Неточные совпадения
Он
говорил как
богослов, а не как философ.
«Дам вам,
говорит, гору золотую, реку медвяную, сады-винограды, яблони кудрявы; будете сыты да пьяны, будете обуты-одеты!» Тут возговорил Иван
Богослов: «Ай же ты спас милосердый!
— Ну уж, ешь, ешь…
Богослов! и суп, чай, давно простыл! —
говорит она и, чтобы переменить разговор, обращается к отцу благочинному: — С рожью-то, батюшка, убрались?
Для быстролетной любви этой началась краткая, но мучительная пауза: ни бабушка, ни дьяконица ничего не
говорили Ольге Федотовне, но она все знала, потому что, раз подслушав случайно разговор их, она повторила этот маневр умышленно и, услыхав, что она служит помехою карьере, которую сестра
богослова считает для брата наилучшею, решилась поставить дело в такое положение, чтоб этой помехи не существовало.
Дело это вышло из того, что Марье Николаевне, которая не уставала втирать своих братьев во всеобщее расположение и щеголять их образованностью и талантами, пришло на мысль просить Ольгу Федотовну, чтобы та в свою очередь как-нибудь обиняком подбила бабушку еще раз позвать к себе
богослова и
поговорить с ним по-французски.
Я представляю себе, по преданию, Иоанна
Богослова, впавшего от старости в детство. Он, по преданию,
говорил только: братья, любите друг друга!
Итак, которые удостоились увидеть зараз всеми вместе чувствами, как одним из многих чувств, сие всеблагое, которое и единое есть и многое, поелику есть всеблагое, те,
говорю, поелику познали и каждодневно познают разными чувствами единого чувства разные вместе блага, как единое, не сознают во всем сказанном никакого различия, но созерцание называют ведением, и ведение созерцанием, слух зрением, и зрение слухом» (Слова преп. Симеона Нового
Богослова. I, 475).], хотя бы и оккультного, «мудрости века сего» [«Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом» (1 Кор. 3:19).].
Григорий
Богослов в «слове о богословии» 2‑м
говорит: «Я шел с тем, чтобы постигнуть Бога; с этой мыслью, отрешившись от вещества и вещественного, собравшись, сколько мог, сам в себя, восходил я на гору.
— Прощайте, матушка. Кланяйтесь отцу Прохору. Скажите ему, чтобы до Ивана
Богослова непременно приготовился к перестройке дома, —
говорил, уходя из поповского дома, Андрей Александрыч.
Нет, ты, видно,
богослов, да не однослов: ты когда-то совсем не то
говорил, когда я стоял за самопожертвование, а ты принес свой поганый, все перепортивший дарвинизм с его борьбой за существование!
Король же после своих бессвязных речей вдруг начинает
говорить иронические речи, сначала о том, как льстецы
говорили на все, как
богословы, и да и нет и уверяли его, что он все может, а когда он попал в бурю без приюта, он увидал, что это неправда; потом, что так как вся тварь блудит и незаконный сын Глостера обошелся лучше с отцом (хотя Лир по ходу драмы не мог ничего знать об обхождении Эдмунда с Глостером), чем с ним его дочери, то пусть процветает разврат, тем более что ему, как королю, нужны солдаты.
Но таким же непонятным для рациональной теологии и онтологии языком
говорил и величайший мистик христианского Востока св. Симеон Новый
Богослов.
Даже св. Симеон Новый
Богослов, величайший мистик православного Востока, у которого есть очень смелые мысли,
говорит: «Даже глотка воды проглотить не проси, хотя бы случалось тебе быть палимому жаждой, пока духовный отец твой, сам в себе подвинуть будучи, не велит тебе этого сделать».
Великий мистик православного Востока св. Симеон Новый
Богослов красиво
говорит: «Все твари, когда увидели, что Адам изгнан из рая, не хотели более повиноваться ему, ни луна, ни прочие звезды не хотели показываться ему; источники не хотели источать воду, и реки продолжать течение свое; воздух думал не дуть более, чтобы не давать дышать Адаму, согрешившему; звери и все животные земные, когда увидели, что он обнажился от первой славы, стали презирать его, и все тотчас готовы были напасть на него; небо устремлялось было пасть на него, и земля не хотела носить его более.