Бывает, что во время
урока математики, когда даже воздух стынет от скуки, в класс со двора влетает бабочка; мальчуганы встряхивают головами и начинают с любопытством следить за полетом, точно видят перед собой не бабочку, а что-то новое, странное; так точно и обыкновенное шампанское, попав случайно в наш скучный полустанок, забавляло нас.
Равным образом для меня было совершенно бесполезно присутствовать на
уроках математики, даваемых некоим магистром Хилковым школьникам, проживавшим в самом доме Погодина и состоявшим в ведении надзирателя немца Рудольфа Ивановича, обанкрутившегося золотых дел мастера.
Мне доходил 17-й год, и я рассчитывал попасть в первый класс, так как в изустных и письменных переводах с немецкого на латинский и в классе «Энеиды», равно как и на
уроках математики и физики, я большею частию занимал второе место и нередко попадал на первое.
Неточные совпадения
Не вынес больше отец, с него было довольно, он умер. Остались дети одни с матерью, кой-как перебиваясь с дня на день. Чем больше было нужд, тем больше работали сыновья; трое блестящим образом окончили курс в университете и вышли кандидатами. Старшие уехали в Петербург, оба отличные
математики, они, сверх службы (один во флоте, другой в инженерах), давали
уроки и, отказывая себе во всем, посылали в семью вырученные деньги.
Это знал тот китайский император, который, учившись у миссионера
математике, после всякого
урока благодарил, что он напомнил ему забытые истины, которые он не мог не знать, будучи par métier [по должности (франц.).] всезнающим сыном неба.
В пять часов будет приходить Иван Иваныч, и у вас с ним начнется
урок по
математике и по всем другим наукам, в которых я не могу быть тебе полезна.
Церни был наш учитель арифметики. Длинный и сухой, как палка, он поминутно злился и кричал. Его в институте прозвали «вампиром». Его
уроки считались наказанием свыше. Страница журнала, посвященная
математике, постоянно пестрела единицами, нулями и двойками. Больше десяти баллов он не ставил даже за самый удовлетворительный ответ.
Случалось (пишет Исмайлов), что ученик мой вдруг не захочет принять никакого
урока (латинского языка или
математики) или требует латинского языка вместо
математики, и так настойчиво, что все убеждения напрасны — и мои, и академика, под надзором которого он жил».