Неточные совпадения
Она целомудренна, может быть, до
болезни, несмотря на весь свой широкий
ум, и это ей повредит.)
— Ого, вы кусаетесь? Нет, право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась с ним года два тому назад, в Нижнем, он там не привился. Город меркантильный и ежегодно полтора месяца сходит с
ума: все купцы, купцы, эдакие огромные, ярмарка, женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то
болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он, знаете, в ресторанах философствовал за угощение…
— Но ведь я счастлива;
ум у меня не празден; я не мечтаю; жизнь моя разнообразна — чего же еще? К чему эти вопросы? — говорила она. — Это
болезнь, гнет!
Морская
болезнь, перемены климата, тропический зной, злокачественные лихорадки, звери, дикари, бури — все приходило на
ум, особенно бури.
Кажется, идиот на этом тезисе, которому обучили его, и сошел с
ума окончательно, хотя, конечно, повлияли на умственное расстройство его и падучая
болезнь, и вся эта страшная, разразившаяся в их доме катастрофа.
Это болезненная курица в падучей
болезни, со слабым
умом и которую прибьет восьмилетний мальчишка.
Это было после ряда сильных и мучительных припадков моей
болезни, а я всегда, если
болезнь усиливалась и припадки повторялись несколько раз сряду, впадал в полное отупение, терял совершенно память, а
ум хотя и работал, но логическое течение мысли как бы обрывалось.
И в записке, которую он написал, были удивительные слова, приблизительно такие: «Я полагал весь смысл жизни в торжестве
ума, красоты и добра; с этой же
болезнью я не человек, а рухлядь, гниль, падаль, кандидат в прогрессивные паралитики.
В смертельной тоске возвращался я к себе домой поздно вечером. Мне надо было в этот вечер быть у Наташи; она сама звала меня еще утром. Но я даже и не ел ничего в этот день; мысль о Нелли возмущала всю мою душу. «Что же это такое? — думал я. — Неужели ж это такое мудреное следствие
болезни? Уж не сумасшедшая ли она или сходит с
ума? Но, боже мой, где она теперь, где я сыщу ее!»
— Ничего еще неизвестно, — отвечал он, соображая, — я покамест догадываюсь, размышляю, наблюдаю, но… ничего неизвестно. Вообще выздоровление невозможно. Она умрет. Я им не говорю, потому что вы так просили, но мне жаль, и я предложу завтра же консилиум. Может быть,
болезнь примет после консилиума другой оборот. Но мне очень жаль эту девочку, как дочь мою… Милая, милая девочка! И с таким игривым
умом!
Вообще странный был человек, ставивший в тупик даже Яшу Кормилицына, который выбивался из сил, измеряя температуру, считая пульс и напрасно перебирая в
уме все
болезни, какие знал, и все системы лечения, какие известны в науке.
Ну еще бы не понять. Помню, я подумал: «Такая у него нелепая, асимметричная внешность и такой правильно мыслящий
ум». И оттого он так близок мне — настоящему мне (я все же считаю прежнего себя — настоящим, все теперешнее — это, конечно, только
болезнь).
Ну, хорошо; вы сойдете с
ума от этой удивительной, невероятной любви, а поручик Диц сойдет с
ума от прогрессивного паралича и от гадких
болезней.
— Да, да, — тихий! Мы все живём в тихом бунте против силы, влекущей нас прочь от родного нам, наша
болезнь — как это доказано одним великим
умом — в разрыве умственной и духовной сущности России, горе нашей души в том, что она сосуд, наполняемый некой ядовитой влагой, и влага эта разъедает его! О, несчастная Русь!
Молодой доктор был мастер лечить женские
болезни; пациентки были от него без
ума; лечил он от всего пиявками и красноречиво доказывал, что не только все
болезни — воспаление, но и жизнь есть не что иное, как воспаление материи; о Круциферском он отзывался с убийственным снисхождением; словом, он вошел в моду.
— Нет, барышня. Арап во время твоей
болезни всех успел заворожить. Барин от него без
ума, князь только им и бредит, а Татьяна Афанасьевна говорит: жаль, что арап, а лучшего жениха грех нам и желать.
— Рад вас видеть, — ваш брат?.. Полковник Василий Олесов… бил турок и текинцев, а ныне сам разбит
болезнями… хо-хо-хо! Рад вас видеть… Мне Варвара всё лето барабанит в уши о вашей учёности и
уме, и прочее такое… Прошу сюда, в гостиную. Фёкла, — вези!
Николай. Вы — красавица… женщина, несомненно, оригинального склада
ума… у вас чувствуется характер. Вы имеете десятки возможностей устроить свою жизнь роскошно, красиво… и занимаетесь каким-то ничтожеством! Эксцентричность —
болезнь. И всякого интеллигентного человека вы должны возмущать… Кто ценит женщину, кто любит красоту, тот не простит вам подобных выходок!
Ольга Петровна. Это, папа,
болезнь, а не порок; но что Мямлин умен, в этом я убедилась в последний раз, когда он так логично и последовательно отстаивал тебя. (Граф отрицательно качает головой.) Ты, папа, не можешь судить об его
уме, потому что, как сам мне Мямлин признавался, он так боится твоего вида, что с ним сейчас же делается припадок его
болезни и он не в состоянии высказать тебе ни одной своей мысли.
— И что мне с ним делать? — обратился ко мне, по уходе его, Бугров. — Беда мне с ним! Днем всё думает, думает… а ночью стонет. Спит, а сам стонет и охает…
Болезнь какая-то… Что мне с ним делать,
ума не приложу! Спать не дает… Боюсь, чтоб не помешался. Подумают, что ему плохо у меня жить… а чем плохо? И ест с нами и пьет с нами… Денег только не даем… Дай ему, а он их пропьет или разбросает… Вот еще попута на мою голову! Господи, прости меня грешного!
Впрочем, даже для морской
болезни нужен некоторый
ум, а Мой Топпи глуп непроходимо — даже для земли.
В это время, помимо
болезни, со мною случилось еще две неприятности: во-первых, Кирилл явился ко мне прощаться, а как я тотчас не встал с постели, то его приняла матушка и дала ему рубль, и этим бы все могло благополучно и кончиться; но, тронутый этою благодатью, Кирилл захотел блеснуть
умом и, возмнив себя чем-то вроде Улисса, пустился в повествование о том, как мы дорогой страждовали и как он после многих мелких злоключений был, наконец, под Королевцем крупно выпорон.
В который раз она перебирала в голове ход
болезни и конец ее — не то рак, не то гангрена. Не все ли равно… А
ум не засыпает, светел, голова даже почти не болит. Скоро, должно быть, и забытье начнется. Поскорее бы!
Мерик. Бредит. На партрет загляделся. (Смеется.) Комиссия! Образованные господа всякие машины и лекарства повыдумывали, а нет еще того умного человека, чтоб нашел лекарство от женского пола… Ищут, как бы все
болезни лечить, а того и вдомек не берут, что от бабья народа пропадает больше, чем от
болезней… Лукавы, сребролюбы, немилостивы, никакого
ума… Свекровь изводит невестку, невестка норовит как бы облукавить мужа… И конца нет…
Юрику невольно приходили теперь на
ум колдуны, лешие и прочие «страсти» из сказок, в которые он, конечно, не верил, но которые невольно чудились ему в эту ночь благодаря его расстроенному от
болезни воображению.
— Помилуйте, князь, я с удовольствием. Тяжелая перенесенная
болезнь дает вам право, — заговорил Сергей Семенович, а между тем в
уме его мелькало: «Не действительно ли он тронувшись?» — Какая же это просьба, князь? Все, что в моих силах, все, что могу… — добавил Зиновьев.
Она думала, что сама сойдет с
ума, и на самом деле была близка к этому. Действительно, Ирена проснулась в бреду. С ней сделалась сильнейшая горячка, осложнившаяся воспалением мозга. В продолжение двух недель происходила страшная борьба между наукой и
болезнью, молодостью и смертью.
Припоминает она свою дорогую мать во время ее
болезни. Заболела она огневицей [Горячкой. Название того времени. — (Прим. автора)] ни с того ни с сего;
ума не могли приложить домашние, где она ознобилася: разве в амбаре по хозяйству налегке задержалася.
— Больны… как только мы получили известие о прибытии вашего сиятельства, с того дня и занедужилось ей… жар, озноб, бред… Господин доктор два раза на дню посещает… а какая
болезнь,
ума не приложит… надо полагать, что простудилась… — объяснил помощник управляющего, видимо, повторяя заученный урок.
— Я намекнул о том Владимиру, — продолжал князь, — тебя показал ему. Он чуть с
ума не сходит от радости; говорит, что видел тебя, как сквозь сон, у своей постели во время
болезни, да и впрямь за сон потом принял, за чудное видение, так и сказал. Теперь от тебя зависит на всю жизнь осчастливить его и меня, старика, порадовать; согласна ты замуж за него идти?
— Я прежде всего благодарю вас, что вы не усомнились в преданности моего сердца и в знании моего
ума… Но не обольщайте себя надеждою, так как разочарование будет еще тяжелее того горя, с перспективой которого вы уже свыклись… Я даю вам слово употребить все мое знание, чтобы вырвать вашу дочь из пасти смертной
болезни, но это далеко не ручается за счастливый исход.
Я, при моей
болезни, поражен до крайности; нет ни
ума, ни духу.
Было существо, без теплого участия которого нервное состояние молодого Савина дошло бы прямо до
болезни; возможность отводить с этим существом душу, по целым часам говорить о «несравненной Маргарите», слышать слово сочувствия, нежное, дружеское, не оскорбительное сожаление — все это было тем бальзамом, который действует исцеляюще на болезненно напряженные нервы, на
ум, переполненный тяжелыми сомнениями, на свинцом обстоятельств придавленную мысль, на истерзанную мрачными предчувствиями душу.