И это правда. Обыкновенно ссылаются на то, как много погибает судов. А если счесть, сколько поездов сталкивается на железных дорогах, сваливается с высот, сколько гибнет людей в огне пожаров и т. д., то на которой стороне окажется перевес? И сколько вообще расходуется
бедного человечества по мелочам, в одиночку, не всегда в глуши каких-нибудь пустынь, лесов, а в многолюдных городах!
Следовательно, мы с тобой смело можем помолчать об этом и скрепя сердце ожидать, что выкроит провидение для
бедного человечества из всей теперешней кутерьмы, которая завязалась не на шутку.
Ни в одном из «Губернских очерков» его не нашли мы в такой степени живого, до боли сердечной прочувствованного отношения к
бедному человечеству, как в его «Запутанном деле», напечатанном 12 лет тому назад.
Неточные совпадения
То скотство, то трусость…
бедное ты
человечество!
Бедный ты царь земли в своих вечных оковах!
«Многие из знатных и богатых, — говорит автор, — мыслят, что если кто не причастен благ слепого счастья и щедрот Плутуса, тот недостоин с ними сообщения; а те, которые уже совсем в
бедном состоянии, те им кажутся не имеющими на себе подобного им
человечества».
Если и западет тому или другому,
бедному или богатому, сомнение в разумности такой жизни, если тому и другому представится вопрос о том, зачем эта бесцельная борьба за свое существование, которое будут продолжать мои дети, или зачем эта обманчивая погоня за наслаждениями, которые кончаются страданиями для меня и для моих детей, то нет почти никакого вероятия, чтобы он узнал те определения жизни, которые давным-давно даны были
человечеству его великими учителями, находившимися, за тысячи лет до него, в том же положении.
Дикий, угрюмый взор, по временам сверкающий, как блеск кинжала, отпущенного на убийство; по временам коварная, злая усмешка, в которой выражались презрение ко всему земному и ожесточение против
человечества; всклокоченная голова, покрытая уродливою шапкою; худо отращенная борода;
бедный охабень [Охабень — старинная верхняя одежда.], стянутый ремнем, на ногах коты, кистень в руках, топор и четки за поясом, сума за плечами — вот в каком виде вышел Владимир с мызы господина Блументроста и прошел пустыню юго-восточной части Лифляндии.