Неточные совпадения
Не знали, бедные, куда деться, как сжаться, краснели, пыхтели и потели, пока Татьяна Марковна, частию из жалости, частию оттого, что от них в комнате было и тесно, и душно, и «пахло севрюгой», как тихонько выразилась она Марфеньке, не выпустила их в сад, где они, почувствовав себя
на свободе, начали
бегать и скакать, только прутья от кустов полетели в стороны, в ожидании, пока позовут завтракать.
А Евгения говорила какие-то ненужные слова, глаза её
бегали не то тревожно, не то растерянно, и необычно суетливые движения снова напоминали птицу, засидевшуюся в клетке, вот дверца открыта перед нею, а она прыгает, глядя
на свободу круглым глазом, и не решается вылететь, точно сомневаясь — не ловушка ли новая — эта открытая дверь?
Проспавшись в нем хмельной, он тщетно просился теперь
на свободу; наконец стал просить кого-то
сбегать за его инструментом.
Кучер крикнул свое «па-ади», и люди распахнулись и, открыв головы, молча пропустили Якова Львовича, который также молча ответил им большим поклоном и, поднявшись по лестнице вверх,
пробежал, ни
на кого не глядя, через переднюю, где в ожидании открытия заседания стояли разные вызванные к разбору люди: одни из них были
на свободе, другие под караулом.
В окна кареты заглянули зеленые, молодые хлебные поля, луга и леса; мне так захотелось окинуть глазами все края далекого горизонта, что я попросил остановиться, выскочил из кареты и начал
бегать и прыгать, как самое резвое пятилетнее дитя; тут только я вполне почувствовал себя
на свободе.
Видя безуспешность убеждений, Григорий Иваныч испытал другое средство:
на целую неделю оставил он меня
на свободе с утра до вечера
бегать с ружьем до упаду, до совершенного истощения; он надеялся, что я опомнюсь сам, что пресыщение новой охотой и усталость возвратят мне рассудок; но напрасно: я не выпускал ружья из рук, мало ел, дурно спал, загорел, как арап, и приметно похудел.
Признаюсь, хоронить таких людей, как Беликов, это большое удовольствие. Когда мы возвращались с кладбища, то у нас были скромные, постные физиономии; никому не хотелось обнаружить этого чувства удовольствия, — чувства, похожего
на то, какое мы испытывали давно-давно, еще в детстве, когда старшие уезжали из дому и мы
бегали по саду час-другой, наслаждаясь полною
свободой. Ах,
свобода,
свобода! Даже намек, даже слабая надежда
на ее возможность дает душе крылья, не правда ли?
Народ все строгий: наблюдают, как она сядет, да как пройдет, как встанет; а у Катерины Львовны характер был пылкий, и, живя девушкой в бедности, она привыкла к простоте и
свободе:
пробежать бы с ведрами
на реку да покупаться бы в рубашке под пристанью или обсыпать через калитку прохожего молодца подсолнечною лузгою; а тут все иначе.
Ишь, дядя Антон, ишь, дом-то, вон он!.. вон он какой!..» При въезде
на двор навстречу им выбежала девочка лет шести; она хлопала в ладоши, хохотала,
бегала вокруг телеги и, не зная, как бы лучше выразить свою радость, ухватилась ручонками за полы Антонова полушубка и повисла
на нем; мужик взял ее
на руки, указал ей пальцем
на воз, лукаво вытащил из средины его красный прутик вербы, подал его ребенку и, погладив его еще раз по голове, снова пустил
на свободу.
Г-жа Мендель вошла в комнату
на цыпочках, и мне казалось, что она озабочена и испугана. Я успел только поздороваться с Симхой, как пришел доктор. Это был маленький человечек в золотых очках, с подпрыгивающей, будто танцующей походкой. Он спросил о здоровьи развязно, с той деланной
свободой, какой доктора стараются внести в комнату больного уверенность и бодрость. Но маленькие глазки за золотыми очками
бегали вопросительно и тревожно… Вообще в доме Менделей чувствовалась тревога и напряжение…
— А лица такие неприятные, глаза
бегают… Но что было делать? Откажешь, а их расстреляют! Всю жизнь потом никуда не денешься от совести… Провела я их в комнату, — вдруг в дом комендант, матрос этот, Сычев, с ним еще матросы. «Офицеров прятать?» Обругал, избил по щекам, арестовали. Вторую неделю сижу. И недавно, когда
на допрос водили, заметила я
на дворе одного из тех двух. Ходит
на свободе, как будто свой здесь человек.
Глядя
на нее, он чувствовал, что почти лишается
свободы воли, и кроме того, по его телу разливалась какая-то сладкая истома, лишающая сил, в виски стучала приливавшая к голове кровь, по позвоночнику то и дело как бы
пробегала электрическая искра и ударяла в нижнюю часть затылка.
— Это значит продать себя за деньги!? — вспыхнул Владимир Николаевич. — Нет, уж извините, я
на это не пойду. Мне моя
свобода дороже всего. Переносить бабьи слезы, сцены ревности, нянчиться с женой весь век! Да ни за что
на свете. Спасибо, мне и так от бабья достается. А тут
на законном-то основании. Да через неделю
сбежишь.