Неточные совпадения
Она села к столу, на котором Лонгрен мастерил
игрушки, и попыталась приклеить руль к корме; смотря на эти предметы, невольно увидела она их
большими, настоящими; все, что случилось утром, снова поднялось в ней дрожью волнения, и золотое кольцо, величиной с солнце, упало через море к ее ногам.
Но он уже навсегда запомнил тот короткий грудной смех, полный сердечной музыки, каким встретили его дома, и раза два в год посещал замок, оставляя женщине с серебряными волосами нетвердую уверенность в том, что такой
большой мальчик, пожалуй, справится с своими
игрушками.
— Простые, грубые
игрушки нравились ему
больше затейливых и дорогих, — быстро-быстро и захлебываясь словами, говорил отец; бабушка, важно качая седою, пышно причесанной головой, подтверждала, вздыхая...
— Шабаш! Поссорился с Варавкой и в газете
больше не работаю! Он там на выставке ходил, как жадный мальчуган по магазину
игрушек. А Вера Петровна — точно калуцкая губернаторша, которую уж ничто не может удивить. Вы знаете, Самгин, Варавка мне нравится, но — до какого-то предела…
Большие лодки выстроены из темно-желтого бамбукового корня, покрыты циновками и очень чисты, удобны и красивы, отделаны, как мебель или
игрушки.
Дети года через три стыдятся своих
игрушек, — пусть их, им хочется быть
большими, они так быстро растут, меняются, они это видят по курточке и по страницам учебных книг; а, кажется, совершеннолетним можно бы было понять, что «ребячество» с двумя-тремя годами юности — самая полная, самая изящная, самая наша часть жизни, да и чуть ли не самая важная, она незаметно определяет все будущее.
Крошечная детская с одним окном и двумя кроватями привела мисс Дудль еще раз в ужас, а потом она уже перестала удивляться. Гости произвели в детской что-то вроде обыска. Мисс Дудль держала себя, как опытный сыщик: осмотрела
игрушки, книги, детскую кровать, заглянула под кровать, отодвинула все комоды и даже пересчитала белье и платья. Стабровский с
большим вниманием следил за ней и тоже рассматривал детские лифчики, рубашки и кофточки.
Особенно хорош сад, небольшой, но густой и приятно запутанный; в одном углу его стояла маленькая, точно
игрушка, баня; в другом была
большая, довольно глубокая яма; она заросла бурьяном, а из него торчали толстые головни, остатки прежней, сгоревшей бани.
Сестрицу я любил сначала
больше всех
игрушек,
больше матери, и любовь эта выражалась беспрестанным желаньем ее видеть и чувством жалости: мне все казалось, что ей холодно, что она голодна и что ей хочется кушать; я беспрестанно хотел одеть ее своим платьицем и кормить своим кушаньем; разумеется, мне этого не позволяли, и я плакал.
Ясные дни миновали, и Марусе опять стало хуже. На все наши ухищрения с целью занять ее она смотрела равнодушно своими
большими потемневшими и неподвижными глазами, и мы давно уже не слышали ее смеха. Я стал носить в подземелье свои
игрушки, но и они развлекали девочку только на короткое время. Тогда я решился обратиться к своей сестре Соне.
У Сони была
большая кукла, с ярко раскрашенным лицом и роскошными льняными волосами, подарок покойной матери. На эту куклу я возлагал
большие надежды и потому, отозвав сестру в боковую аллейку сада, попросил дать мне ее на время. Я так убедительно просил ее об этом, так живо описал ей бедную больную девочку, у которой никогда не было своих
игрушек, что Соня, которая сначала только прижимала куклу к себе, отдала мне ее и обещала в течение двух-трех дней играть другими
игрушками, ничего не упоминая о кукле.
Чем дальше они шли, тем
больше открывалось: то пестрела китайская беседка, к которой через канаву перекинут был, как
игрушка, деревянный мостик; то что-то вроде грота, а вот, куда-то далеко, отводил темный коридор из акаций, и при входе в него сидел на пьедестале грозящий пальчиком амур, как бы предостерегающий: «Не ходи туда, смертный, — погибнешь!» Но что представила площадка перед домом — и вообразить трудно: как бы простирая к нему свои длинные листья, стояли тут какие-то тополевидные растения в огромных кадках; по кулаку человеческому цвели в средней куртине розаны, как бы венцом окруженные всевозможных цветов георгинами.
Генеральша холила и нежила его, дорожила им, как хорошенькой, редкой
игрушкой; и еще неизвестно, кого она
больше любила: свою ли маленькую, курчавенькую собачку Ами или Фалалея?
Прасковья Ивановна была очень довольна, бабушке ее стало сейчас лучше, угодник майор привез ей из Москвы много
игрушек и разных гостинцев, гостил у Бактеевой в доме безвыездно, рассыпался перед ней мелким бесом и скоро так привязал к себе девочку, что когда бабушка объявила ей, что он хочет на ней жениться, то она очень обрадовалась и, как совершенное дитя, начала бегать и прыгать по всему дому, объявляя каждому встречному, что «она идет замуж за Михаила Максимовича, что как будет ей весело, что сколько получит она подарков, что она будет с утра до вечера кататься с ним на его чудесных рысаках, качаться на самых высоких качелях, петь песни или играть в куклы, не маленькие, а
большие, которые сами умеют ходить и кланяться…» Вот в каком состоянии находилась голова бедной невесты.
Почти все дни она проводила с ним, стараясь всячески возбудить в нем оживление, вызвать смех, подсовывала ему
игрушки, — он складывал их, одну на другую, строя какие-то пирамиды, и лишь очень редко улыбался насильственной улыбкой, обычно же смотрел на сестру, как на всё, — невеселым взглядом
больших глаз, как бы ослепленных чем-то; этот взгляд раздражал ее.
— Фомка! Чего хочешь? Говори! Гостинцев?
Игрушек? Проси, ну! Потому ты знай, нет тебе ничего на свете, чего я не куплю. У меня — миллён! И еще
больше будет! Понял? Все твое!
В виду сотен лодок и баркасов, стоявших вдоль набережной, он едва заметно подвигался к берегу, с той внимательной и громоздкой осторожностью, с какой
большой и сильный человек проходит сквозь детскую комнату, заставленную хрупкими
игрушками.
Двое рабочих в кожаных передниках, с тяжелыми железными клещами в руках, встали на противоположных концах катальной машины, тележка с болванкой подкатилась, и вяземский пряник, точно сам собой, нырнул в ближайшее, самое
большое между катальными валами отверстие и вылез из-под валов длинной полосой, которая гнулась под собственной тяжестью; рабочие ловко подхватывали эту красную, все удлинявшуюся полосу железа, и она, как
игрушка, мелькала в их руках, так что не хотелось верить, что эта
игрушка весила двенадцать пудов и что в десяти шагах от нее сильно жгло и палило лицо.
Мебель у него стояла порядочная, хотя и подержанная, и находились, кроме того, некоторые даже дорогие вещи — осколки прежнего благосостояния: фарфоровые и бронзовые
игрушки,
большие и настоящие бухарские ковры; даже две недурные картины; но все было в явном беспорядке, не на своем месте и даже запылено, с тех пор как прислуживавшая ему девушка, Пелагея, уехала на побывку к своим родным в Новгород и оставила его одного.
Тяжко спали изжеванные и обкусанные нищетою, оборванные диким озорством, темные избушки слободы, тесно окружая усадьбу Воеводиных, — точно куча мелкого мусора
большую изломанную
игрушку. Сима плотно прижимался к дереву ворот и, не уставая, читал.
— Красивая вещь, — сказала дама, которой стало жаль изящной и, по-видимому, дорогой
игрушки. — Кто это повесил ее сюда? Ну, послушай, зачем эта
игрушка тебе? Ведь ты такой
большой, что будешь ты с нею делать?.. Вон там книги есть, с рисунками. А это я обещала Коле отдать, он так просил, — солгала она.
Она идет в кабинет и говорит папе, что девочка хочет слона. Папа тотчас же надевает пальто и шляпу и куда-то уезжает. Через полчаса он возвращается с дорогой, красивой
игрушкой. Это
большой серый слон, который сам качает головою и машет хвостом, на слоне красное седло, а на седле золотая палатка и в ней сидят трое маленьких человечков. Но девочка глядит на
игрушку так же равнодушно, как на потолок и на стены, и говорит вяло...
— Папа, ну что мы подарим Коле Радомскому? — спрашивали Аркадия Николаевича дочери. — Он
большой такой, гимназист последнего класса… нельзя же ему
игрушку.
Поэтому все ее проявления ложны: когда кажется
большой, она мала, когда
больше, то меньше, ее сущее в воображении есть не сущее, убегающее, как
игрушка, почему и то, что кажется происходящим в ней, суть
игрушки, образы в образе, как предмет в зеркале, который, находясь в одном месте, отражается в другом, кажущемся наполненным, не имеющем ничего, но кажущемся всем.
Мать обожала Анжелику и тратила на нее
большие деньги. Розовая шелковая мебель, изящный письменный стол, бархатный пунцовый ковер, покрывающий всю комнату, розовая спускающаяся с потолка лампа и масса мелких, но дорогих безделушек, делали комнату похожей ка
игрушку.
Комната Марии Петровны была отделана как
игрушка: пунцовая шелковая мебель, такие же драпировки и пушистый ковер с
большими букетами пунцовых цветов придавали обширной комнате уютный вид. За поднятою, на толстых шелковых шнурах, пунцовой драпировкой виднелась белоснежная кровать с целою горою подушек.
— Просил подождать. Знаю, сосед был бы
больше по сердцу, да… чудак какой-то… Вот уж слишком три месяца к нам ходит, ухаживает за тобой и только… серьезного ничего… Где ж? такой богатый человек, может быть, и знатная родня… а мы живем в хижине, званием невелички… Уж не потешается ли, как
игрушкой, от скуки?..
Есть у него нянька, купают его, кормят, проваживают, дают
игрушек, чего же ему
больше?
Дитя, единица ли он или толпа единиц, любит
игрушки; а дом Образца был
большая каменная
игрушка, невиданная на Руси.