Неточные совпадения
Узнав о
близких отношениях Алексея Александровича
к графине Лидии Ивановне, Анна на третий
день решилась написать ей стоившее ей большого труда письмо, в котором она умышленно говорила, что разрешение видеть сына должно зависеть от великодушия мужа. Она знала, что, если письмо покажут мужу, он, продолжая свою роль великодушия, не откажет ей.
К этому удовольствию примешивалось еще и то, что ему пришла мысль, что, когда это
дело сделается, он жене и
близким знакомым будет задавать вопрос: «какая разница между мною и Государем?
Она боялась, чтобы дочь, имевшая, как ей казалось, одно время чувство
к Левину, из излишней честности не отказала бы Вронскому и вообще чтобы приезд Левина не запутал, не задержал
дела, столь
близкого к окончанию.
— Тут Костанжогло подвинулся
ближе к Чичикову и, чтобы заставить его получше вникнуть в
дело, взял его на абордаж, другими словами — засунул палец в петлю его фрака.
— Об этом я уже слышал. Мне
к нему и
дела нет. Но так как генерал Бетрищев —
близкий приятель и, даже так сказать, благотворитель… так уж как-то и неловко.
Первая поездка по
делам Союза вызвала у Самгина достаточно неприятное впечатление, но все же он считал долгом своим побывать
ближе к фронту и, если возможно, посмотреть солдат в их
деле, в бою.
«
Ближе всего я был
к правде в те
дни, когда догадывался, что эта любовь выдумана мною», — сообразил он, закрыв глаза.
«Нет, люди здесь проще,
ближе к простому, реальному смыслу жизни. Здесь нет Лютовых, Кутузовых, нет философствующих разбойников вроде Бердникова, Попова. Здесь и социалисты — люди здравомыслящие, их задача сводится
к реальному
делу: препятствовать ухудшению условий труда рабочих».
Корвет перетянулся, потом транспорт, а там и мы, но без помощи японцев, а сами, на парусах. Теперь
ближе к берегу. Я целый
день смотрел в трубу на домы, деревья. Все хижины да дрянные батареи с пушками на развалившихся станках. Видел я внутренность хижин: они без окон, только со входами; видел голых мужчин и женщин, тоже голых сверху до пояса: у них надета синяя простая юбка — и только. На порогах, как везде, бегают и играют ребятишки; слышу лай собак, но редко.
Я бросился наверх, вскочил на пушку, смотрю: близко, в полуверсте, мчится на нас — в самом
деле «бог знает что»: черный крутящийся столп с дымом, похожий, пожалуй, и на пароход; но с неба, из облака, тянется
к нему какая-то темная узкая полоса, будто рукав; все
ближе,
ближе.
Только
ближе подойдя
к людям, точно как мухи насевшим на сахар, прилепившимся
к сетке, делившей комнату надвое, Нехлюдов понял, в чем
дело.
Приказав людям держаться
ближе друг
к другу, я направился
к той горке, на которую взбирался
днем.
А что вам на меня по этому случаю нажаловались, —
дело понятное: всякому своя рубашка
к телу
ближе.
Чем
ближе я присматривался
к этому человеку, тем больше он мне нравился. С каждым
днем я открывал в нем новые достоинства. Раньше я думал, что эгоизм особенно свойствен дикому человеку, а чувство гуманности, человеколюбия и внимания
к чужому интересу присуще только европейцам. Не ошибся ли я? Под эти мысли я опять задремал и проспал до утра.
Странное
дело, чем
ближе мы подходили
к Уссури, тем самочувствие становилось хуже. Котомки наши были почти пустые, но нести их было тяжелее, чем наполненные в начале дороги. Лямки до того нарезали плечи, что дотронуться до них было больно. От напряжения болела голова, появилась слабость.
Например, нейтральные и ненейтральные комнаты строго различаются; но разрешение на допуск в ненейтральные комнаты установлено раз навсегда для известного времени
дня: это потому, что две из трех граней
дня перенесены в ненейтральные комнаты; установился обычай пить утренний чай в ее комнате, вечерний чай в его комнате; вечерний чай устраивается без особенных процедур; слуга, все тот же Степан, вносит в комнату Александра самовар и прибор, и только; но с утренним чаем особая манера: Степан ставит самовар и прибор на стол в той нейтральной комнате, которая
ближе к комнате Веры Павловны, и говорит Александру Матвеичу, что самовар подан, то есть говорит, если находит Александра Матвеича в его кабинете; но если не застает?
Вам может казаться странным, что я, при своей заботливости о детях, решилась кончить
дело с вами, не видев ту, которая будет иметь такое
близкое отношение
к моим детям.
Витберг купил для работ рощу у купца Лобанова; прежде чем началась рубка, Витберг увидел другую рощу, тоже Лобанова,
ближе к реке, и предложил ему променять проданную для храма на эту. Купец согласился. Роща была вырублена, лес сплавлен. Впоследствии занадобилась другая роща, и Витберг снова купил первую. Вот знаменитое обвинение в двойной покупке одной и той же рощи. Бедный Лобанов был посажен в острог за это
дело и умер там.
Итак,
дело закипело; на другой
день после обеда приплелся ко мне сторож из правления, седой старик, который добросовестно принимал а la lettre, [буквально (фр.).] что студенты ему давали деньги на водку, и потому постоянно поддерживал себя в состоянии более
близком к пьяному, чем
к трезвому.
На следующий
день после ареста
к нам приехал киевский генерал-губернатор генерал-адъютант Драгомиров, с которым у моих родителей были довольно
близкие отношения.
Несмотря на некоторую резкость, Харитина заметно успокоилась и вся ушла в домашние
дела. Она ухаживала за ребятишками, вела все хозяйство и зорко следила за сестрой.
К Галактиону она отнеслась спокойно и просто, как
к близкому родственнику, и не испытывала предававшего ее волнения в его присутствии.
Маркизин кружок не был для Лизы тем высоким миром,
к которому она стремилась, гадя людьми
к ней
близкими со
дня ее выхода из института, но все-таки этот мир заинтересовал ее, и она многого от него ожидала.
Доктора это обстоятельство тоже сильно поразило. Другое
дело слышать об известном положении человека, которого мы лично не знали, и совсем другое, когда в этом положении представляется нам человек
близкий, да еще столь молодой, что привычка все заставляет глядеть на него как на ребенка. Доктору было жаль Ипполита; он злился и молчал. Лиза относилась
к этому
делу весьма спокойно.
— Главное
дело тут — месть нехороша, — начал он, — господин Вихров не угодил ему, не хотел угодить ему в
деле,
близком для него; ну, передай это
дело другому — и кончено, но мстить, подбирать
к этому еще другие
дела — по-моему, это нехорошо.
Во всяком случае, он указал мне на один пункт во всем этом
деле и высказался насчет этого пункта довольно ясно: он настоятельно требовал разрыва Алеши с Наташей и ожидал от меня, чтоб я приготовил ее
к близкой разлуке и так приготовил, чтоб не было «сцен, пасторалей и шиллеровщины».
Затем, очень лестно отозвавшись об ополчении, которому предстоит в
близком будущем выполнение славной задачи умиротворения, он перешел от внешних врагов
к внутренним (он первый употребил это выражение, и так удачно, что после того оно вполне акклиматизировалось в нашем административном обиходе), которых
разделил на две категории.
К первой он отнес беспокойных людей вообще и критиков в особенности.
В первый момент всех словно пришибло. Говорили шепотом, вздыхали, качали головой и вообще вели себя прилично обстоятельствам. Потом мало-помалу освоились, и каждый обратился
к своему ежедневному
делу. Наконец всмотрелись
ближе, вникли, взвесили…
Как попал Прозоров в кабинет набоба и вдобавок попал в такое время
дня, когда
к Евгению Константинычу имели доступ только самые
близкие люди или люди по особенно важным
делам, — все это являлось загадкой.
Если вы находите наше
дело проигранным, я не удерживаю вас; может быть, и вы хотите примкнуть
к партии Тетюева, из принципа, что всякому своя рубашка
к телу
ближе.
В каждом
деле Вершинин прежде всего помнил золотую пословицу, что своя рубашка
к телу
ближе, а здесь тем более: зверь был ранен, но он мог еще подняться на ноги.
И ей казалось, что сам Христос, которого она всегда любила смутной любовью — сложным чувством, где страх был тесно связан с надеждой и умиление с печалью, — Христос теперь стал
ближе к ней и был уже иным — выше и виднее для нее, радостнее и светлее лицом, — точно он, в самом
деле, воскресал для жизни, омытый и оживленный горячею кровью, которую люди щедро пролили во имя его, целомудренно не возглашая имени несчастного друга людей.
— Наше
дело — не допустить этого! Наше
дело, Павел, сдержать его! Мы
к нему всех
ближе, — нам он поверит, за нами пойдет!
Странно: барометр идет вниз, а ветра все еще нет, тишина. Там, наверху, уже началось — еще неслышная нам — буря. Во весь дух несутся тучи. Их пока мало — отдельные зубчатые обломки. И так: будто наверху уже низринут какой-то город, и летят вниз куски стен и башен, растут на глазах с ужасающей быстротой — все
ближе, — но еще
дни им лететь сквозь голубую бесконечность, пока не рухнут на
дно,
к нам, вниз.
И не поехал: зашагал во всю мочь, не успел опомниться, смотрю,
к вечеру третьего
дня вода завиднелась и люди. Я лег для опаски в траву и высматриваю: что за народ такой? Потому что боюсь, чтобы опять еще в худший плен не попасть, но вижу, что эти люди пищу варят… Должно быть, думаю, христиане. Подполоз еще
ближе: гляжу, крестятся и водку пьют, — ну, значит, русские!.. Тут я и выскочил из травы и объявился. Это, вышло, ватага рыбная: рыбу ловили. Они меня, как надо землякам, ласково приняли и говорят...
Старик даже заболел, придумывая с правителем канцелярии, как бы сделать лучше; и так как своя рубашка все-таки
ближе к телу, то положено было, не оглашая
дела, по каким-то будто бы секретно дошедшим сведениям причислить исправника
к кандидатам на полицейские места.
В обществе почти верили тому; но люди,
ближе стоящие
к делу, как, например, советники губернского правления и прокурор, — люди эти очень хорошо видели и понимали, что вряд ли это так.
Я покачал головой и сказал ему, что я хотел говорить с ним не о службе, не о материальных выгодах, а о том, что
ближе к сердцу: о золотых
днях детства, об играх, о проказах…
Поговорив еще немного, все стали расходиться, условившись и на следующие
дни собираться
к Зухину, потому что его квартира была
ближе ко всем прочим.
Зато Кириллов был совершенно спокоен и безразличен, очень точен в подробностях принятой на себя обязанности, но без малейшей суетливости и почти без любопытства
к роковому и столь
близкому исходу
дела.
Ведь он более всех наших знает,
ближе всех стоит
к делу, интимнее всех приобщен
к нему и до сих пор хоть косвенно, но беспрерывно участвовал в нем.
Они вышли. Петр Степанович бросился было в «заседание», чтоб унять хаос, но, вероятно, рассудив, что не стоит возиться, оставил всё и через две минуты уже летел по дороге вслед за ушедшими. На бегу ему припомнился переулок, которым можно было еще
ближе пройти
к дому Филиппова; увязая по колена в грязи, он пустился по переулку и в самом
деле прибежал в ту самую минуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили в ворота.
Она ушла совершенно довольная. По виду Шатова и по разговору его оказалось ясно как
день, что этот человек «в отцы собирается и тряпка последней руки». Она нарочно забежала домой, хотя прямее и
ближе было пройти
к другой пациентке, чтобы сообщить об этом Виргинскому.
Однако прошло
дня четыре, в продолжение которых Тулузов вымещал свое нетерпение и гнев на всем и на всех: он выпорол на конюшне повара за то, что тот напился пьян, сослал совсем в деревню своего камердинера с предписанием употребить его на самые черные работы; камердинера этого он застал на поцелуе с одной из горничных, которая чуть ли не была в
близких отношениях
к самому Василию Иванычу.
Вскоре после того
к генерал-губернатору явился Тулузов и, вероятно, предуведомленный частным приставом, начал было говорить об этом столь
близком ему
деле, но властитель отклонил даже разговор об этом и выразился таким образом: «Les chevaliers aux temps les plus barbares faisaient mourir leurs femmes, pousses par la jalousie, mais ne les deshonoraient jamais en public!» [«Рыцари в самые варварские времена, побуждаемые ревностью, убивали своих жен, но никогда не затрагивали их чести публично!» (франц.).]
— А я так напротив думаю, — объяснил он. — По-моему, всякое
дело, ежели его благополучно свершить желают, непременно следует с интендантского управления начинать.
Ближе к цели.
Мы, нижеподписавшиеся, считаем своим долгом по отношению
к себе,
к делу,
близкому нашему сердцу,
к стране, в которой мы живем, и ко всему остальному миру, огласить это наше исповедание, выразив в нем те основы, которых мы держимся, цели,
к которым мы стремимся, и средства, которые мы намерены употреблять для достижения всеобщего благодетельного и мирного переворота. Вот это наше исповедание.
Как ни скрыта для каждого его ответственность в этом
деле, как ни сильно во всех этих людях внушение того, что они не люди, а губернаторы, исправники, офицеры, солдаты, и что, как такие существа, они могут нарушать свои человеческие обязанности, чем
ближе они будут подвигаться
к месту своего назначения, тем сильнее в них будет подниматься сомнение о том: нужно ли сделать то
дело, на которое они едут, и сомнение это дойдет до высшей степени, когда они подойдут
к самому моменту исполнения.
Шёл
к зеркалу и, взглянув на себя, угрюмо отступал прочь, сердце замирало, из него дымом поднимались в голову мысли о
близком конце
дней, эти мысли мертвили мозг, от них было холодно костям, седые, поредевшие волосы тихонько шевелились.
Вы можете себе представить, сколько разных
дел прошло в продолжение сорока пяти лет через его руки, и никогда никакое
дело не вывело Осипа Евсеича из себя, не привело в негодование, не лишило веселого расположения духа; он отроду не переходил мысленно от делопроизводства на бумаге
к действительному существованию обстоятельств и лиц; он на
дела смотрел как-то отвлеченно, как на сцепление большого числа отношений, сообщений, рапортов и запросов, в известном порядке расположенных и по известным правилам разросшихся; продолжая
дело в своем столе или сообщая ему движение, как говорят романтики-столоначальники, он имел в виду, само собою разумеется, одну очистку своего стола и оканчивал
дело у себя как удобнее было: справкой в Красноярске, которая не могла
ближе двух лет возвратиться, или заготовлением окончательного решения, или — это он любил всего больше — пересылкою
дела в другую канцелярию, где уже другой столоначальник оканчивал по тем же правилам этот гранпасьянс; он до того был беспристрастен, что вовсе не думал, например, что могут быть лица, которые пойдут по миру прежде, нежели воротится справка из Красноярска, — Фемида должна быть слепа…
Да, я лежал на своей кушетке, считал лихорадочный пульс, обливался холодным потом и думал о смерти. Кажется, Некрасов сказал, что хорошо молодым умереть. Я с этим не мог согласиться и как-то весь затаился, как прячется подстреленная птица. Да и
к кому было идти с своей болью, когда всякому только до себя! А как страшно сознавать, что каждый
день все
ближе и
ближе подвигает тебя
к роковой развязке,
к тому огромному неизвестному, о котором здоровые люди думают меньше всего.