Неточные совпадения
В передней не дали даже и опомниться ему. «Ступайте! вас князь уже ждет», — сказал дежурный чиновник. Перед ним, как
в тумане, мелькнула передняя с курьерами, принимавшими пакеты, потом зала, через которую он прошел, думая только: «Вот как схватит, да без суда, без всего, прямо
в Сибирь!» Сердце его забилось с такой силою, с какой не
бьется даже у наиревнивейшего любовника. Наконец растворилась пред ним
дверь: предстал кабинет, с портфелями, шкафами и книгами, и князь гневный, как сам гнев.
Моя комната. Еще зеленое, застывшее утро. На
двери шкафа осколок солнца. Я —
в кровати. Сон. Но еще буйно
бьется, вздрагивает, брызжет сердце, ноет
в концах пальцев,
в коленях. Это — несомненно было. И я не знаю теперь: что сон — что явь; иррациональные величины прорастают сквозь все прочное, привычное, трехмерное, и вместо твердых, шлифованных плоскостей — кругом что-то корявое, лохматое…
С силой, каким-то винтовым приводом, я наконец оторвал глаза от стекла под ногами — вдруг
в лицо мне брызнули золотые буквы «Медицинское»… Почему он привел меня сюда, а не
в Операционное, почему он пощадил меня — об этом я
в тот момент даже и не подумал: одним скачком — через ступени, плотно захлопнул за собой
дверь — и вздохнул. Так: будто с самого утра я не дышал, не
билось сердце — и только сейчас вздохнул первый раз, только сейчас раскрылся шлюз
в груди…
Мне тотчас рассказали, что капитана нашли с перерезанным горлом, на лавке, одетого, и что зарезали его, вероятно, мертвецки пьяного, так что он и не услышал, а крови из него вышло «как из быка»; что сестра его Марья Тимофеевна вся «истыкана» ножом, а лежала на полу
в дверях, так что, верно,
билась и боролась с убийцей уже наяву.
С нею было боязно, она казалась безумной, а уйти от неё — некуда было, и он всё прижимался спиною к чему-то, что качалось и скрипело. Вдруг косенькая укусила его
в плечо и свалилась на пол, стала
биться, точно рыба. Савка схватил её за ноги и потащил к
двери, крича...
Господин комиссар помнит, как
в прошлом году мексиканцы заложили
дверь баррикадой и
бились: на шестерых — три…
Я выслушал Брауна без смущения.
В моей душе накрепко была закрыта та
дверь, за которой тщетно
билось и не могло выбиться ощущение щекотливости, даже — строго говоря — насилия, к которому я прибегал среди этих особых обстоятельств действия и места.
С замиранием сердца она въехала
в свой двор и позвонила у
двери. Ей отворила незнакомая горничная, полная, заспанная,
в теплой ватной кофте. Идя по лестнице, Юлия вспомнила, как здесь объяснялся ей
в любви Лаптев, но теперь лестница была немытая, вся
в следах. Наверху,
в холодном коридоре, ожидали больные
в шубах. И почему-то сердце у нее сильно
билось, и она едва шла от волнения.
Родильница была жена деревенского учителя, а пока мы по локоть
в крови и по глаза
в поту при свете лампы
бились с Пелагеей Ивановной над поворотом, слышно было, как за дощатой
дверью стонал и мотался по черной половине избы муж.
Ветер пошел по церкви от слов, и послышался шум, как бы от множества летящих крыл. Он слышал, как
бились крыльями
в стекла церковных окон и
в железные рамы, как царапали с визгом когтями по железу и как несметная сила громила
в двери и хотела вломиться. Сильно у него
билось во все время сердце; зажмурив глаза, всё читал он заклятья и молитвы. Наконец вдруг что-то засвистало вдали: это был отдаленный крик петуха. Изнуренный философ остановился и отдохнул духом.
Мальчик с пальчик опять услыхал и, как пришло утро, хотел идти потихоньку
в ручей за камушками. Только подошел он к
двери, хотел отворить, но
дверь была заперта на задвижку; хотел отодвинуть, да, как ни
бился, не мог достать до задвижки.
На Синтянину напал ужас. Ближе и ближе несся шум, и
в шуме
в этом было что-то страшное и зловещее. Меж тем кто-то прежде ворвавшийся путался
в переходах, тяжко дышал,
бился о
двери и, спотыкаясь, шептал...
О, какая это была прекрасная минута! Мое сердце и теперь усиленно
бьется и трепещет при воспоминании о ней; но что мы чувствовали тогда, когда перед нами распахнулись
двери, выпускавшие нас
в бесприютность? Я отказываюсь передать это…
Я закинул крючок на наружную
дверь и воротился
в комнату. Сердце
билось медленно и так сильно, что я слышал его стук
в груди. Задыхаясь, я спросил...
В большой, высокой гостиной было темно. Только светлели огромные окна. Ветер гудел не переставая, тучи быстро бежали над садом. Черные вершины деревьев
бились и метались под ветром. Стеклянная
дверь террасы звякнула, ей
в ответ слабо, болезненно зазвенела струна
в рояле.
Я накинул крючок на
дверь и воротился
в комнату. Сердце
билось медленными, сильными толчками. Задыхаясь, я спросил...
Юрику не пришлось докончить своей фразы.
Дверь с шумом отворилась, и
в комнату вошли дети: Сережа, Бобка и Мая с Митькой во главе. На руках Митьки
билось и трепетало маленькое окровавленное тельце попугая со свернутой набок и бессильно повисшей хохлатой головкой.
Сильно
билось сердце у Ермака Тимофеевича, когда он переступил порог первой комнаты, занятой рукодельной. Сенные девушки, сидевшие тихо за своими пяльцами, разом встали, почтительно поясным поклоном поклонились обоим. Они прошли рукодельную, следующую горницу и очутились у
двери, ведущей
в опочивальню. Семен Иоаникиевич тихонько постучался. Послышались шаги, и
дверь отворила Антиповна. Увидав хозяина
в сопровождении Ермака, старуха вздрогнула и попятилась, однако отворила настежь
дверь и произнесла шепотом...
Я
в темноте избил руки и колена, отыскивая
дверь. Вошел человек со светом, и я увидал
дверь. Я не могу уже
биться в стену, когда я вижу
дверь, и еще менее могу утверждать, что я вижу
дверь, нахожу, что лучше пройти
в дверь, но что это трудно, и потому я хочу продолжать
биться коленками об стену.