Неточные совпадения
В каморку постучалися.
Макар ушел… Сидела я,
Ждала, ждала, соскучилась.
Приотворила
дверь.
К крыльцу карету подали.
«Сам едет?» — Губернаторша! —
Ответил мне Макар
И
бросился на лестницу.
По лестнице спускалася
В собольей шубе барыня,
Чиновничек при ней.
С этим звуком он
в последний раз сверкнул глазами и опрометью
бросился в открытую
дверь своей квартиры.
Бригадир понял, что дело зашло слишком далеко и что ему ничего другого не остается, как спрятаться
в архив. Так он и поступил. Аленка тоже
бросилась за ним, но случаю угодно было, чтоб
дверь архива захлопнулась
в ту самую минуту, когда бригадир переступил порог ее. Замок щелкнул, и Аленка осталась снаружи с простертыми врозь руками.
В таком положении застала ее толпа; застала бледную, трепещущую всем телом, почти безумную.
Я подошел к окну и посмотрел
в щель ставня: бледный, он лежал на полу, держа
в правой руке пистолет; окровавленная шашка лежала возле него. Выразительные глаза его страшно вращались кругом; порою он вздрагивал и хватал себя за голову, как будто неясно припоминая вчерашнее. Я не прочел большой решимости
в этом беспокойном взгляде и сказал майору, что напрасно он не велит выломать
дверь и
броситься туда казакам, потому что лучше это сделать теперь, нежели после, когда он совсем опомнится.
Вот наконец мы пришли; смотрим: вокруг хаты, которой
двери и ставни заперты изнутри, стоит толпа. Офицеры и казаки толкуют горячо между собою: женщины воют, приговаривая и причитывая. Среди их
бросилось мне
в глаза значительное лицо старухи, выражавшее безумное отчаяние. Она сидела на толстом бревне, облокотясь на свои колени и поддерживая голову руками: то была мать убийцы. Ее губы по временам шевелились: молитву они шептали или проклятие?
— Он стал стучать
в дверь изо всей силы; я, приложив глаз к щели, следил за движениями казака, не ожидавшего с этой стороны нападения, — и вдруг оторвал ставень и
бросился в окно головой вниз.
В самых
дверях на лестницу навстречу — Муразов. Луч надежды вдруг скользнул.
В один миг с силой неестественной вырвался он из рук обоих жандармов и
бросился в ноги изумленному старику.
Милка, которая, как я после узнал, с самого того дня,
в который занемогла maman, не переставала жалобно выть, весело
бросилась к отцу — прыгала на него, взвизгивала, лизала его руки; но он оттолкнул ее и прошел
в гостиную, оттуда
в диванную, из которой
дверь вела прямо
в спальню.
— Воздуху пропустить, свежего! Да водицы бы вам, голубчик, испить, ведь это припадок-с! — И он
бросился было к
дверям приказать воды, но тут же
в углу, кстати, нашелся графин с водой.
— Умирать-то не след! — крикнула Катерина Ивановна и уже
бросилась было растворить
дверь, чтобы разразиться на них целым громом, но столкнулась
в дверях с самою г-жой Липпевехзель, которая только что успела прослышать о несчастии и прибежала производить распорядок. Это была чрезвычайно вздорная и беспорядочная немка.
С изумлением оглядывал он себя и все кругом
в комнате и не понимал: как это он мог вчера, войдя, не запереть
дверь на крючок и
броситься на диван не только не раздевшись, но даже
в шляпе: она скатилась и тут же лежала на полу, близ подушки.
Соня
бросилась к
дверям в испуге. Белокурая физиономия г-на Лебезятникова заглянула
в комнату.
Он начинал даже бредить. С ним что-то вдруг сделалось, точно ему
в голову вдруг ударило. Дуня вскочила и
бросилась к
дверям.
«Уж не несчастье ли какое у нас дома?» — подумал Аркадий и, торопливо взбежав по лестнице, разом отворил
дверь. Вид Базарова тотчас его успокоил, хотя более опытный глаз, вероятно, открыл бы
в энергической по-прежнему, но осунувшейся фигуре нежданного гостя признаки внутреннего волнения. С пыльною шинелью на плечах, с картузом на голове, сидел он на оконнице; он не поднялся и тогда, когда Аркадий
бросился с шумными восклицаниями к нему на шею.
Фифи радостно
бросилась вон,
в надежде, что ее поведут гулять, но, оставшись одна за
дверью, начала скрестись и повизгивать. Княжна нахмурилась, Катя хотела было выйти…
Бесшумно открылась
дверь, вошел Захарий, —
бросилось в глаза, что волос на голове у него вдвое больше, чем всегда было, и они — волнистее, точно он вымыл и подвил их.
Отчего по ночам, не надеясь на Захара и Анисью, она просиживала у его постели, не спуская с него глаз, до ранней обедни, а потом, накинув салоп и написав крупными буквами на бумажке: «Илья», бежала
в церковь, подавала бумажку
в алтарь, помянуть за здравие, потом отходила
в угол,
бросалась на колени и долго лежала, припав головой к полу, потом поспешно шла на рынок и с боязнью возвращалась домой, взглядывала
в дверь и шепотом спрашивала у Анисьи...
Она отворила
дверь, и от
двери отскочило несколько голов и
бросилось бегом
в комнаты. Он успел увидеть какую-то женщину, с голой шеей и локтями, без чепца, белую, довольно полную, которая усмехнулась, что ее увидел посторонний, и тоже
бросилась от
дверей прочь.
Марина выказала всю данную ей природой ловкость, извиваясь, как змея,
бросаясь из угла
в угол, прыгая на лавки, на столы, металась к окнам, на печь, даже пробовала
в печь: вожжа следовала за ней и доставала повсюду, пока, наконец, Марина не попала случайно на
дверь.
Она поставила и отошла к окну. Он вошел к ней
в комнату и
бросился к шляпе, а она
бросилась к
двери, заперла и положила ключ
в карман.
Обязанность ее, когда Татьяна Марковна сидела
в своей комнате, стоять, плотно прижавшись
в уголке у
двери, и вязать чулок, держа клубок под мышкой, но стоять смирно, не шевелясь, чуть дыша и по возможности не спуская с барыни глаз, чтоб тотчас
броситься, если барыня укажет ей пальцем, подать платок, затворить или отворить
дверь, или велит позвать кого-нибудь.
Он вдруг вскочил с дивана и
бросился к окну, а потом
в дверь и скрылся.
Он не знал, что делать, отпер
дверь,
бросился в столовую, забежал с отчаяния
в какой-то темный угол, выбежал
в сад, — чтоб позвать кухарку, зашел
в кухню, хлопая
дверьми, — нигде ни души.
Сцена невообразимого ужаса между присутствующими! Дамы встали и кучей направились
в залу, не простясь с хозяйкой; за ними толпой, как овцы,
бросились девицы, и все уехали. Бабушка указала Марфеньке и Вере
дверь.
Вскочила это она, кричит благим матом, дрожит: „Пустите, пустите!“
Бросилась к
дверям,
двери держат, она вопит; тут подскочила давешняя, что приходила к нам, ударила мою Олю два раза
в щеку и вытолкнула
в дверь: „Не стоишь, говорит, ты, шкура,
в благородном доме быть!“ А другая кричит ей на лестницу: „Ты сама к нам приходила проситься, благо есть нечего, а мы на такую харю и глядеть-то не стали!“ Всю ночь эту она
в лихорадке пролежала, бредила, а наутро глаза сверкают у ней, встанет, ходит: „
В суд, говорит, на нее,
в суд!“ Я молчу: ну что, думаю, тут
в суде возьмешь, чем докажешь?
Я
бросился к
двери и отворил; разом со мной отворилась и другая
дверь в конце коридора, хозяйкина, как узнал я после, откуда выглянули две любопытные головы.
Я хотел было что-то ответить, но не смог и побежал наверх. Он же все ждал на месте, и только лишь когда я добежал до квартиры, я услышал, как отворилась и с шумом захлопнулась наружная
дверь внизу. Мимо хозяина, который опять зачем-то подвернулся, я проскользнул
в мою комнату, задвинулся на защелку и, не зажигая свечки,
бросился на мою кровать, лицом
в подушку, и — плакал, плакал.
В первый раз заплакал с самого Тушара! Рыданья рвались из меня с такою силою, и я был так счастлив… но что описывать!
— Oui, monsieur! — изо всех сил подтвердила Альфонсина и
бросилась сама отворить мне
дверь в коридор. — Mais ce n'est pas loin, monsieur, c'est pas loin du tout, ça ne vaut pas la peine de mettre votre chouba, c'est ici près, monsieur! [Да, сударь! Но это недалеко, сударь, это совсем недалеко, не стоит надевать шубу, это совсем рядом! (франц.)] — восклицала она на весь коридор. Выбежав из комнаты, я повернул направо.
Но
в это мгновение вдруг отворилась
дверь, и вошла Анна Андреевна. Должно быть, она подслушивала у
двери и, не вытерпев, отворила слишком внезапно, — и князь, вздрагивавший при каждом скрипе, вскрикнул и
бросился ничком
в подушку. С ним произошло наконец что-то вроде припадка, разрешившегося рыданиями.
Мы с Крюднером
бросились к
двери, чтоб бежать на ют, но, отворив ее, увидели, что матросы кучей отступили от юта, ожидая, что акула сейчас упадет на шканцы. Как выскочить? Ну, ежели она
в эту минуту… Но любопытство преодолело; мы выскочили и вбежали на ют.
Отворив
двери, Надежда Васильевна увидела такую картину: Данила Семеныч стоял
в углу, весь красный, с крупными каплями пота на лбу, а Василий Назарыч, не помня себя от ярости,
бросался из угла
в угол, как раненый зверь.
Привалов шел за Василием Назарычем через целый ряд небольших комнат, убранных согласно указаниям моды последних дней. Дорогая мягкая мебель, ковры, бронза, шелковые драпировки на окнах и
дверях — все дышало роскошью, которая невольно
бросалась в глаза после скромной обстановки кабинета.
В небольшой голубой гостиной стояла новенькая рояль Беккера; это было новинкой для Привалова, и он с любопытством взглянул на кучку нот, лежавших на пюпитре.
Хотел было я обнять и облобызать его, да не посмел — искривленно так лицо у него было и смотрел тяжело. Вышел он. «Господи, — подумал я, — куда пошел человек!»
Бросился я тут на колени пред иконой и заплакал о нем Пресвятой Богородице, скорой заступнице и помощнице. С полчаса прошло, как я
в слезах на молитве стоял, а была уже поздняя ночь, часов около двенадцати. Вдруг, смотрю, отворяется
дверь, и он входит снова. Я изумился.
— Как так твоя мать? — пробормотал он, не понимая. — Ты за что это? Ты про какую мать?.. да разве она… Ах, черт! Да ведь она и твоя! Ах, черт! Ну это, брат, затмение как никогда, извини, а я думал, Иван… Хе-хе-хе! — Он остановился. Длинная, пьяная, полубессмысленная усмешка раздвинула его лицо. И вот вдруг
в это самое мгновение раздался
в сенях страшный шум и гром, послышались неистовые крики,
дверь распахнулась и
в залу влетел Дмитрий Федорович. Старик
бросился к Ивану
в испуге...
Он сорвался с места и, отворив
дверь, быстро прошел
в комнату. Перезвон
бросился за ним. Доктор постоял было еще секунд пять как бы
в столбняке, смотря на Алешу, потом вдруг плюнул и быстро пошел к карете, громко повторяя: «Этта, этта, этта, я не знаю, что этта!» Штабс-капитан
бросился его подсаживать. Алеша прошел
в комнату вслед за Колей. Тот стоял уже у постельки Илюши. Илюша держал его за руку и звал папу. Чрез минуту воротился и штабс-капитан.
Он
бросился вон. Испуганная Феня рада была, что дешево отделалась, но очень хорошо поняла, что ему было только некогда, а то бы ей, может, несдобровать. Но, убегая, он все же удивил и Феню, и старуху Матрену одною самою неожиданною выходкой: на столе стояла медная ступка, а
в ней пестик, небольшой медный пестик,
в четверть аршина всего длиною. Митя, выбегая и уже отворив одною рукой
дверь, другою вдруг на лету выхватил пестик из ступки и сунул себе
в боковой карман, с ним и был таков.
Он пошел из кельи, Алеша и послушник
бросились, чтобы свести его с лестницы. Алеша задыхался, он рад был уйти, но рад был и тому, что старец не обижен и весел. Старец направился к галерее, чтобы благословить ожидавших его. Но Федор Павлович все-таки остановил его
в дверях кельи.
Четверть часа спустя Федя с фонарем проводил меня
в сарай. Я
бросился на душистое сено, собака свернулась у ног моих; Федя пожелал мне доброй ночи,
дверь заскрипела и захлопнулась. Я довольно долго не мог заснуть. Корова подошла к
двери, шумно дохнула раза два, собака с достоинством на нее зарычала; свинья прошла мимо, задумчиво хрюкая; лошадь где-то
в близости стала жевать сено и фыркать… я, наконец, задремал.
Услышав стрельбу, Олентьев решил, что мы подверглись нападению хунхузов. Оставив при лошадях 2 коноводов, он с остальными людьми
бросился к нам на выручку. Наконец стрельба из ближайшей к нам фанзы прекратилась. Тогда Дерсу вступил с корейцами
в переговоры. Они ни за что не хотели открывать
дверей. Никакие увещевания не помогли. Корейцы ругались и грозили возобновить пальбу из ружей.
— Что ты сделала, Верка проклятая? А? — но проклятой Верки уже не было
в зале; мать
бросилась к ней
в комнату, но
дверь Верочкиной комнаты была заперта: мать надвинула всем корпусом на
дверь, чтобы выломать ее, но
дверь не подавалась, а проклятая Верка сказала...
Она увидела, что идет домой, когда прошла уже ворота Пажеского корпуса, взяла извозчика и приехала счастливо, побила у
двери отворившего ей Федю,
бросилась к шкапчику, побила высунувшуюся на шум Матрену,
бросилась опять к шкапчику,
бросилась в комнату Верочки, через минуту выбежала к шкапчику, побежала опять
в комнату Верочки, долго оставалась там, потом пошла по комнатам, ругаясь, но бить было уже некого: Федя бежал на грязную лестницу, Матрена, подсматривая
в щель Верочкиной комнаты, бежала опрометью, увидев, что Марья Алексевна поднимается,
в кухню не попала, а очутилась
в спальной под кроватью Марьи Алексевны, где и пробыла благополучно до мирного востребования.
Староста обратился к толпе, спрашивая, кто говорил? но все молчали; вскоре
в задних рядах поднялся ропот, стал усиливаться и
в одну минуту превратился
в ужаснейшие вопли. Исправник понизил голос и хотел было их уговаривать. «Да что на него смотреть, — закричали дворовые, — ребята! долой их!» — и вся толпа двинулась. Шабашкин и другие члены поспешно
бросились в сени и заперли за собою
дверь.
Между тем испуганные слуги разбудили мою мать; она
бросилась из своей спальни ко мне
в комнату, но
в дверях между гостиной и залой была остановлена казаком. Она вскрикнула, я вздрогнул и побежал туда. Полицмейстер оставил бумаги и вышел со мной
в залу. Он извинился перед моей матерью, пропустил ее, разругал казака, который был не виноват, и воротился к бумагам.
Я мешкал
в трактире всеми способами, жандарм не хотел больше ждать, ямщик трогал коней — вдруг несется тройка и прямо к трактиру, я
бросился к
двери… двое незнакомых гуляющих купеческих сынков шумно слезали с телеги.
По счастию, мне недолго пришлось ломать голову, догадываясь,
в чем дело.
Дверь из передней немного приотворилась, и красное лицо, полузакрытое волчьим мехом ливрейной шубы, шепотом подзывало меня; это был лакей Сенатора, я
бросился к
двери.
…Грустно сидели мы вечером того дня,
в который я был
в III Отделении, за небольшим столом — малютка играл на нем своими игрушками, мы говорили мало; вдруг кто-то так рванул звонок, что мы поневоле вздрогнули. Матвей
бросился отворять
дверь, и через секунду влетел
в комнату жандармский офицер, гремя саблей, гремя шпорами, и начал отборными словами извиняться перед моей женой: «Он не мог думать, не подозревал, не предполагал, что дама, что дети, чрезвычайно неприятно…»
— Ах, тут сидит кто-то! — закричали все и
в испуге
бросились вон из
дверей.
Я заинтересовался и
бросился в дом Ромейко,
в дверь с площади.
В квартире второго этажа, среди толпы,
в луже крови лежал человек лицом вниз,
в одной рубахе, обутый
в лакированные сапоги с голенищами гармоникой. Из спины, под левой лопаткой, торчал нож, всаженный вплотную. Я никогда таких ножей не видал: из тела торчала большая, причудливой формы, медная блестящая рукоятка.
Я видел, как упало несколько человек, видел, как толпа
бросилась к Страстному и как
в это время
в открывшихся
дверях голицынского магазина появилась
в одном сюртуке, с развевающейся седой гривой огромная фигура владельца. Он кричал на полицию и требовал, чтобы раненых несли к нему на перевязку.
Григорий сорвал с плеч ее тлевшую попону и, переламываясь пополам, стал метать лопатою
в дверь мастерской большие комья снега; дядя прыгал около него с топором
в руках; дед бежал около бабушки, бросая
в нее снегом; она сунула бутыль
в сугроб,
бросилась к воротам, отворила их и, кланяясь вбежавшим людям, говорила...