Неточные совпадения
— Вот проклятущие! Чужих со своим ведром не пущают к фанталу, а за ихнее копейку выплачивай
сторожу в
будке. А тот с начальством делится.
В поисках сенсаций для «Голоса Москвы» В.М. Дорошевич узнал, что в сарае при железнодорожной
будке, близ Петровско-Разумовского, зарезали
сторожа и сторожиху. Полный надежд дать новинку, он пешком бросился на место происшествия. Отмахав верст десять по июльской жаре, он застал еще трупы на месте. Сделав описание обстановки, собрав сведения, он попросил разрешения войти в
будку, где судебный следователь производил допрос.
Начальство сада перепугалось и послало по трактирам отыскивать
сторожа. Мирно подошел слон к заставе, остановился около полицейской
будки, откуда выскочил городовой и, обнажив ржавую «селедку», бросился к великану, «делающему непорядок».
Во мне жило двое: один, узнав слишком много мерзости и грязи, несколько оробел от этого и, подавленный знанием буднично страшного, начинал относиться к жизни, к людям недоверчиво, подозрительно, с бессильною жалостью ко всем, а также к себе самому. Этот человек мечтал о тихой, одинокой жизни с книгами, без людей, о монастыре, лесной сторожке, железнодорожной
будке, о Персии и должности ночного
сторожа где-нибудь на окраине города. Поменьше людей, подальше от них…
Баба ушла в
будку. Тусклым светляком приполз
сторож, возвращавшийся с линии. Он поставил фонарик на скамейку, огнем к стенке и тоже скрылся в избушке. Огонь погас. На линии все стихло. Только огоньки по направлению к Москве тихо мерцали, смешиваясь и переливаясь.
По обоим сторонам дороги начинали желтеть молодые нивы; как молодой народ, они волновались от легчайшего дуновения ветра; далее за ними тянулися налево холмы, покрытые кудрявым кустарником, а направо возвышался густой, старый, непроницаемый лес: казалось, мрак черными своими очами выглядывал из-под каждой ветви; казалось, возле каждого дерева стоял рогатый, кривоногий леший… всё молчало кругом; иногда долетал до путника нашего жалобный вой волков, иногда отвратительный крик филина, этого ночного
сторожа, этого члена лесной полиции, который засев в свою
будку, гнилое дупло, окликает прохожих лучше всякого часового…
Когда они миновали анбар и подошли к задним воротам, соединявшим двор с обширным огородом, усеянным капустой, коноплями, редькой и подсолнечниками и оканчивающимся тесным гумном, где только две клади как
будки, стоя по углам, казалось,
сторожили высокий и пустой овин, то раздался чей-то голос, вероятно, одного из пробудившихся псарей: «кто там!» — спросил он.
У ворот этой дачи стояла
будка, в коей, по слухам, предполагался ночной
сторож, существо в точном значении слова мифическое, так как его никогда никто не видел [Рассказ относится к первой половине 70-х годов.].
Но, вместо
сторожа, к нему из канавки, или из-под столба, или, наконец, увы, из той же
будки выходил Прошка неторопливою походкой молодого медведя и произносил...
Остался он на станции. Помогал у начальника на кухне, дрова рубил, двор, платформу мел. Через две недели приехала жена, и поехал Семен на ручной тележке в свою
будку.
Будка новая, теплая, дров сколько хочешь; огород маленький от прежних
сторожей остался, и земли с полдесятины пахотной по бокам полотна было. Обрадовался Семен; стал думать, как свое хозяйство заведет, корову, лошадь купит.
Семен Иванов служил
сторожем на железной дороге. От его
будки до одной станции было двенадцать, до другой — десять верст. Верстах в четырех в прошлом году открыли большую прядильню; из-за лесу ее высокая труба чернела, а ближе, кроме соседних
будок, и жилья не было.
Прошло времени месяца два; стал Семен с соседями-сторожами знакомиться. Один был старик древний; все сменить его собирались: едва из
будки выбирался. Жена за него и обход делала. Другой будочник, что поближе к станции, был человек молодой, из себя худой и жилистый. Встретились они с Семеном в первый раз на полотне, посередине между
будками, на обходе; Семен шапку снял, поклонился.
Ему указали на большой желтый дом с полосатой
будкой у двери. Он вошел и в передней увидел барина со светлыми пуговицами. Барин курил трубку и бранил за что-то
сторожа. Архип подошел к нему и, дрожа всем телом, рассказал про эпизод со старухой-вербой. Чиновник взял в руки сумку, расстегнул ремешки, побледнел, покраснел.
Но малодушие сильнее здравого смысла. Я укоротил свои шаги только, когда добежал до зеленого огонька, где увидел темную железнодорожную
будку и возле нее на насыпи человеческую фигуру, вероятно,
сторожа.