Неточные совпадения
И мысль, что каторга уже близка, что через несколько
дней я высажусь
на сахалинскую почву, не имея с собой ни одного рекомендательного письма, что меня могут попросить уехать обратно, —
эта мысль неприятно волнует меня.
Движение
на улицах здесь гораздо значительнее, чем в наших уездных городах, и
это легко объяснить приготовлениями к встрече начальника края, главным же образом — преобладанием в здешнем населении рабочего возраста, который большую часть
дня проводит вне дома.
Корчевка леса, постройки, осушка болот, рыбные ловли, сенокос, нагрузка пароходов — всё
это виды каторжных работ, которые по необходимости до такой степени слились с жизнью колонии, что выделять их и говорить о них как о чем-то самостоятельно существующем
на острове можно разве только при известном рутинном взгляде
на дело, который
на каторге ищет прежде всего рудников и заводских работ.
Отдача каторжных в услужение частным лицам находится в полном противоречии со взглядом законодателя
на наказание:
это — не каторга, а крепостничество, так как каторжный служит не государству, а лицу, которому нет никакого
дела до исправительных целей или до идеи равномерности наказания; он — не ссыльнокаторжный, а раб, зависящий от воли барина и его семьи, угождающий их прихотям, участвующий в кухонных дрязгах.
На горе же, в виду моря и красивых оврагов, всё
это становится донельзя пошло и грубо, как оно и есть
на самом
деле.
Я не знаю, где теперь
эта коллекция и кто изучает по ней фауну Сахалина, но по немногим оставшимся экземплярам, в высшей степени изящным, и по рассказам я мог судить о богатстве коллекции и о том, сколько знания, труда и любви затрачено доктором Супруненко
на это полезное
дело.
Это оттого, что они приезжали
на Сахалин, находясь еще под свежим впечатлением цейлонской и японской или амурской природы, и оттого, что они начинали с Александровска и Дуэ, где природа в самом
деле жалка.
На самом же
деле это не так.
Почва здесь — вершковый слой перегноя, а подпочва — галька, которая в жаркие
дни нагревается так сильно, что сушит корни растений, а в дождливую пору не пропускает влаги, так как лежит
на глине; от
этого корни гниют.
Семена, взятые из казны в долг для посева, значатся в подворной описи посеянными,
на самом же
деле они наполовину съедены, и сами поселенцы в разговоре не скрывают
этого.
Это каторжный, старик, который с первого же
дня приезда своего
на Сахалин отказался работать, и перед его непобедимым, чисто звериным упрямством спасовали все принудительные меры; его сажали в темную, несколько раз секли, но он стоически выдерживал наказание и после каждой экзекуции восклицал: «А все-таки я не буду работать!» Повозились с ним и в конце концов бросили.
По контракту, заключенному в 1875 г.
на 24 года, общество пользуется участком
на западном берегу Сахалина
на две версты вдоль берега и
на одну версту в глубь острова; ему предоставляются бесплатно свободные удобные места для склада угля в Приморской области я прилегающих к ней островах; нужный для построек и работ строительный материал общество получает также бесплатно; ввоз всех предметов, необходимых для технических и хозяйственных работ и устройства рудников, предоставляется беспошлинно; за каждый пуд угля, покупаемый морским ведомством, общество получает от 15 до 30 коп.; ежедневно в распоряжение общества командируется для работ не менее 400 каторжных; если же
на работы будет выслано меньше
этого числа, то за каждого недостающего рабочего казна платит обществу штрафу один рубль в
день; нужное обществу число людей может быть отпускаемо и
на ночь.
От усмотрения
этой последней зависит назначение
на работы, количество и степень напряжения труда
на каждый
день и для каждого отдельного каторжного; от нее, по самой постановке
дела, зависит наблюдать за тем, чтобы арестанты несли наказание равномерно; тюремная же администрация оставляет за собою только надзор за поведением и предупреждение побегов, в остальном же, по необходимости, умывает руки.
Сколько благодаря
этому на каторге пессимистов, угрюмых сатириков, которые с серьезными, злыми лицами толкуют без умолку о людях, о начальстве, о лучшей жизни, а тюрьма слушает и хохочет, потому что в самом
деле выходит смешно.
Когда я был в кухне, там варили в котлах похлебку из свежей рыбы — кушанье нездоровое, так как от периодической рыбы, пойманной в верховьях реки, арестанты заболевают острым катаром кишок; но, несмотря даже
на это обстоятельство, вся постановка
дела как бы говорила, что здесь арестант полностью получает всё то количество пищевого довольствия, какое ему полагается по закону.
Даже поселенцы толкуют, что
эта местность во времена оны была
дном морским и будто гиляки теперь находят
на ней вещи с кораблей.
Когда Микрюков отправился в свою половину, где спали его жена и дети, я вышел
на улицу. Была очень тихая, звездная ночь. Стучал сторож, где-то вблизи журчал ручей. Я долго стоял и смотрел то
на небо, то
на избы, и мне казалось каким-то чудом, что я нахожусь за десять тысяч верст от дому, где-то в Палеве, в
этом конце света, где не помнят
дней недели, да и едва ли нужно помнить, так как здесь решительно всё равно — среда сегодня или четверг…
Этою очень короткою историей восьми сахалинских Робинзонов исчерпываются все данные, относящиеся к вольной колонизации Северного Сахалина. Если необыкновенная судьба пяти хвостовских матросов и Кемца с двумя беглыми похожа
на попытку к вольной колонизации, то
эту попытку следует признать ничтожною и во всяком случае неудавшеюся. Поучительна она для нас разве в том отношении, что все восемь человек, жившие
на Сахалине долго, до конца
дней своих, занимались не хлебопашеством, а рыбным и звериным промыслом.
Тут, в Мауке, издавна производится добыча морской капусты, которую очень охотно покупают китайцы, и так как
дело поставлено серьезно и уже дало хороший заработок многим русским и иностранцам, то
это место очень популярно
на Сахалине.
Годом основания Корсаковского считается 1869 год, но
это справедливо лишь по отношению к нему как к пункту ссыльной колонии;
на самом же
деле первый русский пост
на берегу бухты Лососей был основан в 1853-54 гг.
Лежит он в пади, которая и теперь носит японское название Хахка-Томари, и с моря видна только одна его главная улица, и кажется издали, что мостовая и два ряда домов круто спускаются вниз по берегу; но
это только в перспективе,
на самом же
деле подъем не так крут.
Из всех сахалинских чиновников он наиболее сведущ в агрономии и относится к
делу добросовестно и любовно, но
на его образцовой ферме урожаи часто бывают хуже, чем у поселенцев, и
это вызывает всеобщее недоумение и даже насмешки.
Ферма,
на которой нет ни метеорологической станции, ни скота, хотя бы для навоза, ни порядочных построек, ни знающего человека, который от утра до вечера занимался бы только хозяйством, —
это не ферма, а в самом
деле одна лишь фирма, то есть пустая забава под фирмой образцового сельского хозяйства.
Дело в том, что посажено было здесь
на участки сразу 30 человек;
это было как раз то время, когда из Александровска долго не присылали инструментов, и поселенцы отправились к месту буквально с голыми руками.
Виноваты ли в
этом естественные условия, которые
на первых же норах встретили крестьян так сурово и недружелюбно, или же всё
дело испортили неумелость и неряшливость чиновников, решить трудно, так как опыт был непродолжителен, и к тому же еще приходилось производить эксперимент над людьми, по-видимому, неусидчивыми, приобревшими в своих долгих скитаниях по Сибири вкус к кочевой жизни.
Пока несомненно одно, что колония была бы в выигрыше, если бы каждый каторжный, без различия сроков, по прибытии
на Сахалин тотчас же приступал бы к постройке избы для себя и для своей семьи и начинал бы свою колонизаторскую деятельность возможно раньше, пока он еще относительно молод и здоров; да и справедливость ничего бы не проиграла от
этого, так как, поступая с первого же
дня в колонию, преступник самое тяжелое переживал бы до перехода в поселенческое состояние, а не после.
Каких-нибудь определенных законов и инструкций
на этот счет нет, и всё
дело поставлено в зависимость от такого случайного обстоятельства, как тот или другой состав служащих: находятся ли они
на службе уже давно и знакомы с ссыльным населением и с местностью, как, например, г. Бутаков
на севере и гг.
В Дуэ я видел сумасшедшую, страдающую эпилепсией каторжную, которая живет в избе своего сожителя, тоже каторжного; он ходит за ней, как усердная сиделка, и когда я заметил ему, что, вероятно, ему тяжело жить в одной комнате с
этою женщиной, то он ответил мне весело: «Ничево-о, ваше высокоблагородие, по человечности!» В Ново-Михайловке у одного поселенца сожительница давно уже лишилась ног и
день и ночь лежит среди комнаты
на лохмотьях, и он ходит за ней, и когда я стал уверять его, что для него же было бы удобнее, если бы она лежала, в больнице, то и он тоже заговорил о человечности.
На самом же Сахалине необходимо все
дела, имеющие какое-либо отношение к благотворительности, изъять из ведения полицейских управлений, которые и без того завалены
делами, и организацию помощи предоставить местной интеллигенции; среди нее немало людей, которые были бы рады взять
на себя
это живое
дело.
Интересно при
этом заметить, что в округе с более благоприятными климатическими условиями сельское хозяйство ведется менее успешно, чем в северных округах, и
это, однако, не мешает ему быть
на самом
деле лучшим округом.
Колония называется исправительной, но таких учреждений или лиц, которые специально занимались бы исправлением преступников,
на Сахалине нет; нет также
на этот счет каких-либо инструкций и статей в «Уставе о ссыльных», кроме немногих указаний
на случаи, когда конвойный офицер или унтер-офицер может употребить против ссыльного оружие или когда священник должен «назидать в обязанностях веры и нравственности», объяснять ссыльным «важность даруемого облегчения» и т. п.; нет
на этот счет и каких-либо определенных воззрений; но принято думать, что первенство в
деле исправления принадлежит церкви и школе, а затем свободной части населения, которая своим авторитетом, тактом и личным примером значительно может способствовать смягчению нравов.
Но
на практике
эта статья неудобоисполнима, так как духовное лицо пришлось бы приглашать каждый
день; да и подобного рода торжественность как-то не вяжется с рабочею обстановкой.
Во избежание подобного рода противоречий, казалось бы, проще всего пригласить настоящих учителей из России или Сибири и назначить им такое жалованье, какое получают надзиратели, но для
этого понадобилось бы коренным образом изменить свой взгляд
на преподавательское
дело и не считать его менее важным, чем
дело надзирателя.]
Эти цифры могут дать читателю понятие о том, какое громадное число людей
на Сахалине томится ежегодно под судом и следствием благодаря тому, что
дела тянутся по многу лет, и читатель может себе представить, как губительно должен
этот порядок отзываться
на экономическом состоянии населения и его психике.
Несмотря
на такую широкую компетенцию
этого местного суда, которому подсудны все маловажные
дела, а также множество
дел, которые считаются маловажными только условно, население здешнее не знает правосудия и живет без суда.
Когда их взяли
на борт и спросили, кто они, то оказалось, что
это арестанты Дуйской тюрьмы, бежавшие 17 июня (значит, бывшие в бегах уже 12
дней), и что плывут они — «вон туда, в Россию».
Эти вачеро, если они существуют
на самом
деле, пробрались в Америку не
на китобойных судах, а, вероятно, через Японию.
На этом показателе смертности можно было бы построить великолепную иллюзию и признать наш Сахалин самым здоровым местом в свете; но приходится считаться с следующим соображением: при обыкновенных условиях
на детские возрасты падает больше половины всех умерших и
на старческий возраст несколько менее четверти,
на Сахалине же детей очень немного, а стариков почти нет, так что коэффициент в 12,5 %, в сущности, касается только рабочих возрастов; к тому же он показан ниже действительного, так как при вычислении его в отчете бралось население в 15 000, то есть по крайней мере в полтора раза больше, чем оно было
на самом
деле.
Один только каторжный Созин, бывший
на воле фельдшером, видимо, знаком с русскими порядками, и, кажется, во всей
этой больничной толпе
это единственный человек, который своим отношением к
делу не позорит бога Эскулапа.