Неточные совпадения
У ней сильно задрожал от улыбки подбородок, когда он сам остроумно сравнил себя с выздоровевшим сумасшедшим, которого уже не
боятся оставлять одного, не запирают окон в его комнате, дают ему
нож и вилку за обедом, даже позволяют самому бриться, — но все еще у всех в доме памятны недавние сцены неистовства, и потому внутренне никто не поручится, что в одно прекрасное утро он не выскочит из окна или не перережет себе горла.
Да я этого теперь совсем не
боюсь, не
боюсь я теперь его
ножа.
Митя вздрогнул, хотел было что-то вымолвить, но промолчал. Известие страшно на него подействовало. Видно было, что ему мучительно хотелось бы узнать подробности разговора, но что он опять
боится сейчас спросить: что-нибудь жестокое и презрительное от Кати было бы ему как удар
ножом в эту минуту.
Катерина не глядит ни на кого, не
боится, безумная, русалок, бегает поздно с
ножом своим и ищет отца.
Макар теперь не
боялся никого и пошел бы прямо на
нож.
— Прочь, самозванец! — повелительно вскричала она. — Я моего князя жена, не
боюсь твоего
ножа!
Прошла неделя. Хрипачей еще не было. Варвара начала злиться и ругаться. Передонова же повергло это ожидание в нарочито-угнетенное состояние. Глаза у Передонова стали совсем бессмысленными, словно они потухали, и казалось иногда, что это — глаза мертвого человека. Нелепые страхи мучили его. Без всякой видимой причины он начинал вдруг
бояться тех или других предметов. С чего-то пришла ему в голову и томила несколько дней мысль, что его зарежут; он
боялся всего острого и припрятал
ножи да вилки.
Пепел. Право — не
боюсь! Хоть сейчас — смерть приму! Возьмите вы
нож, ударьте против сердца… умру — не охну! Даже — с радостью, потому что — от чистой руки…
Я каждый раз, когда хочу сундук
Мой отпереть, впадаю в жар и трепет.
Не страх (о нет! кого
бояться мне?
При мне мой меч: за злато отвечает
Честной булат), но сердце мне теснит
Какое-то неведомое чувство…
Нас уверяют медики: есть люди,
В убийстве находящие приятность.
Когда я ключ в замок влагаю, то же
Я чувствую, что чувствовать должны
Они, вонзая в жертву
нож: приятно
И страшно вместе.
Ипполит (берет
нож). Ничего, не
бойтесь! (Кладет
нож в боковой карман.) Только и всего-с.
Остановилась, покачнулась — идёт. Идёт, точно по
ножам, разрезающим пальцы ног её, но идёт одна,
боится и смеётся, как малое дитя, и народ вокруг её тоже радостен и ласков, подобно ребёнку. Волнуется, трепещет тело её, а руки она простёрла вперёд, опираясь ими о воздух, насыщенный силою народа, и отовсюду поддерживают её сотни светлых лучей.
Старый муж, грозный муж,
Режь меня, жги меня:
Я тверда, не
боюсьНи
ножа, ни огня.
— Со стариком — ничего, у него молодая жена Мариула, которая от него ушла с цыганом, и эта, тоже, Земфира — ушла. Сначала все пела: «Старый муж, грозный муж! Не
боюсь я тебя!» — это она про него, про отца своего, пела, а потом ушла и села с цыганом на могилу, а Алеко спал и страшно хрипел, а потом встал и тоже пошел на могилу, и потом зарезал цыгана
ножом, а Земфира упала и тоже умерла.
Я до сих пор еще ни разу не касался
ножом живого тела; видеть — я видел все самые сложные и трудные операции, но теперь, предоставленный самому себе,
боялся прорезать простой нарыв.
Андрей Павлович молчал либо старался отделываться фразами и вопросами о совсем посторонних предметах, но все это как-то не клеилось, как-то неловко выходило. Он
боялся, он просто духом падал пред необходимостью раскрыть старику всю ужасную истину. «Тот же
нож», — думал он. — «Возьми его да и ударь ему прямо в сердце… то же самое будет!»
— Опять твоя баба ревет! Знать, ревнива, щекотки
боится! Не люблю бабьего визгу. Как
ножом режет! Эх, бабы, бабы! И на какой предмет вас бог создал? Для какой такой стати? Мерси за ужин, господа почтенные! Теперь бы винца выпить, чтоб прекрасные сны снились! У барыни твоей, должно полагать, вина того тьма-тьмущая! Пей — не хочу!
От душевного возбуждения он не устоял — выпил тайком рюмку водки из барского буфета. Он это и прежде делал, но в глубокой тайне… Своей «головы» он сам
боялся. За ним водилось, когда он жил в цирюльне, «редко да метко» заложить за галстук, и тогда нет его буйнее: на всех лезет, в глазах у него все красное… На
нож полезет, как ни что! И связать его не сразу удастся.
И тогда я нехотя летала на шабаш,
боясь матери: ведьмы и все их проклятые обряды и все их проклятые повадки были мне как острый
нож, а от одной мысли про шабаш мутило у меня на душе.
— А, ты
боишься меня, а я еще хотел помочь тебе. Не веришь, смотри, — продолжал он, и перерезал двуострым
ножом своим веревки, скручивавшие ноги пленника.
Боже мой! тело несчастной Розы лежало на двух скамейках; грудь ее была изрезана… и человечек, приметный только своим пунцовым носом, возился с окровавленным
ножом и рукой в широкой ране, в которую глаз непосвященного
боялся бы взглянуть: так отвратительна для человека внутренность человека!
Вам грозят, а на вече голосят: не спугнешь ножнами, когда
ножа не
боимся.
Вам грозят, а на вече голосят: не спугнешь
ножами, когда
ножа не
боимся.
Плакать не могу, вот мое мучение. Везде ищу слез и не нахожу. И как это странно устроен человек: кровь у себя могу открыть, стоит
ножом кольнуть, а слезы единой ничем не выдавишь. Оттого и спать не могу, и дивана своего
боюсь. Я теперь в кабинете на диване сплю, т. е. корчусь и сохну целую ночь под белым светом. Окна у меня не завешены.
«Государь ты мой, красно солнышко,
Иль убей меня или выслушай!
Твои речи — будто острый
нож;
От них сердце разрывается.
Не боюся смерти лютыя,
Не боюся я людской молвы,
А
боюсь твоей немилости...