Один из подводчиков, шедших далеко впереди,
рванулся с места, побежал в сторону и стал хлестать кнутом по земле. Это был рослый, широкоплечий мужчина лет тридцати, русый, кудрявый и, по-видимому, очень сильный и здоровый. Судя по движениям его плеч и кнута, по жадности, которую выражала его поза, он бил что-то живое. К нему подбежал другой подводчик, низенький и коренастый, с черной окладистой бородой, одетый в жилетку и рубаху навыпуск. Этот разразился басистым, кашляющим смехом и закричал...
Он быстро схватил со стола бокал,
рванулся с места и в одно мгновение подошел к сходу с террасы. Князь побежал было за ним, но случилось так, что, как нарочно, в это самое мгновение Евгений Павлович протянул ему руку прощаясь. Прошла одна секунда, и вдруг всеобщий крик раздался на террасе. Затем наступила минута чрезвычайного смятения.
Карачунский с удивлением взглянул через плечо на «здешнего хозяина», ничего не ответил и только сделал головой знак кучеру. Экипаж
рванулся с места и укатил, заливаясь настоящими валдайскими колокольчиками. Собравшиеся у избы мужики подняли Петра Васильича на смех.
Неточные совпадения
У меня недоставало сил стащить его
с места, и я начинал кричать: «Ату! ату!» Тогда Жиран
рвался так сильно, что я насилу мог удерживать его и не раз упал, покуда добрался до
места.
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на
месте, и только лишь когда я добежал до квартиры, я услышал, как отворилась и
с шумом захлопнулась наружная дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул в мою комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки, бросился на мою кровать, лицом в подушку, и — плакал, плакал. В первый раз заплакал
с самого Тушара! Рыданья
рвались из меня
с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
— Тонечка… женщина… — заговорил он,
порываясь встать
с своего горнего
места.
Тарантас тотчас сдернуло
с места, он
рванулся вперед наперерез речной волне — и пошел, дрыгая и колыхаясь…
Павел пожал плечами и ушел в свою комнату; Клеопатра Петровна, оставшись одна, сидела довольно долго, не двигаясь
с места. Лицо ее приняло обычное могильное выражение: темное и страшное предчувствие говорило ей, что на Павла ей нельзя было возлагать много надежд, и что он, как пойманный орел, все сильней и сильней начинает
рваться у ней из рук, чтобы вспорхнуть и улететь от нее.