Неточные совпадения
Хотя мне в эту минуту больше хотелось спрятаться с головой под кресло бабушки, чем выходить из-за него, как было отказаться? — я встал, сказал «rose» [
роза (фр.).] и робко взглянул на Сонечку. Не успел я опомниться, как чья-то рука в
белой перчатке очутилась в моей, и княжна с приятнейшей улыбкой пустилась вперед, нисколько не подозревая того, что я решительно не знал, что делать с своими ногами.
— Извольте, извольте, — промолвила она наконец и, нагнувшись к скамейке, принялась перебирать
розы. — Какую вам, красную или
белую?
— Ты мне вина,
Роза!
Белого.
Главное начиналось, когда занавес снова исчезал и к рампе величественно подходила Алина Августова в
белом, странно легком платье, которое не скрывало ни одного движения ее тела, с красными
розами в каштановых волосах и у пояса.
Живописец представил ее облокоченную на перила, в
белом утреннем платье с алой
розою в волосах.
Один раз купил он целый букет прелестнейших
роз,
белых и красных, куда-то далеко ходил за ними и принес своей Нелличке…
Магнолии, с их твердыми и блестящими, точно лакированными листьями и
белыми, с большую тарелку величиной, цветами; беседки, сплошь затканные виноградом, свесившим вниз тяжелые гроздья; огромные многовековые платаны с их светлой корой и могучими кронами; табачные плантации, ручьи и водопады, и повсюду — на клумбах, на изгородях, на стенах дач — яркие, великолепные душистые
розы, — все это не переставало поражать своей живой цветущей прелестью наивную душу мальчика.
Луша поднялась с своего диванчика и неловко подала руку Евгению Константинычу, который неподвижно, с застывшей улыбкой на губах, смотрел на ее
белое кисейное платье, на скромно открытые плечи, на несложившиеся руки с розовыми локтями, на маленькую
розу, заколотую в темной волне русых волос.
— Нельзя, милая, нельзя. Служба… Отпуск кончился… А что говорить, хорошо бы было! Ты посмотри только, как розы-то пахнут… Отсюда слышу. А летом в жары ни один цветок не пахнул, только
белая акация… да и та конфетами.
Но все эти невежественные возгласы задних рядов (не одних, впрочем, задних) были заглушены аплодисментом другой части публики. Вызывали Кармазинова. Несколько дам, имея во главе Юлию Михайловну и предводительшу, столпились у эстрады. В руках Юлии Михайловны явился роскошный лавровый венок, на
белой бархатной подушке, в другом венке из живых
роз.
Пользуясь этою передышкой, я сел на дальнюю лавку и задремал. Сначала видел во сне"долину Кашемира", потом — "
розу Гюллистана", потом — "груди твои, как два
белых козленка", потом — приехал будто бы я в Весьегонск и не знаю, куда оттуда бежать, в Устюжну или в Череповец… И вдруг меня кольнуло. Открываю глаза, смотрю… Стыд!! Не бичующий и даже не укоряющий, а только как бы недоумевающий. Но одного этого"недоумения"было достаточно, чтоб мне сделалось невыносимо жутко.
Но и она, моя лилейная и левкойная подруга, моя
роза белая, непорочная, благоуханная и добрая, и она снялась вслед за мною; поступью легкою ко мне сзади подкралась и, положив на плечи мне свои малые лапки, сказала...
Матвей ждал Дыму, но Дыма с ирландцем долго не шел. Матвей сел у окна, глядя, как по улице снует народ, ползут огромные, как дома, фургоны, летят поезда. На небе, поднявшись над крышами, показалась звезда.
Роза, девушка, дочь Борка, покрыла стол в соседней комнате
белою скатертью и поставила на нем свечи в чистых подсвечниках и два хлеба прикрыла
белыми полотенцами.
В данном случае началом события послужила приклеенная к гостеприимным дверям «
Розы» простая
белая бумажка, на которой было начертано: «Сего 17 июня имеет быть дан инструментально-вокально-музыкально-танцевальный семейный вечер с плату 20 к. на персону.
Я даже ни разу не прошел мимо своей прошлогодней избушки, не заглянул в «
Розу», не полюбопытствовал, как живет во Втором Парголове «девушка в
белом платье».
Достаточно оказать, что прямо от наслаждений
белой ночью я попадал в кабак, то есть в ресторан «
Розу», где Пепко культивировался довольно прочно.
Впереди других, у левого клироса, стояла в
белом кисейном платье Феня Пятова; она была необыкновенно хороша, как распустившаяся
роза.
В легком платье палевого цвета, изящно отделанном у полукруглого выреза корсажа широкими бледными кружевами того же тона, в широкой
белой итальянской шляпе, украшенной букетом чайных
роз, она показалась ему бледнее и серьезнее, чем обыкновенно.
У двери
белой кантины, [Кантина — погребок-закусочная.] спрятанной среди толстых лоз старого виноградника, под тенью навеса из этих же лоз, переплетенных вьюнком и мелкой китайской
розой, сидят у стола, за графином вина, Винченцо, маляр, и Джиованни, слесарь.
Празднества закончились парадом на Шейновском поле. Тысяча народу кругом. Доисторические курганы, тянущиеся линией между Большими и Малыми Балканами по знаменитой Долине
роз и Шейновскому полю, представляли собой огромные букеты цветов. Жаркий солнечный день — все в цветных шляпках и платьях, дамы с букетами цветов и пестрыми зонтиками, военные гости в
белых фуражках.
— Ах, сколько
роз… красные, желтые,
белые, розовые!
Молча Зара вышла; он долго следовал за нею взором и мечтою; луна озаряла ее длинное покрывало, которое как
белый туман обвивалось вокруг ее гибкого стана; она как призрак неслышно скользила по траве… вот скрылась вдали за палаткой, вот мелькнула, и снова скрылась… прощай, Зара! прощай,
роза Гулистана! прощай навеки!
Таких удивительных
роз, лилий, камелий, таких тюльпанов всевозможных цветов, начиная с ярко-белого и кончая черным, как сажа, вообще такого богатства цветов, как у Песоцкого, Коврину не случалось видеть нигде в другом месте.
…Так идут державным шагом,
Позади — голодный пес,
Впереди — с кровавым флагом,
И за вьюгой, невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В
белом венчике из
роз —
Впереди — Исус Христос.
«Государь мой! куда вы бежите?»
— «В канцелярию; что за вопрос?
Я не знаю вас!» — «Трите же, трите
Поскорей, бога ради, ваш нос!
Побелел!» — «А! весьма благодарен!»
— «Ну, а мой-то?» — «Да ваш лучезарен!»
— «То-то принял я меры…» — «Чего-с?»
— «Ничего. Пейте водку в морозы —
Сбережете наверно ваш нос,
На щеках же появятся
розы...
Елена любила быть одна, среди прекрасных вещей в своих комнатах, в убранстве которых преобладал
белый цвет, в воздухе носились легкие и слабые благоухания, и мечталось о красоте так легко и радостно. Все благоухало здесь едва различными ароматами: Еленины одежды пахли
розами и фиалками, драпировки —
белыми акациями; цветущие гиацинты разливали свои сладкие и томные запахи. Было много книг, — Елена читала много, но только избранные и строгие творения.
Потом надела она
белое платье, от которого томно и сладостно пахло
розами, опять взяла кинжал и легла с ним на постель, поверх
белого одеяла.
Пели соловьи, благоухали
розы в венках, сплошным ковром закрывавших могильный холмик, а мы с Людей сидели, тесно прижавшись друг к другу, неотступно думая о том, кто лежал теперь под
белым крестом и развесистой чинарой — бдительным стражем в его изголовьи.
Как раз в эту минуту Антонина Николаевна подрумянивала слегка бледные щечки Дуни и подводила жженой пробкой ее поминутно мигающие от волнения веки. В
белой коленкоровой хламиде с распущенными льняными волосами в венке из бумажных
роз Дуня, изображавшая добрую фею в пьесе-сказке, была такая нарядная и хорошенькая, что Нан едва узнала ее.
Милица, на имеющиеся y неё жалкие копейки, купила цветов и, прижимая к своей груди нежную
белую лилию и две пахучие алые
розы, пробралась на вокзал.
Розы рассыпались, не долетев по назначению, тогда как нежный
белый цветок лилии упал прямо на грудь капитана Львовича.
Дальше — полевые
розы, потом китаянка, цветочница, рыбачка и добрый гений в
белой тунике и с крыльями — Леночка Корсак, вся утонувшая в своих белокурых косах.
Белый снег, покрывавший землю, точно потемнел от зависти при виде очаровательно
белого личика Дуль-Дуля. А алые
розы, которые белокурые красавицы девушки бросали под ноги молодому королю, заплакали от зависти при виде нежных, алых уст красивого юноши.
Крики звучали все слышнее и слышнее. Целый дождь цветов сыпался на победителей. Красивейшие девушки города в
белых, воздушных одеждах усыпали
розами триумфальный путь короля.
В день рождения отца мы вскочили спозаранку с Бэллой и украсили наш дом венками из каштановых ветвей и лип вперемежку с
белыми и пурпуровыми
розами.
Вот перед ним молоденькая девушка с
розой в волосах. Эта как будто немножечко похожа на фею… только нет, все-таки не то… У феи в лесу были черные волосы, а у этой
белые, как лен… А вот седая старуха с длинным и как будто чуточку кривым носом. Это уж и подавно не Мая. Разве бывают старые да еще вдобавок кривоносые феи? А вот и девочка с барашком на руках. Не она ли?
Княжна Юлия была прелестна в своем
белом платье, вышитом жемчугом и украшенном простой гирляндой живых
роз, начинавшейся на левом плече, пересекавшей весь лиф и терявшейся в складках шелкового, затканного цветами шлейфа.
„Вы так добры, вы так милостивы…” — говорила
Роза, сложив свои руки в виде моления. Она стояла на раскаленных угольях; но сойти с них не было возможности. Своевольный капитан, стащив с нее неосторожно косынку, положил широкую, налитую вином руку свою на плечо девушки,
белое, как выточенная слоновая кость. Это был пресс, из-под которого трудно было освободиться.
Кроме того, в зале было еще пятьдесят шесть люстр и пять тысяч разноцветных лампад,
белых и цветных, сделанных наподобие
роз, тюльпанов и лилий и развешанных гирляндами.
Двойная нитка крупного жемчуга покоилась на полуоткрытой шее цвета лепестков
белой чайной
розы. Бледный румянец на щеках и какая-то дымка затаенной грусти, не сходившей с личика девушки, да сосредоточенный взгляд прекрасных глаз объясняли опасения няньки, что ее питомице недужится.
Скромное платье из легкой голубой бумажной материи облегало ее чудный полуразвившийся стан. В небрежно сколотой косе воткнута была
белая чайная
роза, а дивные ножки были обуты в туфельки желтой кожи.
Аракчеев сиживал обыкновенно на балконе Зиновьевской дачи или на береговой террасе, уставленной мраморными вазами с росшими в них кустами алых,
белых и желтых
роз и оттуда, невидимый с катера, прикрытый густотою растений, зорко наблюдал за всеми движениями своего — как он называл государя Александра Павловича — «благодетеля».
А тем временем они пришли на мезонин, и здесь еще лучше чистота и порядок: пол весь мылом вымыт и хвощом натерт, так что светится, посередине и вдоль всей чистенькой лестницы постланы
белые дорожки, в гостиной диван и на круглом переддиванном столе большой поливанный кувшин с водою, и в нем букет из
роз и фиалок, а дальше — спальная комната с турецким ковром над кроватью, и опять столик и графин с чистой водой и стакан, и снова другой букет цветов, а еще на особом столике перо, и чернильница, и бумага с конвертами, и сургуч с печатью.
Сказав это, перс показал ей, как надо проехать через поляну, где зрели ароматные дыни, и Нефора, проехав меж сирени, жасминов и
роз, увидала вдали, как катил воды Нил, а вблизи, в чаще кустов, стоял
белый домик, и на нем, как живой, медный аист на
белом фронтоне.
Вокруг дома было множество лилий и
роз, а у самых стен и у
белого мраморного порога лежали целые пласты зеленого диарита.
Две девочки в
белых платьях, с одинаковыми
розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
Он пошел к парникам. Крадучись, чтоб не увидал садовник, нарезал в розариуме огромный букет
роз. Черные, пунцовые, розовые, телесные,
белые. Обрызганные росой. С прохладным запахом. Окно Исанки, наверно, осталось открытым. Он бросит ей в окно прощальный букет.