— Шикалу! Ликалу! — говорил он, — слетелися вороны на
богатый пир! Повернулося колесо, повернулося! Что было высоко, то стало низко! Шагадам! Подымися, ветер, от мельницы, налети на ворогов моих! Кулла! Кулла! Разметай костер, загаси огонь!
Словом, мирные дни миновали,
Много выбыло членов тогда,
А иные ходить перестали,
Остальных разделяла вражда.
Хор согласный — стал дик и нестроен,
Ни игры, ни
богатых пиров!
Лишь один оставался спокоен —
Это дедушка медный Крылов:
Не бездушным глядел истуканом,
Он лукавым сатиром глядел,
Игрокам, бюрократам, дворянам
Он, казалось, насмешливо пел...
Слетаются вороны издалека, кличут друг друга на
богатый пир, а кого клевать, кому очи вымать, и сами не чуют, летят да кричат! Наточен топор, наряжен палач; по дубовым доскам побегут, потекут теплой крови ручьи; слетят головы с плеч, да неведомо чьи!»
Неточные совпадения
И даже, говорят, на слух молвы крылатой,
Охотники таскаться по
пирамИз первых с ложками явились к берегам,
Чтоб похлебать ухи такой
богатой,
Какой-де откупщик и самый тароватый
Не давывал секретарям.
Устраивали такие
пиры кондитеры на всякую цену — с холодными и с горячими блюдами, с генералом штатским и генералом военным, с «кавалерией» и «без кавалерии». Военные с обширной «кавалерией» на груди, иногда вплоть до ленты через плечо, ценились очень дорого и являлись к
богатому купечеству, конечно, не «именитому», имевшему для
пиров свои дворцы и «своих» же генералов.
Один — Рогдай, воитель смелый,
Мечом раздвинувший пределы
Богатых киевских полей;
Другой — Фарлаф, крикун надменный,
В
пирах никем не побежденный,
Но воин скромный средь мечей...
Девочки боготворили Дарью Михайловну; взрослые мастерицы тоже очень ее любили и доверяли ей все свои тайны, требующие гораздо большего секрета и внимания, чем мистерии иной светской дамы, или тайны тех бесплотных нимф, которые «так непорочны, так умны и так благочестия полны», что как мелкие потоки текут в большую реку, так и они катятся неуклонно в одну великую тайну: добыть себе во что бы то ни стало
богатого мужа и роскошно пресыщаться всеми благами жизненного
пира, бросая честному труду обглоданную кость и презрительное снисхождение.
В день Микулы с кормом, после пиров-столований у
богатых мужиков, заволжски ребята с лошадьми всю ночь в поле празднуют… Тогда-то в ночной тишине раздаются громкие микульские песни… Ими приветствуют наступающий день именин Матери-Сырой Земли.
Случается, и это бывает нередко, что родители жениха и невесты, если не из
богатых, тайком от людей, даже от близкой родни, столкуются меж себя про свадьбу детей и решат не играть свадьбы «честью», во избежание расходов на
пиры и дары.
Старуха ощупала его сумы и, узнав, что они наполнены монетами, отпустила его; проводив его до
богатого дома, где шумел свадебный
пир, сестра осталась у дверей слушать, что будет.
Изо многих городов гостей наехало, люди все
богатые, первостатейные,
пирам конца не было.
А печально нам быть на
пирах у
богатых господ.
— Как быть, мой отец! Мудрецы и философы моего мастерства не требуют, а требуют его празднолюбцы. Я хожу на площади, стою у ристалищ, верчусь на
пирах, бываю в загородных рощах, где гуляют молодые
богачи, а больше все по ночам бываю в домах у веселых гетер…
Особенно торжественна госпожа Кульковская: ей пожаловано
богатое приданое, хоть бы невесте Миниха; она уж столбовая дворянка, может покупать на свое имя крестьян и колотить их из своих рук; мечты о столе царском, где сядет рядом с женою Волынского, бывшею своею барынею, о
пирах и более о наказаниях, которые будет рассыпать, кружат ей голову.
В Кострому ли, в Тверь ли, в Ярославль ли, под Астрахань ли
богатую, рады не рады — принимайте гостей, выносите калачей на золотых блюдах, на серебряных подблюдниках, выкатывайте бочки медов годовалых и чокайтесь с ними зазванными
пирами; а если хозяева попросят расплаты, рассчитывайся мечами, да бердышами, да бери с них сдачи ушами да головами, а там снимай, удалая дружина, и мчись восвояси.
Множество форшпанок [Форшпанки — подставные лошади.] и несколько колымаг, в которые запряжены были статные жеребцы, отягченные
богатою сбруей, показывали, что не одна чернь именем жадничала смотреть на
пир кровавый.