или вот еще лучше: с одной стороны, отсутствие сословных предрассудков — здесь и с ссыльным держат
себя, как с ровней, а с другой — не грех подстрелить
в лесу китайца-бродягу, как собаку, или даже поохотиться тайком на горбачиков.
День был тихий и ясный. На палубе жарко,
в каютах душно;
в воде +18°. Такую погоду хоть Черному морю впору. На правом берегу горел лес; сплошная зеленая масса выбрасывала из
себя багровое пламя; клубы дыма слились
в длинную, черную, неподвижную полосу, которая висит над лесом… Пожар громадный, но кругом тишина и спокойствие, никому нет дела до того, что гибнут леса. Очевидно, зеленое богатство принадлежит здесь одному только богу.
На восточном побережье и на Сахалине он сделал
себе блестящую карьеру
в какие-нибудь пять лет, но потерял дочь, которая умерла от голода, состарился, состарилась и потеряла здоровье его жена, «молоденькая, хорошенькая и приветливая женщина», переносившая все лишения геройски.
Сахалин лежит
в Охотском море, загораживая
собою от океана почти тысячу верст восточного берега Сибири и вход
в устье Амура.
Говорили каждый за
себя или один за всё селение, и так как ораторское искусство процветает на Сахалине, то дело не обошлось и без речей;
в Дербинском поселенец Маслов
в своей речи несколько раз назвал начальство «всемилостивейшим правительством».
Обыкновенно вопрос предлагают
в такой форме: «Знаешь ли грамоте?» — я же спрашивал так: «Умеешь ли читать?» — и это во многих случаях спасало меня от неверных ответов, потому что крестьяне, не пишущие и умеющие разбирать только по-печатному, называют
себя неграмотными.
Незаконное, или, как называют здесь, свободное, сожительство не встречает
себе противников ни
в начальстве, ни
в духовенстве, а, наоборот, поощряется и санкционируется.
Из ответов на этот вопрос я хотел выяснить, какая часть населения не
в состоянии обойтись без матерьяльной поддержки от казны, или, другими словами, кто кормит колонию: она сама
себя или казна?
Я ходил из избы
в избу один; иногда сопровождал меня какой-нибудь каторжный или поселенец, бравший на
себя от скуки роль проводника.
Дальше,
в самой избе, человек пять мужчин, которые называют
себя кто — жильцом, кто — работником, а кто — сожителем; один стоит около печки и, надув щеки, выпучив глаза, паяет что-то; другой, очевидно, шут, с деланно-глупою физиономией, бормочет что-то, остальные хохочут
в кулаки.
Исследователи, когда отправляются
в глубь острова,
в тайгу, то берут с
собой американские консервы, красное вино, тарелки, вилки, подушки и всё, что только можно взвалить на плечи каторжным, заменяющим на Сахалине вьючных животных.
В 1855 г. он бежал из военной службы «по глупости» и стал бродяжить, называя
себя не помнящим родства.
Тут резко нарушается идея равномерности наказания, но этот беспорядок находит
себе оправдание
в тех условиях, из которых сложилась жизнь колонии, и к тому же он легко устраним: стоит только перевести из тюрьмы
в избы остальных арестантов.
Из сидящих
в одиночных камерах особенно обращает на
себя внимание известная Софья Блювштейн — Золотая Ручка, осужденная за побег из Сибири
в каторжные работы на три года.
Презрение к отхожему месту русский человек приносит с
собой и
в Сибирь.
С работ, производимых чаще
в ненастную погоду, каторжный возвращается
в тюрьму на ночлег
в промокшем платье и
в грязной обуви; просушиться ему негде; часть одежды развешивает он около нар, другую, не дав ей просохнуть, подстилает под
себя вместо постели.
Общая камера не дает преступнику одиночества, необходимого ему хотя бы для молитвы, для размышлений и того углубления
в самого
себя, которое считают для него обязательным все сторонники исправительных целей.
Например, нагрузка и выгрузка пароходов, не требующие
в России от рабочего исключительного напряжения сил,
в Александровске часто представляются для людей истинным мучением; особенной команды, подготовленной и выученной специально для работ на море, нет; каждый раз берутся всё новые люди, и оттого случается нередко наблюдать во время волнения страшный беспорядок; на пароходе бранятся, выходят из
себя, а внизу, на баржах, бьющихся о пароход, стоят и лежат люди с зелеными, искривленными лицами, страдающие от морской болезни, а около барж плавают утерянные весла.
Каждый чиновник, даже состоящий
в чине канцелярского служителя, насколько я мог убедиться, может брать
себе неограниченное количество прислуги.
Генерал Гинце, как бы
в отмену генерал-губернаторского предписания, разрешил
в 1885 г. (приказ № 95) чиновникам брать
себе в прислуги ссыльнокаторжных женщин с платою по два рубля
в месяц, и чтобы деньги были обращаемы
в казну.
Во-вторых, чиновники здесь, на Сахалине, получают хорошее жалованье и могут нанимать
себе прислугу из среды поселенцев, крестьян из ссыльных и женщин свободного состояния, которые
в большинстве случаев нуждаются и потому не отказались бы от заработка.
Здесь, на каторге, он сам построил
себе избу, делает ведра, столы, неуклюжие шкапы. Умеет делать всякую мебель, но только «про
себя», то есть для собственной надобности. Сам никогда не дрался и бит не бывал; только когда-то
в детстве отец высек его за то, что горох стерег и петуха впустил.
Потом пустили его к
себе ночевать
в свой дом.
В слободное время или когда дождь, я плел
себе ступни.
Замечательно, что человек пишет и вырезывает на скамье разные мерзости, хотя
в то же время чувствует
себя потерянным, брошенным, глубоко несчастным.
В одной избе уже
в сумерках я застал человека лет сорока, одетого
в пиджак и
в брюки навыпуск; бритый подбородок, грязная, некрахмаленная сорочка, подобие галстука — по всем видимостям привилегированный. Он сидел на низкой скамеечке и из глиняной чашки ел солонину и картофель. Он назвал свою фамилию с окончанием на кий, и мне почему-то показалось, что я вижу перед
собой одного бывшего офицера, тоже на кий, который за дисциплинарное преступление был прислан на каторгу.
Николая; вероятно, поэтому сам считает
себя психопатом, так как не раз просил меня похлопотать о том, чтобы его признали сумасшедшим и заточили
в монастырь.
Вся его каторга заключается
в том, что
в тюрьме ему поручено делать колышки для прикрепления привесков к хлебным порциям — работа, кажется, не трудная, но он нанимает вместо
себя другого, а сам «дает уроки», то есть ничего не делает.
Рассказывают, что
в прежние годы, когда бедность
в Ново-Михайловке была вопиющая, из селения вела
в Дуэ тропинка, которую протоптали каторжные и свободные женщины, ходившие
в Дуйскую и Воеводскую тюрьмы продавать
себя арестантам за медные гроши.
Этот дал
себе волю и
в отместку отодрал коллегу так жестоко, что у того, по рассказам, до сих пор гноится тело.
В этом отношении декорацию пополняет еще одно великолепное растение из семейства зонтичных, которое, кажется, не имеет на русском языке названия: прямой ствол вышиною до десяти футов и толщиною
в основании три дюйма, пурпурово-красный
в верхней части, держит на
себе зонтик до одного фута
в поперечнике; около этого главного зонта группируются 4–6 зонтов меньшего размера, придающие растению вид канделябра.
Там, где короткая улица кончается, поперек ее стоит серая деревянная церковь, которая загораживает от зрителя неофициальную часть порта; тут расщелина двоится
в виде буквы «игрек», посылая от
себя канавы направо и налево.
Тесно, яблоку упасть негде, но
в этой тесноте и вони дуйский палач Толстых все-таки нашел местечко и строит
себе дом.
В карцерах же я видел бродягу, который отрубил
себе два пальца; рана повязана грязною тряпочкой.
Чтоб исполнять принятые на
себя обязательства и охранять интересы общества, казна содержит около рудников две тюрьмы, Дуйскую и Воеводскую, и военную команду
в 340 человек, что ежегодно обходится ей
в 150 тысяч рублей.
Оно обязано платить, но почему-то не платит; представители другой стороны, ввиду такого явного правонарушения, давно уже обязаны употребить власть, но почему-то медлят и, мало того, продолжают еще расходовать 150 тысяч
в год на охрану доходов общества, и обе стороны ведут
себя так, что трудно сказать, когда будет конец этим ненормальным отношениям.
От усмотрения этой последней зависит назначение на работы, количество и степень напряжения труда на каждый день и для каждого отдельного каторжного; от нее, по самой постановке дела, зависит наблюдать за тем, чтобы арестанты несли наказание равномерно; тюремная же администрация оставляет за
собою только надзор за поведением и предупреждение побегов,
в остальном же, по необходимости, умывает руки.
С самого основания Дуэ ведется, что бедняки и простоватые работают за
себя и за других, а шулера и ростовщики
в это время пьют чай, играют
в карты или без дела бродят по пристани, позвякивая кандалами, и беседуют с подкупленным надзирателем.
Купец, когда его секли, кричал: «Меня еще никогда не секли!» После экзекуции он смирился, заплатил надзирателю и палачу и как ни
в чем не бывало продолжает нанимать вместо
себя поселенца.
Когда из Александровска едешь
в Ново-Михайловку, то на переднем плане возвышается хребет, загораживая
собою горизонт, и та его часть, которая видна отсюда, называется Пилингой.
Если бы на Охотском море близ Сахалина было развито судоходство, то суда находили бы
себе тут
в заливе тихую и вполне безопасную стоянку.]
Этот недостаток женщин и семей
в селениях Тымовского округа, часто поразительный, не соответствующий общему числу женщин и семей на Сахалине, объясняется не какими-либо местными или экономическими условиями, а тем, что все вновь прибывающие партии сортируются
в Александровске и местные чиновники, по пословице «своя рубашка ближе к телу», задерживают большинство женщин для своего округа, и притом «лучшеньких
себе, а что похуже, то нам», как говорили тымовские чиновники.
Хозяев и домочадцев я заставал дома; все ничего не делали, хотя никакого праздника не было, и, казалось бы,
в горячую августовскую пору все, от мала до велика, могли бы найти
себе работу
в поле или на Тыми, где уже шла периодическая рыба.
Понятно, мох тут ни при чем; насекомых приносят на
себе плотники, ночующие
в тюрьме или
в поселенческих избах.]
По воспоминаниям людей, знавших его, он всегда ходил
в тюрьму и по улицам с палкой, которую брал с
собой для того только, чтобы бить людей.
Ловли я опишу
в своем месте; мельницу мы единогласно признали превосходной, а пашни не представляют из
себя ничего особенного и обращают на
себя внимание разве только своими скромными размерами: серьезный хозяин назвал бы их баловством.
Сначала я старался только об одном — не набрать бы
в другой сапог, но скоро махнул на всё рукой и предоставил
себя течению обстоятельств.
Он рассказывал мне про свое путешествие вдоль реки Пороная к заливу Терпения и обратно:
в первый день идти мучительно, выбиваешься из сил, на другой день болит всё тело, но идти все-таки уж легче, а
в третий и затем следующие дни чувствуешь
себя как на крыльях, точно ты не идешь, а несет тебя какая-то невидимая сила, хотя ноги по-прежнему путаются
в жестком багульнике и вязнут
в трясине.
Кто-то окликнул нас, мы ответили; показался надзиратель с фонарем; широко шагая через лужи,
в которых отсвечивал его фонарь, он через всё Воскресенское, которое едва было видно
в потемках, повел нас к
себе в надзирательскую.
У спутников моих было с
собою сухое платье для перемены, и они, придя
в надзирательскую, поспешили переодеться, у меня же с
собою ничего не было, хотя я промок буквально насквозь.