Неточные совпадения
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная
взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский, открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из дверей домов и становились в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
В доме, против места, где
взорвали губернатора, окно было заткнуто синей подушкой, отбит кусок наличника, неприятно обнажилось красное мясо кирпича, а среди улицы никаких признаков
взрыва уже не было заметно, только слой снега стал свежее,
белее и возвышался бугорком.
Одни зимние вьюги, по-оренбургски — бураны, беспрепятственно владычествуют на гладких равнинах,
взрывая их со всех сторон, превращая небо, воздух и землю в кипящий снежный прах и
белый мрак…
Невдалеке,
взрывая дорожную коричневую пыль, легким галопом скакал на своей
белой арабской кобыле Кабардинке батальонный командир училища, полковник Артабалевский, по прозвищу Берди-Паша.
Вот на другом закружились
белые дымки, опять заухало, опять завыли «самовары», затрещал лес, раздались два-три далеких
взрыва, первый корабль отошел дальше, и на нем опять заклубились дымки.
Два-три пинка, удачно направленные в бок молодого парня с
белыми зубами, предостерегали его от нового
взрыва хохота, и с этой минуты лицо его как словно одеревенело.
По заливу ходят стада
белых волн, сквозь их певучий плеск издали доносятся смягченные вздохи
взрывов ракет; всё еще гудит орган и смеются дети, но — вот неожиданно и торжественно колокол башенных часов бьет четыре и двенадцать раз.
Какая тишина! Как будто жизнь забыта
В безлюдных дебрях, думы так легки…
Лишь под землею
взрывы динамита:
То
белый камень рвут под берегом реки…
Хованщина была здесь — и когда-то
Таились в зарослях раскольничьи скиты…
…Снеговая
белая туча, огромная как небо, обтянула весь горизонт и последний свет красной, погорелой вечерней зари быстро задернула густою пеленою. Вдруг настала ночь… наступил буран со всей яростью, со всеми своими ужасами. Разыгрался пустынный ветер на приволье,
взрыл снеговые степи, как пух лебяжий, вскинул их до небес… Все одел
белый мрак, непроницаемый, как мрак самой темной осенней ночи!
Как Вандергуд я испытывал — сознаюсь без стыда — жестокий страх и даже боль: как будто сила и ярость чудовищного
взрыва уже коснулась моих костей и ломает их… ах, где же мое безоблачное счастье с Марией, где великое спокойствие, где эта чертова
белая шхуна?