Неточные совпадения
— Вот в рассуждении того теперь идет речь, панове добродийство, — да вы, может быть, и
сами лучше это знаете, — что многие запорожцы позадолжались в шинки жидам и своим
братьям столько, что ни один
черт теперь и веры неймет. Потом опять в рассуждении того пойдет речь, что есть много таких хлопцев, которые еще и в глаза
не видали, что такое война, тогда как молодому человеку, — и
сами знаете, панове, — без войны
не можно пробыть. Какой и запорожец из него, если он еще ни разу
не бил бусурмена?
— Как так твоя мать? — пробормотал он,
не понимая. — Ты за что это? Ты про какую мать?.. да разве она… Ах,
черт! Да ведь она и твоя! Ах,
черт! Ну это,
брат, затмение как никогда, извини, а я думал, Иван… Хе-хе-хе! — Он остановился. Длинная, пьяная, полубессмысленная усмешка раздвинула его лицо. И вот вдруг в это
самое мгновение раздался в сенях страшный шум и гром, послышались неистовые крики, дверь распахнулась и в залу влетел Дмитрий Федорович. Старик бросился к Ивану в испуге...
— Верю, потому что ты сказал, но
черт вас возьми опять-таки с твоим
братом Иваном!
Не поймете вы никто, что его и без Катерины Ивановны можно весьма
не любить. И за что я его стану любить,
черт возьми! Ведь удостоивает же он меня
сам ругать. Почему же я его
не имею права ругать?
—
Не поможет!
не поможет,
брат! Визжи себе хоть
чертом,
не только бабою, меня
не проведешь! — и толкнул его в темную комору так, что бедный пленник застонал, упавши на пол, а
сам в сопровождении десятского отправился в хату писаря, и вслед за ними, как пароход, задымился винокур.
— Это,
брат, дело надобно вести так, — продолжал он, — чтоб тут
сам черт ничего
не понял. Это,
брат, ты по-приятельски поступил, что передо мной открылся; я эти дела вот как знаю! Я,
брат, во всех этих штуках искусился! Недаром же я бедствовал, недаром три месяца жил в шкапу в уголовной палате: квартиры,
брат,
не было — вот что!
— Ты, боярин, сегодня доброе дело сделал, вызволил нас из рук этих собачьих детей, так мы хотим тебе за добро добром заплатить. Ты, видно, давно на Москве
не бывал, боярин. А мы так знаем, что там деется. Послушай нас, боярин. Коли жизнь тебе
не постыла,
не вели вешать этих
чертей. Отпусти их, и этого беса, Хомяка, отпусти.
Не их жаль, а тебя, боярин. А уж попадутся нам в руки, вот те Христос,
сам повешу их.
Не миновать им осила, только бы
не ты их к
черту отправил, а наш
брат!
— Да, как шар! Она так на воздухе и держится
сама собой и кругом солнца ходит. А солнце-то на месте стоит; тебе только кажется, что оно ходит. Вот она штука какая! А открыл это все капитан Кук, мореход… А
черт его знает, кто и открыл, — прибавил он полушепотом, обращаясь ко мне. — Сам-то я,
брат, ничего
не знаю… А ты знаешь, сколько до солнца-то?
Эва! слышишь, как покрикивают… подле
самого шатра княжеского, — как будто б им
черт не брат!
— Спасибо,
брат! Из ямы тащишь… Только… вот что: мастерскую я
не хочу, — ну их к
чёрту, мастерские! Знаю я их… Ты денег — дай, а я Верку возьму и уеду отсюда. Так и тебе легче — меньше денег возьму, — и мне удобнее. Уеду куда-нибудь и поступлю
сам в мастерскую…
— Если ты будешь
сам в руки соваться — поди к
черту! Я тебе
не товарищ… Тебя поймают да к отцу отведут — он тебе ничего
не сделает, а меня,
брат, так ремнем отхлещут — все мои косточки облупятся…
Кочкарев. Эх ты, пирей,
не нашел дверей! Они нарочно толкуют, чтобы тебя отвадить; и я тоже
не хвалил, — так уж делается. Это,
брат, такая девица! Ты рассмотри только глаза ее: ведь это
черт знает что за глаза: говорят, дышат! А нос — я
не знаю, что за нос! белизна — алебастр! Да и алебастр
не всякий сравнится. Ты рассмотри
сам хорошенько.
Кочкарев. Ну видишь,
сам раскусил. Теперь только нужно распорядиться. Ты уж
не заботься ни о чем. Свадебный обед и прочее — это все уж я… Шампанского меньше одной дюжины никак,
брат, нельзя, уж как ты себе хочешь. Мадеры тоже полдюжины бутылок непременно. У невесты, верно, есть куча тетушек и кумушек — эти шутить
не любят. А рейнвейн —
черт с ним,
не правда ли? а? А что же касается до обеда — у меня,
брат, есть на примете придворный официант: так, собака, накормит, что просто
не встанешь.
— Да какой
черт ею жертвует?
Не в Сибирь ссылают, замуж выдают; она, я думаю,
сама этого желает. Жертвуют ею! В этом деле скорей наш
брат жертвует. Будь у меня состояние, я, может быть, в зятья-то пригнул бы и
не такого человека.
Дядя Никон. И это,
брат, знаю, что ты говоришь, и то знаю!.. А вы уж: ах, их, ух!.. И дивуют!.. Прямые бабы, право! Митюшка, кузнец, значит, наш, досконально мне все предоставил: тут
не то что выходит пар, а нечистая, значит, сила! Ей-богу, потому
самому, что ажно ржет, как с места поднимает: тяжело, значит, сразу с места поднять. Немец теперь, выходит,
самого дьявола к своему делу пригнал. «На-ка, говорит, черт-дьявол этакой, попробуй, повози!»
— Я? За какими чертежами? Ах, да! Но,
брат,
сам чёрт ничего
не разберет в моих чемоданах… Рылся-рылся и бросил… Ликер очень мил.
Не хочешь ли?
— Пусть ждет,
чёрт с ним!.. Я
сам,
брат, его
не люблю.
— Ну, — говорит Жилин, — пропали,
брат! Он, собака, сейчас соберет татар за нами в погоню. Коли
не уйдем версты три, — пропали. — А
сам думает на Костылина: «И
черт меня дернул колоду эту с собой брать. Один я бы давно ушел».
— Старый
чёрт, — ворчал он. — Много вас тут ездит, людей морочит.
Не на такого наскочил,
брат! Меня
не обжулишь. Я
сам все эти
самые дела отлично понимаю. Посылай за старостой!
— Постой… Может быть, что-нибудь да поймаем. Под вечер рыба клюет лучше… Сижу,
брат, здесь с
самого утра! Такая скучища, что и выразить тебе
не могу. Дернул же меня
чёрт привыкнуть к этой ловле! Знаю, что чепуха, а сижу! Сижу, как подлец какой-нибудь, как каторжный, и на воду гляжу, как дурак какой-нибудь! На покос надо ехать, а я рыбу ловлю. Вчера в Хапоньеве преосвященный служил, а я
не поехал, здесь просидел вот с этой стерлядью… с чертовкой с этой…
Им был нагнан положительно панический страх на дворовых, даже мужчин
не говоря уже о женщинах, да и
сам «Степка», как звала его Салтычиха, или Степан Ермилыч, как величали его прошлые и будущие жертвы, сильно пользовался создавшимся вокруг него положением, и ходил по двору и даже людской, точно ему «
черт не брат», как втихомолку о нем перешептывались дворовые.
Муха. Просто, как на пожаре. Там была у него мать твоя, Поддевкина, отец Аграфены Силаевны. Крик, брань, плач,
не поймешь ничего.
Не сладит с ними и
сам начальник: говорит, лучше иметь дело с
чертом, чем с сердитыми бабами. (Тихо Груне, мигая ей.)
Не пугайтесь, Аграфена Силаевна; поверьте, наш
брат из воды сух вынырнет. (Резинкину тихо.) Лососинину и Гривенничкину велено подать в отставку; наша судьба с тобой висит на волоске; лакей, что был в трактире, все рассказал своему барину.