Неточные совпадения
Я даже думаю (
берет его под
руку и отводит в сторону),я даже думаю, не было ли на меня какого-нибудь доноса.
Я карт и в
руки никогда не
брал; даже не знаю, как играть в эти карты.
—
Берите за
руку невесту и ведите, — сказал шафер Левину.
— Отчего же? Я не вижу этого. Позволь мне думать, что, помимо наших родственных отношений, ты имеешь ко мне, хотя отчасти, те дружеские чувства, которые я всегда имел к тебе… И истинное уважение, — сказал Степан Аркадьич, пожимая его
руку. — Если б даже худшие предположения твои были справедливы, я не
беру и никогда не возьму на себя судить ту или другую сторону и не вижу причины, почему наши отношения должны измениться. Но теперь, сделай это, приезжай к жене.
Он не понимал тоже, почему княгиня
брала его за
руку и, жалостно глядя на него, просила успокоиться, и Долли уговаривала его поесть и уводила из комнаты, и даже доктор серьезно и с соболезнованием смотрел на него и предлагал капель.
Перебирать все эти пухленькие ножки, натягивая на них чулочки,
брать в
руки и окунать эти голенькие тельца и слышать то радостные, то испуганные визги; видеть эти задыхающиеся, с открытыми, испуганными и веселыми глазами, лица, этих брызгающихся своих херувимчиков, было для нее большое наслаждение.
Алексей Александрович задумался и, постояв несколько секунд, вошел в другую дверь. Девочка лежала, откидывая головку, корчась на
руках кормилицы, и не хотела ни
брать предлагаемую ей пухлую грудь, ни замолчать, несмотря на двойное шиканье кормилицы и няни, нагнувшейся над нею.
Долго поправляли его и хотели уже бросить, — потому что он
брал всё не тою
рукой или не за ту
руку, — когда он понял наконец, что надо было правою
рукой, не переменяя положения, взять ее за правую же
руку.
«Боже мой! Боже мой! за что?» подумал Алексей Александрович, вспомнив подробности развода, при котором муж
брал вину на себя, и тем же жестом, каким закрывался Вронский, закрыл от стыда лицо
руками.
— Давненько не
брал я в
руки шашек! — говорил Чичиков, подвигая тоже шашку.
— Давненько не
брал я в
руки шашек! — говорил Чичиков, подвигая шашку.
— А! так ты не можешь, подлец! когда увидел, что не твоя
берет, так и не можешь! Бейте его! — кричал он исступленно, обратившись к Порфирию и Павлушке, а сам схватил в
руку черешневый чубук. Чичиков стал бледен как полотно. Он хотел что-то сказать, но чувствовал, что губы его шевелились без звука.
— Да за что же припекут, коли я не
брала и в
руки четвертки? Уж скорее другой какой бабьей слабостью, а воровством меня еще никто не попрекал.
— Я не знаю, — говорила Улинька, отнимая от лица
руку, — меня одна только досада
берет.
— Давненько не
брал я в
руки!.. Э, э! это, брат, что? отсади-ка ее назад! — говорил Чичиков.
А вот пусть к тебе повадится черт подвертываться всякий день под
руку, так что вот и не хочешь
брать, а он сам сует.
И вот по родственным обедам
Развозят Таню каждый день
Представить бабушкам и дедам
Ее рассеянную лень.
Родне, прибывшей издалеча,
Повсюду ласковая встреча,
И восклицанья, и хлеб-соль.
«Как Таня выросла! Давно ль
Я, кажется, тебя крестила?
А я так на
руки брала!
А я так за уши драла!
А я так пряником кормила!»
И хором бабушки твердят:
«Как наши годы-то летят...
Но куклы даже в эти годы
Татьяна в
руки не
брала;
Про вести города, про моды
Беседы с нею не вела.
И были детские проказы
Ей чужды: страшные рассказы
Зимою в темноте ночей
Пленяли больше сердце ей.
Когда же няня собирала
Для Ольги на широкий луг
Всех маленьких ее подруг,
Она в горелки не играла,
Ей скучен был и звонкий смех,
И шум их ветреных утех.
Она другой
рукой берет меня за шею, и пальчики ее быстро шевелятся и щекотят меня. В комнате тихо, полутемно; нервы мои возбуждены щекоткой и пробуждением; мамаша сидит подле самого меня; она трогает меня; я слышу ее запах и голос. Все это заставляет меня вскочить, обвить
руками ее шею, прижать голову к ее груди и, задыхаясь, сказать...
Его высокая фигура в черном фраке, бледное выразительное лицо и, как всегда, грациозные и уверенные движения, когда он крестился, кланялся, доставая
рукою землю,
брал свечу из
рук священника или подходил ко гробу, были чрезвычайно эффектны; но, не знаю почему, мне не нравилось в нем именно то, что он мог казаться таким эффектным в эту минуту.
Она улыбается своей грустной, очаровательной улыбкой,
берет обеими
руками мою голову, целует меня в лоб и кладет к себе на колени.
— «Как это — уметь?» — «А вот так!» Он
брал девочку на
руки и крепко целовал грустные глаза, жмурившиеся от нежного удовольствия.
— Иссосали мы тебя, Соня… Поля, Леня, Коля, подите сюда… Ну, вот они, Соня, все,
бери их… с
рук на
руки… а с меня довольно!.. Кончен бал! Г’а!.. Опустите меня, дайте хоть помереть спокойно…
— Садись, всех довезу! — опять кричит Миколка, прыгая первый в телегу,
берет вожжи и становится на передке во весь рост. — Гнедой даве с Матвеем ушел, — кричит он с телеги, — а кобыленка этта, братцы, только сердце мое надрывает: так бы, кажись, ее и убил, даром хлеб ест. Говорю, садись! Вскачь пущу! Вскачь пойдет! — И он
берет в
руки кнут, с наслаждением готовясь сечь савраску.
— Я ничего не
брала у вас, — прошептала в ужасе Соня, — вы дали мне десять рублей, вот возьмите их. — Соня вынула из кармана платок, отыскала узелок, развязала его, вынула десятирублевую бумажку и протянула
руку Лужину.
— А чтобы те леший! — вскрикивает в ярости Миколка. Он бросает кнут, нагибается и вытаскивает со дна телеги длинную и толстую оглоблю,
берет ее за конец в обе
руки и с усилием размахивается над савраской.
…Он бежит подле лошадки, он забегает вперед, он видит, как ее секут по глазам, по самым глазам! Он плачет. Сердце в нем поднимается, слезы текут. Один из секущих задевает его по лицу; он не чувствует, он ломает свои
руки, кричит, бросается к седому старику с седою бородой, который качает головой и осуждает все это. Одна баба
берет его за
руку и хочет увесть; но он вырывается и опять бежит к лошадке. Та уже при последних усилиях, но еще раз начинает лягаться.
Она всегда протягивала ему свою
руку робко, иногда даже не подавала совсем, как бы боялась, что он оттолкнет ее. Он всегда как бы с отвращением
брал ее
руку, всегда точно с досадой встречал ее, иногда упорно молчал во все время ее посещения. Случалось, что она трепетала его и уходила в глубокой скорби. Но теперь их
руки не разнимались; он мельком и быстро взглянул на нее, ничего не выговорил и опустил свои глаза в землю. Они были одни, их никто не видел. Конвойный на ту пору отворотился.
Борис. Успокойтесь! (
Берет ее за
руку.) Сядьте!
Катерина (
берет ее за
руку). А вот что, Варя, быть греху какому-нибудь! Такой на меня страх, такой-то на меня страх! Точно я стою над пропастью и меня кто-то туда толкает, а удержаться мне не за что. (Хватается за голову
рукой.)
В кабинете ковер грошовый на стену прибил, кинжалов, пистолетов тульских навешал: уж диви бы охотник, а то и ружье-то никогда в
руки не
брал.
Карандышев (с жаром). Я
беру вас, я ваш хозяин. (Хватает ее за
руку.)
Карандышев (
берет Ларису за
руку). Пойдемте, что за ребячество!
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею
рукою и, заплакав, упала к ногам императрицы, которая подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова. Не беспокойтесь о будущем. Я
беру на себя устроить ваше состояние».
— Как ты торжественно отвечаешь! Я думала найти его здесь и предложить ему пойти гулять со мною. Он сам меня все просит об этом. Тебе из города привезли ботинки, поди примерь их: я уже вчера заметила, что твои прежние совсем износились. Вообще ты не довольно этим занимаешься, а у тебя еще такие прелестные ножки! И
руки твои хороши… только велики; так надо ножками
брать. Но ты у меня не кокетка.
— Ну, вот тебе беспереводный рубль, — сказала она.
Бери его и поезжай в церковь. После обедни мы, старики, зайдем к батюшке, отцу Василию, пить чай, а ты один, — совершенно один, — можешь идти на ярмарку и покупать все, что ты сам захочешь. Ты сторгуешь вещь, опустишь
руку в карман и выдашь свой рубль, а он опять очутится в твоем же кармане.
Нога поет — куда иду?
Рука поет — зачем
беру?
А плоть поет — почто живу?
У стола в комнате Нехаевой стояла шерстяная, кругленькая старушка, она бесшумно
брала в
руки вещи, книги и обтирала их тряпкой. Прежде чем взять вещь, она вежливо кивала головою, а затем так осторожно вытирала ее, точно вазочка или книга были живые и хрупкие, как цыплята. Когда Клим вошел в комнату, она зашипела на него...
— Слезайте, дальше не поеду. Нет, денег мне не надо, — отмахнулся он
рукою в худой варежке. — Не таков день, чтобы гривенники
брать. Вы, господа, не обижайтесь! У меня — сын пошел. Боюсь будто чего…
— Вот — приятно, — сказала она, протянув Самгину голую до плеча
руку, обнаружив небритую подмышку. — Вы — извините:
брала ванну, угорела, сушу волосы. А это добрый мой друг и учитель, Евгений Васильевич Юрин.
Самгина толкала, наваливаясь на его плечо, большая толстая женщина в рыжей кожаной куртке с красным крестом на груди, в рыжем
берете на голове; держа на коленях обеими
руками маленький чемодан, перекатывая голову по спинке дивана, посвистывая носом, она спала, ее грузное тело рыхло колебалось, прыжки вагона будили ее, и, просыпаясь, она жалобно вполголоса бормотала...
— Очень имеют. Особенно — мелкие и которые часто в
руки берешь. Например — инструменты: одни любят вашу
руку, другие — нет. Хоть брось. Я вот не люблю одну актрису, а она дала мне починить старинную шкатулку, пустяки починка. Не поверите: я долго бился — не мог справиться. Не поддается шкатулка. То палец порежу, то кожу прищемлю, клеем ожегся. Так и не починил. Потому что шкатулка знала: не люблю я хозяйку ее.
— Ш-ш! — зашипел Корвин, подняв
руку. — А — почему не
берете? Почему?
Вот он старшую, Анфису,
берет за
руку: «Садитесь, говорит, в коляску».
Красавина. Ну и ничего, и пройдет. Ты не бойся, это знакомый, он по ошибке. (
Берет Балъзаминова за
руку и хочет подвести к Белотеловой.)
А ничего не бывало: Илья Ильич ко вдове не ходит, по ночам мирно почивает, карт в
руки не
берет.
У Обломова в кабинете переломаны или перебиты почти все вещи, особенно мелкие, требующие осторожного обращения с ними, — и всё по милости Захара. Он свою способность
брать в
руки вещь прилагает ко всем вещам одинаково, не делая никакого различия в способе обращения с той или другой вещью.
Если ты скажешь смело и обдуманно да — я
беру назад свое решение: вот моя
рука и пойдем, куда хочешь, за границу, в деревню, даже на Выборгскую сторону!
Была их гувернантка, m-lle Ernestine, которая ходила пить кофе к матери Андрюши и научила делать ему кудри. Она иногда
брала его голову, клала на колени и завивала в бумажки до сильной боли, потом
брала белыми
руками за обе щеки и целовала так ласково!
— Однако вы тоже дурак, милейший, — сказал Реймер,
беря приятеля под
руку и увлекая его к автомобилю. — Что веселого в этой шутке?