Неточные совпадения
Ближе к Таврическому саду люди шли негустой, но почти сплошной толпою, на Литейном, где-то около моста, а может быть, за мостом, на Выборгской, немножко похлопали выстрелы из ружей, догорал окружный суд, от него остались только стены, но в их огромной коробке все еще жадно хрустел огонь, догрызая
дерево, изредка в огне что-то тяжело вздыхало, и тогда от него отрывались стайки мелких огоньков, они трепетно вылетали на воздух, точно бабочки или цветы, и быстро превращались в темно-серый бумажный пепел.
Близкие и дальние холмы, один другого зеленее, покрытые кедровником и множеством других
деревьев — нельзя разглядеть каких, толпятся амфитеатром, один над другим.
Он так низмен, что едва возвышается над горизонтом воды и состоит из серой глины, весь защищен плотинами, из-за которых видны кровли, с загнутыми уголками, и редкие
деревья да борозды полей, и то уж
ближе к Шанхаю, а до тех пор кругозор ограничивается едва заметной темной каймой.
Корвет перетянулся, потом транспорт, а там и мы, но без помощи японцев, а сами, на парусах. Теперь
ближе к берегу. Я целый день смотрел в трубу на домы,
деревья. Все хижины да дрянные батареи с пушками на развалившихся станках. Видел я внутренность хижин: они без окон, только со входами; видел голых мужчин и женщин, тоже голых сверху до пояса: у них надета синяя простая юбка — и только. На порогах, как везде, бегают и играют ребятишки; слышу лай собак, но редко.
Однако с этого расстояния пятно на
дереве было видно плохо, и он должен был подойти
ближе.
Как бы в подтверждение его слов ворона снялась с
дерева и улетела. Доводы эти Фокину показались убедительными; он положил ружье на место и уже больше не ругал ворон, хотя они подлетали к нему еще
ближе, чем в первый раз.
Вдали,
ближе к роще, глухо стучали топоры, и по временам, торжественно и тихо, словно кланяясь и расширяя руки, спускалось кудрявое
дерево…
Внутри
дерева дупло вначале узкое, а затем к комлю несколько расширялось. Птичий пух, клочки шерсти, мелкая сухая трава и кожа, сброшенная ужом при линянии, свидетельствовали о том, что здесь находилось его гнездо, а
ближе к выходу и несколько сбоку было гнездо шмелей.
Чем
ближе мы подходили к хребту, тем лес становился все гуще, тем больше он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на ель, но ветви его расположены, как у лиственного
дерева.
Колония была основана на острове еще не исследованном; с научной точки зрения представлял он совершенную terram incognitam; [неизвестную землю (лат.)] и об его естественных условиях и о возможности на нем сельскохозяйственной культуры судили только по таким признакам, как географическая широта,
близкое соседство Японии, присутствие на острове бамбука, пробкового
дерева и т. п.
Охотник начинает подъезжать всегда к крайнему тетереву и предпочтительно к одному или двум: ибо чем меньше тетеревов на
дереве, тем они смирнее и подпускают
ближе.
Если вы вздумаете подойти к
дереву ближе, то поднимете всю стаю, усевшуюся на ночевку.
То же должно сказать о стрельбе вообще всякой сидячей птицы, кроме тетеревов и вяхирей, которые, сидя на
деревьях и посматривая с любопытством на рысканье собаки, оттого даже менее обращают внимания на охотника и
ближе его подпускают, всякая другая птица, сидящая на земле, гораздо больше боится собаки, чем приближающегося человека.
Но если вы увидите издали голубей, сидящих на гуменном заборе или
дереве, — это, без сомнения, клинтухи, то есть дикие голуби; подойдя
ближе, вы удостоверитесь в том.
Наконец Сергей выбился из сил. Сквозь дикий ужас им стала постепенно овладевать холодная, вялая тоска, тупое равнодушие ко всякой опасности. Он сел под
дерево, прижался к его стволу изнемогшим от усталости телом и зажмурил глаза. Все
ближе и
ближе хрустел песок под грузными шагами врага. Арто тихо подвизгивал, уткнув морду в колени Сергея.
Деревья перестали покачиваться и задевать друг друга сучьями; они выпрямились; только изредка наклонялись верхушками между собою, как будто взаимно предупреждая себя шепотом о
близкой опасности.
Налево от шоссе тянулось потемневшее жнивье, и только на бугристом и
близком горизонте одинокими купами поднимались невысокие разрозненные
деревья и кусты. Впереди, недалеко, была застава и возле нее трактир с железной красной крышей, а у трактира кучка людей дразнила деревенского дурачка Илюшу.
Наступили холода, небо окуталось могучим слоем туч; непроницаемые, влажные, они скрыли луну, звёзды, погасили багровые закаты осеннего солнца. Ветер, летая над городом, качал
деревья, выл в трубах, грозя
близкими метелями, рвал звуки и то приносил обрывок слова, то чей-то неконченный крик.
Идет — по
деревьям шагает,
Трещит по замерзлой воде,
И яркое солнце играет
В косматой его бороде.
Дорога везде чародею,
Чу!
ближе подходит, седой.
И вдруг очутился над нею,
Над самой ее головой!
Городской сад. Направо от актеров задний угол театра (деревянного) с входной дверью на сцену;
ближе к авансцене садовая скамья; налево, на первом плане, под
деревьями, скамейка и стол; в глубине под
деревьями столики и садовая мебель.
Вдруг позади их загремел громкой, отвратительный хохот. Полина вскрикнула; Рославлев также невольно вздрогнул и поглядел с беспокойством вокруг себя. Ему показалось, что в
близком расстоянии продираются сквозь чащу
деревьев; через несколько минут шорох стал отдаляться, раздался снова безумный хохот, и кто-то диким голосом запел: со святыми упокой.
Каникулы приходили к концу, скоро должны были начаться лекции. В воздухе чувствовались первые веяния осени. Вода в прудах потемнела, отяжелела. На клумбах садовники заменяли ранние цветы более поздними. С
деревьев кое-где срывались рано пожелтевшие листья и падали на землю, мелькая, как червонное золото, на фоне темных аллей. Поля тоже пожелтели кругом, и поезда железной дороги, пролегающей в полутора верстах от академии, виднелись гораздо яснее и, казалось, проходили гораздо
ближе, нежели летом.
Из этого состояния полуяви-полусна Артамонова вытряхнуло острое ощущение голода. Он увидал себя в саду, в беседке; сквозь её стёкла и между мокрых ветвей просвечивало красноватое, странно
близкое небо, казалось, что оно висит тут же, за
деревьями, и до него можно дотронуться рукою.
Я бы изобразил, как спит весь Миргород; как неподвижно глядят на него бесчисленные звезды; как видимая тишина оглашается
близким и далеким лаем собак; как мимо их несется влюбленный пономарь и перелазит через плетень с рыцарскою бесстрашностию; как белые стены домов, охваченные лунным светом, становятся белее, осеняющие их
деревья темнее, тень от
дерев ложится чернее, цветы и умолкнувшая трава душистее, и сверчки, неугомонные рыцари ночи, дружно со всех углов заводят свои трескучие песни.
Один охотник рассказывал мне, что он, занимаясь крытьем тетеревов более десяти лет и видя, что глухари, прилетая иногда к приваде вместе с простыми тетеревами, никогда на нее не шли, а сидели в
близком расстоянии на
деревьях, преимущественно на соснах, ломая крепкими своими носами молодые летние побеги, называемые погонцами, вздумал употребить эти погонцы для приманки глухарей; он нарубил верхних побегов с молодых сосен и натыкал их на приваде, около овсяных снопов.
Погода была прекрасная; из сада несло сладким запахом лип, стоявших тогда в полном цвету; летний воздух, слегка охлажденный густою тенью
деревьев и влажностью
близкого пруда, дышал какой-то ласковой теплотой.
Лавр Мироныч. Я нынче дома
ближе ночи не буду-с. Вот теперь занимаюсь цветами. К беседке на площадку нужно померанцевых
деревьев в кадках. Ужинать будем на террасе; она парусиной покрыта; так, чтоб замаскировать потолок, хотим распланировать гирлянды из живых цветов. При всем том букеты нужны: при входе будем каждой даме предлагать.
Объятый тьмою выморочный дом, казалось, увеличился в объеме или подвинулся всей массой полусгнившего
дерева ближе к этим людям, будившим в нем глухое эхо своим диким воем.
Ближе вы видите трупы
деревьев, запорошенных снегом, с вырванными из почвы, судорожно скрюченными корнями.
(Смотрит на часы.)Часы бегут — и с ними время; вечность,
Коль есть она, всё
ближе к нам, и жизнь,
Как
дерево, от путника уходит.
Я жил! — Зачем я жил? — ужели нужен
Я богу, чтоб пренебрегать его закон?
Ужели без меня другой бы не нашелся?..
Я жил, чтоб наслаждаться, наслаждался,
Чтоб умереть… умру… а после смерти? —
Исчезну! — как же?.. да, совсем исчезну…
Но если есть другая жизнь?.. нет! нет! —
О наслажденье! я твой раб, твой господин!..
Ушёл я от них пред рассветом. Иду лесною тропой и тихо пою — нет мочи молчать. Истекла дождём ночь и побледнела, плывут над лесом похудевшие, усталые тучи, тяжело преклонилась к земле вдосталь напоённая влагою трава, лениво повисли ветви
деревьев, но ещё бегут, журчат, играют весёлые ручьи, прячась в низинах от
близкого солнца, чтобы за день не высушило их оно. Иду не торопясь и думаю...
Оба грустят под голубым снегом. Пропадают в нем. И снег грустит. Он запорошил уже и мост, и корабли. Он построил белые стены на канве
деревьев, вдоль стен домов, на телеграфных проволоках. И даль земная и даль речная поднялись белыми стенами, так что все бело, кроме сигнальных огней на кораблях и освещенных окон домов. Снежные стены уплотняются. Они кажутся
близкими одна к другой. Понемногу открывается —
Всё тихо, всюду мертвый сон,
Лишь иногда с седого пня,
Послыша
близкий храп коня,
Тяжелый ворон, царь степной,
Слетит и сядет на другой,
Свой кровожадный чистя клёв
О сучья жесткие
дерёв...
Смотри, всё
ближе с двух сторон
Нас обнимает лес дремучий;
Глубоким мраком полон он,
Как будто набежали тучи,
Иль меж
деревьев вековых
Нас ночь безвременно застигла,
Лишь солнце сыплет через них
Местами огненные иглы.
Минута, другая, взмах кнута — и родимый хутор, тонувший в целой роще фруктовых
деревьев, исчез из виду. Потянулись поля, поля бесконечные, милые, родные поля
близкой моему сердцу Украины. А день, сухой, солнечный, улыбался мне голубым небом, как бы прощаясь со мною…
И заплакала, неизвестно отчего. В это время как раз подъезжал на четверке Ханов, и она, видя его, вообразила счастье, какого никогда не было, и улыбалась, кивала ему головой, как равная и
близкая, и казалось ей, что и на небе, и всюду в окнах, и на
деревьях светится ее счастье, ее торжество. Да, никогда не умирали ее отец и мать, никогда она не была учительницей, то был длинный, тяжелый, странный сон, а теперь она проснулась…
Она перешла в свой кабинет, комнату строгого стиля, с темно-фиолетовым штофом в черных рамах, с бронзой Louis XVI [Людовика XVI (фр.).]. Шкап с книгами и письменный стол — также черного
дерева. Картин она не любила, и стены стояли голыми. Только на одной висело богатейшее венецианское резное зеркало. В этой комнате сидели у Марьи Орестовны ее
близкие знакомые — мужчины; после обеда сюда подавались ликеры и кофе с сигарами. Евлампия Григорьевича редко приглашали сюда.
Вот уже несколько шагов осталось, стало светлей и на лесной тропинке, как вдруг в лесу страшный треск послышался, точно кто на ходу
деревья с корнем выламывает, и все
ближе,
ближе тот шум приближается.
Он не закричал, не встал, хотя ему очень жаль было этого дома, в котором он родился, вырос и с которым были связаны его детские воспоминания. Дом этот он любил как что-то родное,
близкое его сердцу, и вот теперь этот дом горит перед его глазами, и он, Николай Герасимович, знает, что он сгорит, так как ни во дворе, ни на селе пожарных инструментов нет, а
дерево построенного восемьдесят лет тому назад дома сухо и горюче, как порох.
Имей сто жен, сто любовниц — я твоя,
ближе, чем кора при
дереве, растенье при земле.
Пизонский раскладывал все это с чувством, весьма
близким к некоторому блаженству: все это было в его глазах так хорошо, так богато и нарядно, что он не мог не радоваться. И тихий вечер нес спокойствие в детскую душу старца, и длинные тени насажденных его рукою
деревьев обнимали и ласкали его, и все ему казалось счастливым, и все как будто с ним ликовало и радовалось.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с
деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое-где слышались, вместе с звуком падающих капель и
близкого звука жевания лошадей, не громкие, как бы шепчущиеся голоса.