Цитаты из русской классики со словом «Шурочка»
— Лиза… да, Лиза сейчас здесь была, — продолжала Марфа Тимофеевна, завязывая и развязывая шнурки своего ридикюля. — Она не совсем здорова.
Шурочка, где ты? Поди сюда, мать моя, что это посидеть не можешь? И у меня голова болит. Должно быть, от эфтагоот пенья да от музыки.
Он незаметно закрыл лицо руками и старался воспроизвести губами те же движения, какие делала
Шурочка; он хотел поймать таким образом эти слова в своем воображении, но у него ничего не выходило.
Влас (трется щекой об ее руку). Устал. С десяти до трех сидел в суде… С трех до семи бегал по городу…
Шурочка!.. И не успел пообедать.
Дочерей звали: Мака, Бета,
Шурочка, Нина и Кася.
Лебедев. Право,
Шурочка. Скандал будет, весь уезд языками затрезвонит, но ведь лучше пережить скандал, чем губить себя на всю жизнь.
Павлин. Цветете,
Шурочка? Простите, не поздоровался…
Достигаев. Жаль — помер Егор, пощипала бы дочка печёнку-то ему? Хотя… чёрт его знает, как бы он взглянул на этот фокус! Вон — оказалось, что у него даже и не печёнка была, а… другое какое-то. Н-да,
Шурочка!.. К большевикам приспособилась. Сестра из дома выгнала. Ну, — хорошо, ты — на время — приютила её, а дальше что? Куда она?
— Ах ты, моя бедная
Шурочка! — нервно воскликнул он. — Опять, значит, все это сначала проделывать!
— Знаешь,
Шурочка… Я всю ночь про тебя думал… Я много с тобою поступал неправильно… Как я тебе теперь помогу? Я не знаю, что тебе делать. Только один мой завет тебе — не поступай к нам в мастерскую: там гибель для женщины…
— Братцы, — сказал он, — наш гость — ученый муж. Но мы и его привлечем… А теперь,
Шурочка, как закусочка?
Они тихо вошли в кабинет и приблизились к постели умирающего.
Шурочка, постоянно тайком пробиравшаяся в кабинет больного «дяди», была там, но при их входе незаметно скрылась за ширмы, окружавшие постель.
Но дом Марьи Дмитриевны не поступил в чужие руки, не вышел из ее рода, гнездо не разорилось: Леночка, превратившаяся в стройную, красивую девушку, и ее жених — белокурый гусарский офицер, сын Марьи Дмитриевны, только что женившийся в Петербурге и вместе с молодой женой приехавший на весну в О…, сестра его жены, шестнадцатилетняя институтка с алыми щеками и ясными глазками,
Шурочка, тоже выросшая и похорошевшая, — вот какая молодежь оглашала смехом и говором стены калитинского дома.
Марья Дмитриевна не слишком ласково приняла Лаврецкого, когда он явился к ней на следующий день. «Вишь, повадился», — подумала она. Он ей сам по себе не очень нравился, да и Паншин, под влиянием которого она находилась, весьма коварно и небрежно похвалил его накануне. Так как она не считала его гостем и не полагала нужным занимать родственника, почти домашнего человека, то и получаса не прошло, как он уже шел с Лизой в саду по аллее. Леночка и
Шурочка бегали в нескольких шагах от них по цветнику.
— Ты, пожалуйста, не вздумай отговариваться, — продолжала Марфа Тимофеевна. —
Шурочка сама все видела и мне сказала. Я ей запретила болтать, а она не солжет.
В это мгновенье Лаврецкий заметил, что Леночка и
Шурочка стояли подле Лизы и с немым изумленьем уставились на него. Он выпустил Лизины руки, торопливо проговорил: «Извините меня, пожалуйста», — и направился к дому.
—
Шурочка, — воскликнула вдруг Марфа Тимофеевна, — поди-ка скажи Лизавете Михайловне — то есть нет, спроси у ней… ведь она внизу?
— И Марфа Тимофеевна, — промолвила
Шурочка.
В передней никто его не встретил; но дверь залы быстро распахнулась — из нее, вся раскрасневшаяся, выскочила
Шурочка, и мгновенно, вслед за ней, с звонким криком выбежала вся молодая ватага.
Шурочка была мещаночка, круглая сирота, Марфа Тимофеевна взяла ее к себе из жалости, как и Роску: и собачонку и девочку она нашла на улице; обе были худы и голодны, обеих мочил осенний дождь; за Роской никто не погнался, а Шурочку даже охотно уступил Марфе Тимофеевне ее дядя, пьяный башмачник, который сам недоедал и племянницу не кормил, а колотил по голове колодкой.
— Да, ведь она на все руки.
Шурочка, я вижу, тебе по саду бегать хочется. Ступай.
Шурочка фыркнула подавленным смехом и выскочила вон, а Лаврецкий поднялся с своего места.
— А! Федя! Милости просим, — промолвила она, — садись, мой батюшка. А мы сейчас доиграем. Хочешь варенья?
Шурочка, достань ему банку с клубникой. Не хочешь? Ну, так сиди так; а курить — не кури: не могу я табачища вашего терпеть, да и Матрос от него чихает.
— А! Федя! — начала она, как только увидала его. — Вчера вечером ты не видел моей семьи: полюбуйся. Мы все к чаю собрались; это у нас второй, праздничный чай. Всех поласкать можешь; только
Шурочка не дастся, а кот оцарапает. Ты сегодня едешь?
— Не рассуждай, пожалуйста, ступай. Настасья Карповна в сад пошла одна: ты с ней побудь. Уважь старуху. —
Шурочка вышла. — Да где ж это мой чепец? Куда это он делся, право?
Не доходя костра, они разошлись.
Шурочка пошла прямо вверх, а Ромашов снизу, обходом, вдоль реки. Винт еще не окончился, но их отсутствие было замечено. По крайней мере Диц так нагло поглядел на подходящего к костру Ромашову и так неестественно-скверно кашлянул, что Ромашову захотелось запустить в него горящей головешкой.
Ромашов вскочил с кровати и подбежал к окну. На дворе стояла
Шурочка. Она, закрывая глаза с боков ладонями от света, близко прильнула смеющимся, свежим лицом к стеклу и говорила нараспев...
— О, я тоже это знаю! — весело подхватила
Шурочка. — Но только не так. Я, бывало, затаиваю дыхание, пока хватит сил, и думаю: вот я не дышу, и теперь еще не дышу, и вот до сих пор, и до сих, и до сих… И тогда наступало это странное. Я чувствовала, как мимо меня проходило время. Нет, это не то: может быть, вовсе времени не было. Это нельзя объяснить.
— Гипюр. Вы в десятый раз спрашиваете.
Шурочка вдруг быстро, внимательно взглянула на подпоручика и так же быстро опустила глаза на вязанье. Но сейчас же опять подняла их и засмеялась.
— Ваш Назанский — противный! — с озлоблением, сдержанным низким голосом сказала
Шурочка. — Если бы от меня зависело, я бы этаких людей стреляла, как бешеных собак. Такие офицеры — позор для полка, мерзость!
Шурочка поспешно шла к нему — легкая и стройная, мелькая, точно светлый лесной дух, своим белым платьем между темными стволами огромных деревьев.
— Иди,
Шурочка, иди, — торопил он жену. — Это же Бог знает что такое. Вы, право, оба сумасшедшие. Дойдет до командира — что хорошего! Ведь он под арестом. Прощайте, Ромашов. Заходите.
— Я не хочу обмана, — говорила торопливо и еще задыхаясь
Шурочка, — впрочем, нет, я выше обмана, но я не хочу трусости.
— Соперник? —
Шурочка задумчиво потрогала крючком пробор своих мягких волос. — А скажи всю фразу.
— Александра Петровна…
Шурочка… Саша! — произнес он умоляюще.
—
Шурочка, как перевести по-немецки — соперник? — спросил Николаев, подымая голову от книги.
— Глупости,
Шурочка, отстань, — недовольно буркнул Николаев.
— Ах, знаю, знаю! — торопливо и радостно перебила его
Шурочка. — Но только это теперь не так легко делать, а вот раньше, в детстве, — ах как это было забавно!..
Ромашов сидел, низко склонившись головой на ладонь. Он вдруг почувствовал, что
Шурочка тихо и медленно провела рукой по его волосам. Он спросил с горестным недоумением...
— Unser auslдndischer Nebenbuhler, — быстро, тотчас же перевела
Шурочка.
«Никому это непонятно. Нет у меня близкого человека», — подумал горестно Ромашов. На мгновение вспомнилась ему
Шурочка, — такая сильная, такая гордая, красивая, — и что-то томное, сладкое и безнадежное заныло у него около сердца.
Они замолчали. На небе дрожащими зелеными точечками загорались первые звезды. Справа едва-едва доносились голоса, смех и чье-то пение. Остальная часть рощи, погруженная в мягкий мрак, была полна священной, задумчивой тишиной. Костра отсюда не было видно, но изредка по вершинам ближайших дубов, точно отблеск дальней зарницы, мгновенно пробегал красный трепещущий свет.
Шурочка тихо гладила голову и лицо Ромашова; когда же он находил губами ее руку, она сама прижимала ладонь к его рту.
— Унзер? —
Шурочка подняла голову и, прищурясь, посмотрела вдаль, в темный угол комнаты, стараясь представить себе то, о чем говорил Ромашов. — Нет, погодите: это что-то зеленое, острое. Ну да, ну да, конечно же — насекомое! Вроде кузнечика, только противнее и злее… Фу, какие мы с вами глупые, Ромочка.
— Он говорил тебе? — спросила
Шурочка быстро.
Шурочка посадила рядом с собой с одной стороны Тальмана, а с другой — Ромашова.
— Мы ведь всё вместе, — пояснила
Шурочка. — Я бы хоть сейчас выдержала экзамен. Самое главное, — она ударила по воздуху вязальным крючком, — самое главное — система. Наша система — это мое изобретение, моя гордость. Ежедневно мы проходим кусок из математики, кусок из военных наук — вот артиллерия мне, правда, не дается: все какие-то противные формулы, особенно в баллистике, — потом кусочек из уставов. Затем через день оба языка и через день география с историей.
Шурочка совсем опустилась на землю, оперлась о нее локтем и положила на ладонь голову. Помолчав немного, она продолжала задумчиво.
—
Шурочка! — задыхаясь, сказал Ромашов и почему-то на цыпочках осторожно подошел к кровати. — Шурочка, это вы?
В крошечной, но хорошенькой столовой, ярко освещенной висячей фарфоровой матово-белой лампой, была накрыта холодная закуска. Николаев не пил, но для Ромашова был поставлен графинчик с водкой. Собрав свое милое лицо в брезгливую гримасу,
Шурочка спросила небрежно, как она и часто спрашивала...
— Здравствуйте, Юрий Алексеич. Новостей нет?
Шурочка! Дай ему чаю. Уж простите меня, я занят.
—
Шурочка, ну как тебе не стыдно, — рассудительно произнес с своего места Николаев.
Предложения со словом «шурочка»
- – Ну что ты, Шурочка, неужели сердишься? Мы же пошутили!
- Шурочка, сосредоточенная женщина средних лет, в очках, висевших на самом краешке носа, внимательно вслушивалась в каждое бабушкино слово и быстро впечатывала их в желтоватый лист на удивительной машинке.
- – Шурочка, душа моя, мы ведь уже пришли.
- (все предложения)