Цитаты из русской классики со словом «классики»
То же нужно сказать о направлениях в искусстве и литературе, о
классиках и романтиках, о реалистах и символистах.
Была издана замечательная «Программа домашнего чтения», организовано издание
классиков современной радикально-демократической мысли, именитые профессора ездили по провинции, читая лекции по вопросам культуры.
И к нашим
классикам — к Пушкину, Гоголю, Лермонтову, Островскому — он относился как безусловный поклонник, изучал их детально, почти педантически. Одно время по его совету кружок его приятелей и приятельниц начал составлять словарь всех пушкинских слов.
В ней было все, что угодно, и всего понемножку: отрывки из русских
классиков, переводы из Шекспира, Гете, Шиллера, Байрона, Гейне и даже шутки, пародии и эпиграммы семидесятых годов.
В новых литературах, там, где не было древних форм, признавал только одну высокую поэзию, а тривиального, вседневного не любил; любил Данте, Мильтона, усиливался прочесть Клопштока — и не мог. Шекспиру удивлялся, но не любил его; любил Гете, но не романтика Гете, а
классика, наслаждался римскими элегиями и путешествиями по Италии больше, нежели Фаустом, Вильгельма Мейстера не признавал, но знал почти наизусть Прометея и Тасса.
Эти первые шаги ввели ее в сокровищницу мировой литературы, начиная с
классиков.
Сверх того, как мы ни стараемся о насаждении классицизма, но русский культурный человек в деле знакомства с древними
классиками и ныне едва ли идет дальше басен Федра, иметь которые в качестве настольной книги несколько, впрочем, совестно.
И понимаете, в старину человек, хотевший образоваться, положим, Француз, стал бы изучать всех
классиков: и богословов, и трагиков, и историков, и философов, и понимаете весь труд умственный, который бы предстоял ему.
Так, как у
классиков трагедия была не трагедия, если в ней не было греческих или римских героев, так, как
классики беспрестанно воспевали дрянное фалернское вино, употребляя прекрасное бургонское, — так поэзия романтизма поставила необходимым условием рыцарскую одежду, и нет у них поэмы, где не льется кровь, где нет наивных пажей и мечтательных графинь, где нет черепов и трупов, восторженности и бреда.
Ни один великий писатель не может быть определен термином «
классик» или «романтик» и не вмещается в эти категории.
Они охотно поддаются влиянию писателей новейшего времени, даже не лучших, но совершенно равнодушны к таким
классикам, как, например, Шекспир, Марк Аврелий, Епиктет или Паскаль, и в этом неуменье отличать большое от малого наиболее всего сказывается их житейская непрактичность.
Он берет живое лицо и списывает его, когда ему нужно, и всякий романист, если только он не рутинер и не повторяет прибауток
классиков, должен сознаться, что такая свобода литературной работы безусловно необходима.
Ученого призвания он в себе не признавал, а учительствовать —
классиком или преподавателем математики — одинаково не манило его. Не хотел он превращаться в одного из тех"искариотов", какими угостила и его гимназия.
— Да помилуйте, ведь
классики все переведены на все языки, стало быть, вовсе не для изучения
классиков понадобилась им латынь, а единственно для полицейских мер и для отупления способностей. Как же после того не подлость?
Мы росли сначала — на плохом литературном языке детских рассказов, потом — на хорошем литературном языке
классиков.
Чистого классицизма никогда не существовало, и величайшие творцы никогда не бывали чистыми
классиками.
Новой литературы он терпеть не мог и читал только евангелие да древних
классиков; о женщинах не мог слышать никакого разговора, почитал их всех поголовно дурами и очень серьезно жалел, что его старуха мать — женщина, а не какое-нибудь бесполое существо.
Новый помпадур был малый молодой и совсем отчаянный. Он не знал ни наук, ни искусств, и до такой степени мало уважал так называемых идеологов, что даже из Поль де Кока и прочих
классиков прочитал только избраннейшие места. Любимейшие его выражения были «фюить!» и «куда Макар телят не гонял!».
— Во-первых, это анекдот, а во-вторых, что такое Мольер? «
Классик!
Классик!» — кричат французы, но и только!.. Немцы и англичане не хотят и смотреть Мольера; я, с своей стороны, тоже не признаю его
классиком… А!.. Никон Семеныч, великий трагик! Вас только и недоставало, — опоздали, mon cher! И лишили себя удовольствия прослушать большую часть нашего спектакля.
В то время взгляд на классицизм был особенный: всякий, кто обнаруживал вкус к женскому полу и притом знал, что Венера инде называется Афродитою, тем самым уже приобретал право на наименование
классика.
Французскому и английскому языку оставалось очень немного часов, потому что почти все вечернее время, после занятий с Альтанским
классиками, я проводил у него, уносясь восторженными мечтаниями во времена давно минувшие, в мир великих мудрецов и доблестных героев.
Я
классик, Гамлета играл и требую, чтоб святое искусство было искусством…
Спешил ли он отыскивать несчастных и помогать им, подавал ли нищим, делился ли последним с неимущими, как это делал, например, И. И. Мартынов, переводчик греческих
классиков?
В нем постепенно происходит некоторое окаменение, против которого снова подъемлют мятеж молодые, с тем чтобы, достигнув победы и обогатив или изменив канон, и самим потом сделаться «
классиками», — е sempre bene [И отлично (итал.) — выражение из «Евгения Онегина» А. С. Пушкина (8, XXXV)].
— Главное дело, сделай так, чтоб в повести фигурировали графы и князья и поминутно сталкивались с энгелистами; чтоб графы и князья были
классики, отличались самой строгой честностью, а энгелистов сделай подлецами, мерзавцами, циниками и дураками. За образец себе можешь взять повесть Маркевича «Марина из Алого Рога», помещенную в № 1 «Русского Вестника». А теперь ступай!
Опершись на плотину, Ленский
Давно нетерпеливо ждал;
Меж тем, механик деревенский,
Зарецкий жернов осуждал.
Идет Онегин с извиненьем.
«Но где же, — молвил с изумленьем
Зарецкий, — где ваш секундант?»
В дуэлях
классик и педант,
Любил методу он из чувства,
И человека растянуть
Он позволял — не как-нибудь,
Но в строгих правилах искусства,
По всем преданьям старины
(Что похвалить мы в нем должны).
Много наименований можно давать человеческому типу, но человек менее меняется, чем это кажется по его внешности и его жестам, он часто менял лишь свою одежду, надевал в один период жизни одежду революционера, в другой период одежду реакционера; он может быть
классиком и может быть романтиком, не будучи ни тем ни другим в глубине.
Читаю я, как один французский
классик описывает мысли и ощущения человека, приговоренного к смертной казни.
Да,
классик я — но до известной меры:
Я б не хотел, чтоб почерком пера
Присуждены все были землемеры,
Механики, купцы, кондуктора
Виргилия долбить или Гомера;
Избави бог! Не та теперь пора;
Для разных нужд и выгод матерьяльных
Желаю нам поболе школ реальных.
Юным
классикам не безызвестны его ухаживания за коровой Ио.
Они подвергались довольно сложному процессу, за которым
классик наблюдал не хуже любого техника, и новому материалу придавался вид древности изумительно хорошо и скоро.
Я продолжаю читать
классиков. Дал он мне: Mon noviciat. Вот это так книжка! Je ne suis pas prude… [Я не чопорна… (фр.).] но я несколько раз бросала. Если б она попалась в руки девушке лет шестнадцати, она бы в один вечер вкусила «древо познания добра и зла».
Во второй год музыка уже смолкла во флигеле и юрист требовал в своих записках только
классиков. В пятый год снова послышалась музыка и узник попросил вина. Те, которые наблюдали за ним в окошко, говорили, что весь этот год он только ел, пил и лежал на постели, часто зевал, сердито разговаривал сам с собою. Книг он не читал. Иногда по ночам он садился писать, писал долго и под утро разрывал на клочки всё написанное. Слышали не раз, как он плакал.
После обеда подали кофе. На дворе уж запрягали тарантас. Мне было как-то особенно весело, и я с любовью приглядывался к окружавшим лицам. Завязался общий разговор; шутили, смеялись. Я вступил с Верою в яростный спор о Шопене, в котором, как и вообще в музыке, ничего не понимаю, но который действительно возбуждает во мне безотчетную антипатию. Я любовался Верою, как она волновалась и в ужасе всплескивала руками, когда я называл
классика Шопена «салонным композитором».
Это был первый выход Артура Бенни из дома своего отца — из того дома, в котором он, живучи в Польше, мог гораздо удобнее воображать себя римлянином, афинянином или спартанцем, чем поляком, ибо воспитанный отцом своим, большим
классиком, Артур Бенни о Риме, Спарте и Афинах знал в это время гораздо больше, чем о Польше.
Петька на заднем дворе играл сам с собою в «
классики» и надувал щеки, потому что так прыгать было значительно легче.
Поп Савел успел нагрузиться вместе с другими и тоже лез целоваться к Привалову, донимая его цитатами из всех
классиков. Телкин был чуть-чуть навеселе. Вообще все подгуляли, за исключением одного Нагибина, который «не принимал ни капли водки». Началась пляска, от которой гнулись и трещали половицы; бабы с визгом взмахивали руками; захмелевшие мужики грузно топтались на месте, выбивая каблуками отчаянную дробь.
— Как же так, уж все из церкви пришли. Все дома сидят, а тут на-т-ко-ся, и нету. Это вы, юный
классик, так буяните, что старушке дома не усидеть?
Тогда же зародилось во мне желание изучать английский язык — Эсхил, Софокл, Эврипид, Шекспир, Данте, Ариосто, Боккачио, Сервантес, испанские драматурги, немецкие
классики и романтики — специально «Фауст» — и вплоть до лириков и драматургов 30-х и 40-х годов, с особым интересом к Гейне, — вот что вносил с собою Уваров в наши продолжительные беседы у него в кабинете.
Рядом с этим хламом — библиотека русских и европейских
классиков, книги Ле-Бона по эволюции материи, силы.
По училищным преданиям, в неписаном списке юнкерских любимцев, среди таких лиц, как профессор Ключевский, доктор богословия Иванцов-Платонов, лектор и прекрасный чтец русских
классиков Шереметевский, капельмейстер Крейнбринг, знаменитые фехтовальщики Пуарэ и Тарасов, знаменитый гимнаст и конькобежец Постников, танцмейстер Ермолов, баритон Хохлов, великая актриса Ермолова и немногие другие штатские лица, — был внесен также и швейцар Екатерининского института Порфирий.
Райский нашел тысячи две томов и углубился в чтение заглавий. Тут были все энциклопедисты и Расин с Корнелем, Монтескье, Макиавелли, Вольтер, древние
классики во французском переводе и «Неистовый Орланд», и Сумароков с Державиным, и Вальтер Скотт, и знакомый «Освобожденный Иерусалим», и «Илиада» по-французски, и Оссиан в переводе Карамзина, Мармонтель и Шатобриан, и бесчисленные мемуары. Многие еще не разрезаны: как видно, владетели, то есть отец и дед Бориса, не успели прочесть их.
Соседями аккомпаниатора сидели с левой руки — «последний
классик» и комическая актриса, по правую — огромный толстый поэт. Самгин вспомнил, что этот тяжелый парень еще до 905 года одобрил в сонете известный, но никем до него не одобряемый, поступок Иуды из Кариота. Память механически подсказала Иудино дело Азефа и другие акты политического предательства. И так же механически подумалось, что в XX веке Иуда весьма часто является героем поэзии и прозы, — героем, которого объясняют и оправдывают.
Я перечитывал русских и иностранных
классиков и впадал в еще большее уныние.
Я нашел в наших старинных дубовых хоромах два огромных шкафа с дедовской библиотекой, с французскими
классиками и со всеми энциклопедистами.
Королевский театр стоял и тогда выше Берлинского, но лишен еще был той физиономии, какую придал ему позднее вагнеризм. А драматическая труппа держалась обыкновенных тогда традиций немецкого тона при исполнении репертуара своих
классиков; Лессинга, Шиллера, Гете, Геббеля, Грильпарцера и более новых авторов — Гуцкова, Фрейтага и царившего еще тогда легкого поставщика Родрига Бенедикса.
Шекспир, Гете или Лев Толстой не могут быть признаны ни
классиками, ни романтиками.
Классики, верные преданиям древнего мира, с гордой веротерпимостью и с сардонической улыбкой посматривали на идеологов и, чрезвычайно занятые опытами, специальными предметами, редко являлись на арену.
В отношении к романтизму этих течений, с которыми я был жизненно связан, я себя часто чувствовал антиромантиком, не
классиком, конечно, но реалистом и противником иллюзорности и возвышенного вранья.
Совершенно невозможно сказать, является ли
классиком или романтиком Шекспир и Гёте, Л. Толстой и Достоевский.
Ассоциации к слову «классики»
Синонимы к слову «классики»
Предложения со словом «классика»
- Конечно же, классикой жанра можно считать мужские рубашки из денима, приталенные, с более чёткой линией плеч и короткими рукавами с отворотами.
- По моему мнению, она станет классикой современной литературы, описывающей путь к успеху.
- Для написания данной книги я использовала информацию из книг признанных мировых классиков психологии, гипноза и регрессологии и из собственных книг.
- (все предложения)
Предложения со словом «классик»
- Конечно же, классикой жанра можно считать мужские рубашки из денима, приталенные, с более чёткой линией плеч и короткими рукавами с отворотами.
- По моему мнению, она станет классикой современной литературы, описывающей путь к успеху.
- Для написания данной книги я использовала информацию из книг признанных мировых классиков психологии, гипноза и регрессологии и из собственных книг.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «классики»
Значение слова «классики»
Афоризмы русских писателей со словом «классики»
- Мало ли вы выучиваете такого, что вам не понадобится потом в жизни; но все изученное входит в плоть и кровь вашего нравственного, умственного и эстетического образования! Без этой подкладки древних классиков, их образцов во всем — смело скажу, человек образованным назваться не может.
- Начиная с Пушкина, наши классики отобрали из речевого хаоса наиболее точные, яркие, веские слова и создали «великий, прекрасный язык»…
- Основным материалом литературы, является слово, оформляющее все наши впечатления, чувства, мысли. Литература — это искусство пластического изображения посредством слова. Классики учат нас, что чем более просто, ясно, чётко смысловое и образное наполнение слова, — тем более крепко, правдиво и устойчиво изображение пейзажа и его влияния на человека, изображение характера человека, его отношения к людям.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно