Неточные совпадения
Говорят вон, в Севастополе, сейчас после Альмы, [После поражения русской
армии в сражении на реке Альме 8 сентября 1854 г. во время Крымской войны (1853–1856).] умные-то люди уж как боялись, что вот-вот атакует
неприятель открытою силой и сразу возьмет Севастополь; а как увидели, что
неприятель правильную осаду предпочел и первую параллель открывает, так куды, говорят, обрадовались и успокоились умные-то люди-с: по крайности на два месяца, значит, дело затянулось, потому когда-то правильной-то осадой возьмут!
— Ого! вот куда вы лезете! Впрочем, вам предстоит карьера еще блистательнее… Командуя македонской фалангой, нетрудно было побеждать
неприятеля; а ведь ваша
армия будет состоять из мужиков, вооруженных вилами и топорами; летучие отряды из крестьянских баб, с ухватами и кочергами; передовые посты…
Но если мы никогда не били
неприятеля, то отчего же погибла вся
армия Наполеона?
Эти, по-видимому незначительные, но беспрерывные потери обессиливали приметным образом
неприятеля; а к довершению бедствия, наши летучие отряды почти совершенно отрезали большую французскую
армию от всех ее пособий и резервов.
Переправа через Березину довершила гибель
неприятеля: сам Наполеон едва успел спастись, но зато последняя надежда французской
армии, корпус Нея, был совершенно разбит.
Опустив поводья, он сидел задумчиво на своей лошади, которая шла спокойной и ровной ходою; мечтал о будущем, придумывал всевозможные средства к истреблению французской
армии и вслед за бегущим
неприятелем летел в Париж: пожить, повеселиться и забыть на время о любезном и скучном отечестве.
Несколько часов сряду наш арьергард удерживал стремление
неприятеля; наступающая ночь прекратила, наконец, военные действия, пушечные выстрелы стали реже, и стрелки обеих
армий, протянув передовые цепи, присоединились к своим колоннам.
Знаменитый Багратион был нашим любимцем, и когда мы услышали, что он, оставленный на жертву
неприятелю, пробился с своим отрядом сквозь целую
армию французов, — такое грянуло ура, такой был общий единодушный восторг, что я и описать не умею.
Сорок тысяч — русских было растянуто на семьдесят верст; около ста тысяч турок стояло против них, и только осторожные действия нашего начальника, не рисковавшего людьми, а довольствовавшегося отпором наступающего
неприятеля, да вялость турецкого паши позволили нам исполнить нашу задачу: не дать туркам прорваться и отрезать нашу главную
армию от Дуная.
Итак, Эраст обманул Лизу, сказав ей, что он едет в
армию? — Нет, он в самом деле был в
армии, но, вместо того чтобы сражаться с
неприятелем, играл в карты и проиграл почти все свое имение. Скоро заключили мир, и Эраст возвратился в Москву, отягченный долгами. Ему оставался один способ поправить свои обстоятельства — жениться на пожилой богатой вдове, которая давно была влюблена в него. Он решился на то и переехал жить к ней в дом, посвятив искренний вздох Лизе своей. Но все сие может ли оправдать его?
В самое то время, как Москва беззаботно собиралась в театр, чтоб посмотреть на старого славного артиста, военная гроза, давно скоплявшаяся над Россиею, быстро и прямо понеслась на нее; уже знали прокламацию Наполеона, в которой он объявлял, что через несколько месяцев обе северные столицы увидят в стенах своих победителя света; знали, что победоносная французская
армия, вместе с силами целой Европы, идет на нас под предводительством великого, первого полководца своего времени; знали, что
неприятель скоро должен переправиться через Неман (он переправился 12 июня) — все это знали и нисколько не беспокоились.
Передовые русские отряды, казаки-разведчики и стрелковая пехота, находящаяся во главе нашей
армии, ушли далеко вперед, преследуя по пятам
неприятеля.
Что-то произошло, что-то затемнило взоры, и два полка одной
армии, стоя в версте один против другого, целый час взаимно истребляли друг друга, в полной уверенности, что имеют дело с
неприятелем.
Среди той странной спутанности движений, которая в последний месяц преследовала обе
армии, нашу и неприятельскую, ломая все приказы и планы, мы были уверены, что на нас надвигается
неприятель, именно четвертый корпус.
Если я, как рядовой воин шведской
армии, встречу Паткуля посреди
неприятелей, то не пощажу о него благородной стали.
Под начальством генерала Берга началась боевая известность Суворова. Его боевой дебют был при деревне Рейхенбах, где он артиллерийским огнем заставил отступить
неприятеля. Вслед за тем под Лигницем он выдержал, начальствуя одним крылом Бергова корпуса, сильный натиск пруссаков при атаке аванпостов прусской
армии, предводимой королем, и отступил к своей позиции, ни на пядь не подавшись назад.
Находясь почти с самого вступления в
армию командиром отдельных и к
неприятелю всегда близких войск, не упускал наносить оному всевозможный вред, в чем ссылаюсь на командующего
армией и на самих турок.
В то время, когда русская
армия с нетерпением ждала решительного приказания идти на штурм Очаковской крепости и роптала на медлительность и нерешительность вождя, когда сотни человеческих жизней гибли от стычек с
неприятелем, делавшим частые вылазки и особенно от развившихся в войсках болезней, главнокомандующий жил в главной квартире, окруженный блестящей свитой и целой плеядой красавиц.
Войска окружили Никополь. Задачей кавалерии было держать посты и разъезды в тылу
неприятеля и, отрезав его от Виддина, где находился Осман-паша, и от Софии и Рущука, где были другие турецкие
армии, лишить его возможности получать подкрепления и провиант для Никополя.
Первый начал говорить генерал Армфельд, неожиданно, во избежание представившегося затруднения предложив совершенно новую, ничем (кроме как желанием показать, что он тоже может иметь мнение) необъяснимую позицию в стороне от Петербургской и Московской дорог, на которой, по его мнению,
армия должна была соединившись ожидать
неприятеля.
Багратион долго не присоединяется (хотя в соединении главная цель всех начальствующих лиц), потому что ему кажется, что он на этом марше ставит в опасность свою
армию, и что выгоднее всего для него отступить левее и южнее, беспокоя с фланга и тыла
неприятеля и комплектуя свою
армию в Украйне.
При самом начале кампании,
армии наши разрезаны, и единственная цель, к которой мы стремимся, состоит в том, чтобы соединить их, хотя для того, чтоб отступать и завлекать
неприятеля в глубь страны, в соединении
армий не представляется выгод.
На вашей ответственности останется, если
неприятель в состоянии будет отрядить значительный корпус на Петербург для угрожания сей столице, в которой не могло остаться много войска, ибо с вверенною вам
армиею, действуя с решительностью и деятельностью, вы имеете все средства отвратить сие новое несчастие.
Дело же очевидно было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Войны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для
армии, имеющей целью остановить
неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Деятельность его в Москве так же изумительна и гениальна, как и везде. Приказания за приказаниями и планы за планами исходят из него со времени его вступления в Москву и до выхода из нее. Отсутствие жителей и депутации, и самый пожар Москвы, не смущают его. Он не упускает из виду ни блага своей
армии, ни действий
неприятеля, ни блага народов России, ни управления делами Парижа, ни дипломатических соображений о предстоящих условиях мира.
И узнав то, что назавтра мы атакуем
неприятеля, из высших сфер
армии услыхав подтверждение того, чему они хотели верить, измученные, колеблющиеся люди утешались и ободрялись.
Не только сожжение Москвы, но и допущение
неприятеля до Смоленска не может даже представиться воображению императора, и когда
армии соединяются, то государь негодует за то. что Смоленск взят и сожжен, и не дано пред стенами его генерального сражения.
Впереди этой позиции, будто бы, был выставлен для наблюдения за
неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24-го, будто бы, Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26-го же атаковал всю русскую
армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской
армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро-меньших усилий,
неприятель бежал) испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв ПОЛОВИНУ войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения.
В вечер 26-го августа, и Кутузов и вся русская
армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить
неприятеля не потому, чтоб он хотел кого-нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Измученный, голодный отряд Багратиона один должен был, прикрывая собой это движение обозов и всей
армии, неподвижно оставаться перед
неприятелем в восемь раз сильнейшим.
Отряд Платова действовал независимо от
армии. Несколько раз павлоградцы были частями в перестрелках с
неприятелем, захватили пленных и однажды отбили даже экипажи маршала Удино. В апреле месяце павлоградцы несколько недель простояли около разоренной до тла немецкой пустой деревни, не трогаясь с места.
Слух, уже распространенный прежде, о разбитии австрийцев и о сдаче всей
армии под Ульмом, оказывался справедливым. Через полчаса уже по разным направлениям были разосланы адъютанты с приказаниями, доказывавшими, что скоро и русские войска, до сих пор бывшие в бездействии, должны будут встретиться с
неприятелем.
После Бородинского сражения, занятия
неприятелем Москвы и сожжения ее, важнейшим эпизодом войны 1812 года историки признают движение русской
армии с Рязанской на Калужскую дорогу и к Тарутинскому лагерю — так называемый фланговый марш за Красною Пахрой.
Преследуемая стотысячною французскою
армией под начальством Бонапарта, встречаемая враждебно-расположенными жителями, не доверяя более своим союзникам, испытывая недостаток продовольствия и принужденная действовать вне всех предвидимых условий войны, русская тридцатипятитысячная
армия, под начальством Кутузова, поспешно отступала вниз по Дунаю, останавливаясь там, где она бывала настигнута
неприятелем, и отбиваясь ариергардными делами, лишь насколько это было нужно для того, чтоб отступать, не теряя тяжестей.
Одна
армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и казалось бы тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где
неприятель, сообразить что-нибудь выгодное и предпринять что-нибудь новое. Но после четырехдневной остановки, толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу — по пробитому следу.
Таким образом мы будем бодро ожидать времени, когда императорская российская
армия совсем изготовится, и затем вместе легко найдем возможность уготовить
неприятелю участь, коей он заслуживает».]