Цитаты из русской классики со словом «валёк»
«Тьфу, тьфу… Наплёт,
валек и деревянная баба!» — и сам убежит от них.
Одна из пристяжных пришла сама. Дворовый ямщик, как бы сжалившись над ней, положил ее постромки на
вальки и, ударив ее по спине, чтоб она их вытянула, проговорил: «Ладно! Идет!» У дальней избы баба, принесшая хомут, подняла с каким-то мужиком страшную брань за вожжи. Другую пристяжную привел, наконец, сам извозчик, седенький, сгорбленный старичишка, и принялся ее припутывать. Между тем старый извозчик, в ожидании на водку, стоял уже без шапки и обратился сначала к купцу.
Моментально постигающее человека неожиданное горе его как-то трет, мнет и комкает, как баба тряпку на портомойне, и потом колотит
вальком, пока все из него не выколотит.
А там на берегу бабы белье моют; попросил у них свят муж милостинки, они его
вальками избили до крови…
В день отъезда он сперва очень храбрился и уверял, что куда его ни пошли, хоть туда, где бабы рубахи моют да
вальки на небо кладут, он все не пропадет, но потом упал духом, стал жаловаться, что его везут к необразованным людям, и так ослабел наконец, что даже собственную шапку на себя надеть не мог; какая-то сострадательная душа надвинула ее ему на лоб, поправила козырек и сверху ее прихлопнула.
— Да вот четвертую сотню качаем. Бумага паскудная такая, что мочи нет. Красная и желтая ничего еще, а эта синяя — черт ее знает — вся под
вальком крутится. Или опять и зеленая; вот и глядите, ни черта на ней не выходит.
— Пожалуйста! — стал уже тревожнее просить Теркин. — Видишь сам, и
валька нет на диване, на что же голову-то я прислоню?
У пруда, на плоту, старая баба в клетчатой поневе колотила
вальком скрученное белье.
В этом положении она била ее по спине и по голове
вальком и, когда выбилась из сил, позвала кучера на смену; по счастию, его не было в людской, барыня вышла, а девушка, полубезумная от боли, окровавленная, в одной рубашке, бросилась на улицу и в частный дом.
Он тоже кричал «к
валькам!» и боялся, чтобы этот крик не порвал его мечты и не вызвал бы его к действительности…
Проезжая мимо пруда, на котором всегда десятки баб, переговариваясь, били
вальками и полоскали свое белье, князь Андрей заметил, что на пруде никого не было, и оторванный плотик, до половины залитый водой, боком плавал по середине пруда.
Но
валек этот звучит, как будто два
валька звучат вместе в терцию, и звук этот мучит, томит меня, тем более что я знаю — этот
валек есть колокол, и Федор Филиппыч не заставит замолчать его. И
валек этот, как инструмент пытки, сжимает мою ногу, которая зябнет, — я засыпаю.
Баба стучит
вальком по мокрому белью…
Василий, в дороге подающий милостыню, дает наставления Филиппу насчет укрепления
валька и, только когда все уже готово и Филипп, собирая вожжи, лезет на козлы, начинает что-то доставать из бокового кармана.
Над малинником гудели осы и пчелы. В зелени ветел суматошно прыгали молодые воронята, а на верхних ветвях солидно уместились старые вороны и строго каркали, наблюдая жизнь детей. Из города доплывал безнадежный зов колокола к вечерней службе, где-то озабоченно и мерно пыхтел пар, вырываясь из пароотводной трубки, на реке
вальки шлепали, и плакал ребенок.
—
Валька, противная, как ты смеешь бить моего Жужутку!
Пусть резкий, холодный ветер бьет в лицо и кусает руки, пусть комья снега, подброшенные копытами, падают в шапку, за воротник, на шею, на грудь, пусть визжат полозья и обрываются постромки и
вальки, черт с ними совсем!
В тишине чётко стучал молоток по шляпкам гвоздей, на реке гулко ботали
вальки [Длинные, плоские, слегка выгнутые, по одной стороне ребристые бруски с рукояткой для катания белья на скалке, для выбивания его при стирке, обычно у берега, в текучей воде — Ред.], где-то на плотине звенела светлым звоном струя воды.
С лошадей валит пар,
вальки отрываются, шлеи и дуги ползут в сторону…
На длинном, шатком плотике
С
вальком поповна толстая
Стоит, как стог подщипанный,
Подтыкавши подол.
По-прежнему нарушалась эта тишина мерными ударами
валька по мокрому белью и гоготанием гусей на речке; по-прежнему били на бойнях тысячи длиннорогих волов, солили мясо, топили сало, выделывали кожи и отправляли все это в Англию; по-прежнему, в базарные дни, среди атмосферы, пропитанной сильным запахом дегтя, скрипели на рынках сотни возов с сельскими продуктами и изделиями, и меж ними сновали, обнимались и дрались пьяные мужики.
На облучке торчал, упираясь искоса ногами в
валёк, седой мужичок в дырявом армяке и то и дело подергивал веревочными вожжами и помахивал кнутиком; а в самой кибитке сидел, на тощем чемодане, человек высокого роста, в фуражке и старом запыленном плаще.
Вследствие своей тяжести лодка быстро покатилась по
валькам к воде.
То и дело происходили остановки. Несъезженные лошади рвались в стороны, опрокидывали повозки; в одной фуре переломилось дышло, в другой сломался
валек. Останавливались, чинили.
В левой руке — повод, а правая откинута назад: надо придерживать неуклюжий огромный
валек на толстых веревочных постромках.
Теперь, когда я окончательно сжился с «дурным обществом», грустная улыбка Маруси стала мне почти так же дорога, как улыбка сестры; но тут никто не ставил мне вечно на вид мою испорченность, тут не было ворчливой няньки, тут я был нужен, — я чувствовал, что каждый раз мое появление вызывает румянец оживления на щеках девочки.
Валек обнимал меня, как брата, и даже Тыбурций по временам смотрел на нас троих какими-то странными глазами, в которых что-то мерцало, точно слеза.
«Ах, — говорит, — шер Ольга Федот, я сам теперь наплёт,
валек и деревянна баба: я письмо носил».
Я не знал еще, что такое голод, но при последних словах девочки у меня что-то повернулось в груди, и я посмотрел на своих друзей, точно увидал их впервые.
Валек по-прежнему лежал на траве и задумчиво следил за парившим в небе ястребом. Теперь он не казался уже мне таким авторитетным, а при взгляде на Марусю, державшую обеими руками кусок булки, у меня заныло сердце.
— Одно другому не мешает, и Вася тоже может быть судьей, — не теперь, так после… Это уж, брат, так ведется исстари. Вот видишь ли: я — Тыбурций, а он —
Валек. Я нищий, и он — нищий. Я, если уж говорить откровенно, краду, и он будет красть. А твой отец меня судит, — ну, и ты когда-нибудь будешь судить… вот его!
Прошло еще несколько дней. Члены «дурного общества» перестали являться в город, и я напрасно шатался, скучая, по улицам, ожидая их появления, чтобы бежать на гору. Один только «профессор» прошел раза два своею сонною походкой, но ни Туркевича, ни Тыбурция не было видно. Я совсем соскучился, так как не видеть Валека и Марусю стало уже для меня большим лишением. Но вот, когда я однажды шел с опущенною головою по пыльной улице,
Валек вдруг положил мне на плечо руку.
— А за двугривенный — трусишь? — И сказал
Вальку: — Дай ему рубль, все равно не пойдет, форсит только…
Все это заставило меня глубоко задуматься.
Валек указал мне моего отца с такой стороны, с какой мне никогда не приходило в голову взглянуть на него: слова Валека задели в моем сердце струну сыновней гордости; мне было приятно слушать похвалы моему отцу, да еще от имени Тыбурция, который «все знает»; но вместе с тем дрогнула в моем сердце и нота щемящей любви, смешанной с горьким сознанием: никогда этот человек не любил и не полюбит меня так, как Тыбурций любит своих детей.
На другой же день можно было видеть, как тетка Анна и молоденькая сноха ее перемывали горшки и корчаги и как после этого обе стучали
вальками на берегу ручья. Глеб, который не без причины жаловался на потерянное время — время подходило к осени и пора стояла, следовательно, рабочая, — вышел к лодкам, когда на бледнеющем востоке не успели еще погаснуть звезды. За час до восхода он, Захар и Гришка были на Оке.
Я шел быстро, хотелось поскорее начать и кончить все это. Меня сопровождали
Валёк, Кострома и еще какие-то парни. Перелезая через кирпичную ограду, я запутался в одеяле, упал и тотчас вскочил на ноги, словно подброшенный песком. За оградой хохотали. Что-то екнуло в груди, по коже спины пробежал неприятный холодок.
— Неправда, неправда, — возразил
Валек, — ты не понимаешь. Тыбурций лучше знает. Он говорит, что судья — самый лучший человек в городе и что городу давно бы уже надо провалиться, если бы не твой отец, да еще поп, которого недавно посадили в монастырь, да еврейский раввин. Вот из-за них троих…
Сначала мне очень не хотелось спускаться в подземелье, но потом, подумав, что ведь
Валек и Маруся живут там постоянно, я победил неприятное ощущение и пошел туда вместе с ними.
И там все тоже спало. Не скоро отперли им. Половой, также босой и в рубахе с откинутым воротом, согласился пустить. Пришел и другой половой, постарше, и проводил Теркина по темным сеням, где пахло как в торговой бане, наверх, в угловую комнату. Это был не номер, а одна из трактирных комнат верхнего этажа, со столом, покрытым грязной скатертью, диваном совсем без спинки и без
вальков и двумя стульями.
Ванюша между тем, обмытый и обласканный матерью, успел уже забыть свое горе, и вскоре звонкий, веселый голосок его смешался со стуком
вальков, которому, в свою очередь, с другого конца площадки отвечало постукиванье четырех молотков, приводивших к концу законопачиванье лодки.
Мы с Марусей, крепко прижавшись друг к другу, смотрели на эту сцену из дальнего угла; но
Валек совершенно свободно шнырял между большими, поддерживая то руку, то ногу, то голову Лавровского.
Валёк поставил условием, что я должен до света лежать или сидеть на гробе, не сходя с него, что бы ни случилось, если даже гроб закачается, когда старик Калинин начнет вылезать из могилы. Спрыгнув на землю, я проиграю.
Валек, вообще очень солидный и внушавший мне уважение своими манерами взрослого человека, принимал эти приношения просто и по большей части откладывал куда-нибудь, приберегая для сестры, но Маруся всякий раз всплескивала ручонками, и глаза ее загорались огоньком восторга; бледное лицо девочки вспыхивало румянцем, она смеялась, и этот смех нашей маленькой приятельницы отдавался в наших сердцах, вознаграждая за конфеты, которые мы жертвовали в ее пользу.
— Эй, послушай-ка, — крикнул мне
Валек, когда я отошел несколько шагов. — А ты болтать не будешь о том, что был у нас?
А моя маленькая приятельница почти никогда не бегала и смеялась очень редко; когда же смеялась, то смех ее звучал, как самый маленький серебряный колокольчик, которого на десять шагов уже не слышно. Платье ее было грязно и старо, в косе не было лент, но волосы у нее были гораздо больше и роскошнее, чем у Сони, и
Валек, к моему удивлению, очень искусно умел заплетать их, что и исполнял каждое утро.
— Почему? — переспросил
Валек, несколько озадаченный… — Потому что граф — не простой человек… Граф делает, что хочет, и ездит в карете, и потом… у графа деньги; он дал бы другому судье денег, и тот бы его не засудил, а засудил бы бедного.
Через четверть часа я спал уже глубоким сном, и во сне мне виделись действительно черти, весело выскакивавшие из черного люка.
Валек гонял их ивовым прутиком, а Маруся, весело сверкая глазками, смеялась и хлопала в ладоши.
За полночь Соловейчик кончил свое ковырянье на литографическом камне, сделал
вальком пару пробных оттисков и ушел из квартиры Арапова.
Мальчик, по имени
Валек, высокий, тонкий, черноволосый, угрюмо шатался иногда по городу без особенного дела, заложив руки в карманы и кидая по сторонам взгляды, смущавшие сердца калачниц. Девочку видели только один или два раза на руках пана Тыбурция, а затем она куда-то исчезла, и где находилась — никому не было известно.
Роясь в делах, я нашел переписку псковского губернского правления о какой-то помещице Ярыжкиной. Она засекла двух горничных до смерти, попалась под суд за третью и была почти совсем оправдана уголовной палатой, основавшей, между прочим, свое решение на том, что третья горничная не умерла. Женщина эта выдумывала удивительнейшие наказания — била утюгом, сучковатыми палками,
вальком.
— Это еще хуже! — с уверенностью сказал
Валек. — Я никогда не ворую у своего отца.
«Профессор» стоял у изголовья и безучастно качал головой. Штык-юнкер стучал в углу топором, готовя, с помощью нескольких темных личностей, гробик из старых досок, сорванных с крыши часовни. Лавровский, трезвый и с выражением полного сознания, убирал Марусю собранными им самим осенними цветами.
Валек спал в углу, вздрагивая сквозь сон всем телом, и по временам нервно всхлипывал.
Предложения со словом «валёк»
- Что – то чертил, рисовал узоры разные, на деревянных вальках, лопатках, набойных досках вырезал изображения зверушек, цветов, геометрических фигур.
- И огнём загорятся глаза казаков, крепче налягут они мускулистыми руками на вальки вёсел, и только пена, шипя, разбегается из-под острогрудых кораблей!
- Вскоре потом послышался всплеск воды и вслед за тем крик, шум, хлопанье по воде крыльев такое, будто бабы на помосте вальком лупили бельё.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «валёк»
Значение слова «валёк»
ВАЛЁК, -лька́, м. 1. Плоский деревянный брусок с ручкой для выколачивания белья при полоскании или для катания белья на скалке. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ВАЛЁК
Дополнительно