Неточные совпадения
«Идея человечества так же наивна, как идея
божества. Пыльников — болван. Никто не убедит меня, что мир делится на рабов и
господ.
Господа рождаются в среде рабов. Рабы враждуют между собой так же, как и владыки. Миром двигают силы ума, таланта».
— А вот, например, говорит-говорит про
божество, да вдруг — про
господ.
«Следовательно, вторая потенция, выделившаяся для себя, еще не может называться Богом, она восстановляется в своем
божестве, лишь когда первая и третья потенции снова восстановляются к себе, т. е. восстановляется их единство — в конце творения, и так как она чрез преодоление противоположного бытия также делается
господом этого бытия, как первоначально был только Отец, то и она становится личностью, как и Отец был первоначально только один личностью, она есть Сын, который имеет равное господство с Отцом.
Господь Иисус есть Бог, Второе Лицо Пресвятой Троицы, в Нем «обитает вся полнота
Божества телесно» [Кол. 2:9.]; как Бог, в абсолютности Своей Он совершенно трансцендентен миру, премирен, но вместе с тем Он есть совершенный Человек, обладающий всей полнотой тварного, мирового бытия, воистину мирочеловек, — само относительное, причем
божество и человечество, таинственным и для ума непостижимым образом, соединены в Нем нераздельно и неслиянно [Это и делает понятной, насколько можно здесь говорить о понятности, всю чудовищную для разума, прямо смеющуюся над рассудочным мышлением парадоксию церковного песнопения: «Во гробе плотски, во аде же с душею, яко Бог, в рай же с разбойником и на престоле сущий со Отцем и Духом, вся исполняя неописанный» (Пасхальные часы).].
Однако Бог сотворил его царем света, но так как он не повиновался, и захотел быть выше всецелого бога, то бог низверг его с его престола и сотворил посреди нашего времени иного царя из того же самого
Божества, из которого был сотворен и
господин Люцифер (разумей это правильно: из того салнитера, который был вне тела царя Люцифера) и посадил его на царский престол Люцифера, и дал ему силу и власть, какая была у Люцифера до его падения, и этот царь зовется И. Христом» (Аврора, 199, § 35-6...
Он есть воистину Бог, ибо «в Нем обитает вся полнота
Божества телесно» (Кол. 2:9), но и воистину человек, второй Адам: «первый человек из земли перстный, второй человек
Господь с неба» (1 Кор. 15: 47).
В той узкой области переживаний, которую захватывал первоначальный дифирамб хора сатиров, настроение глубокой пассивности было вполне естественным. Что такое, по Ницше, были эти сатиры? Гении природы, приведенные в восторг близостью бога, разделяющие его страдания товарищи, в которых отражаются муки
божества. «Хор, — говорит Ницше, — созерцает в видении
господина и учителя Диониса, он видит, как бог страждет и возвеличивается, и поэтому сам не принимает участия в действии».
Я вам должен признаться, что я более всяких представлений о
божестве люблю этого нашего русского бога, который творит себе обитель «за пазушкой». Тут, что нам
господа греки ни толкуй и как ни доказывай, что мы им обязаны тем, что и бога через них знаем, а не они нам его открыли; — не в их пышном византийстве мы обрели его и дыме каждений, а он у нас свой, притоманный и по-нашему, попросту, всюду ходит, и под банный полочек без ладана в дусе хлада тонка проникнет, и за теплой пазухой голубком приоборкается.
Если благочестивая мысль весьма видных представителей богословской науки пришла к сознанию необходимости — знакомить людей с жизнью самого нашего
господа Иисуса Христа со стороны его человечности, которая так высока, поучительна и прекрасна, рассматриваемая в связи с его
божеством, и если этому пути следуют нынче уже и русские ученые (как, например, покойный киевский профессор К. И.