Неточные совпадения
Не прошло минуты, ко мне подошли три
офицера: барон Шлипенбах, мичманы Болтин и Колокольцев — мои
будущие спутники и отличные приятели.
— Что же делать, господин
офицер. Он предлагает мне хорошее жалование, три тысячи рублей в год и все готовое. Быть может, я буду счастливее других. У меня старушка мать, половину жалования буду отсылать ей на пропитание, из остальных денег в пять лет могу скопить маленький капитал, достаточный для
будущей моей независимости, и тогда bonsoir, [прощайте (фр.).] еду в Париж и пускаюсь в коммерческие обороты.
— Хорошо еще и то, — произнес с грустной насмешкой Павел, — что обманывали по крайней мере с благодетельною целью!.. Что же ее
будущий супруг — господин
офицер, гусар, генерал?
Там было человек двенадцать разного народу — студентов,
офицеров, художников; был один писатель… они все вас знают, Иван Петрович, то есть читали ваши сочинения и много ждут от вас в
будущем.
Будущие второкурсники (господа обер-офицеры) обыкновенно дня за три до производства отпускаются в отпуск до начала августа, когда они в один и тот же день и час должны будут прибыть в училищную приемную и, лихо откозыряв дежурному
офицеру, громко отрапортовать ему...
Фамилии
будущих господ
офицеров и названия выбранных ими частей уже летят, летят теперь по почте в Петербург, в самое главное отделение генерального штаба, заведующее офицерскими производствами. В этом могущественном и таинственном отделении теперь постепенно стекаются все взятые вакансии во всех российских военных училищах, из которых иные находятся страшно далеко от Питера, на самом краю необъемной Российской империи.
Пройдут всего два месяца, и после храмового праздника училища, после дня святых великомучеников Георгия и царицы Александры, их же память празднуется двадцать третьего апреля, начнутся тяжелые страшные экзамены, которые решат
будущую судьбу каждого «обер-офицера».
— Ничего, бабушка, вот на
будущий год в
офицеры выйду.
— Боже мой, боже мой!.. Что же это такое? Что я за несчастный такой?.. Ничего-то, ничего в жизни не удается мне!.. Наконец она!.. Она, по-видимому, интересовавшаяся мною, променяла меня на какого-то офицерика… А ведь вместе росли… Еще в гимназии мечтали о нашем
будущем счастии… И отец, определяя меня на службу к себе, намекал на это… И вдруг
офицер этот… А чем я, спрашивается, хуже его?
— Вот как трудно быть уверену в
будущем, — сказал Рославлев, выходя с своим приятелем из трактира. — Думал ли этот
офицер, что он встретит в рублевой ресторации человека, с которым, может быть, завтра должен резаться.
Я уговорил конвойного
офицера сдать его на руки капитан-исправнику, который по моей просьбе взялся отвезти его в деревню к
будущей моей теще.
Бобоедов. О, еще бы! Обязательно в каждом! И должен вам сказать, что мы, администрация… именно мы являемся истинными ценителями искусства! Пожалуй, еще купечество. Возьмите, например, сборы на подарок любимому артисту в его бенефис… на подписном листе вы обязательно увидите фамилии жандармских
офицеров. Это, так сказать, традиция! Где вы играете
будущий сезон?
«В видах поддержания уровня знаний господ
офицеров, предлагаю штабс-капитану Ермолину и поручику Петрову 2-му с
будущей недели начать чтение лекций — первому по тактике, а второму по фортификации. О времени чтения, имеющего происходить в зале офицерского собрания, будет мною объявлено особым по полку приказом».
— Очень рад познакомиться и служить вместе… Явитесь к старшему
офицеру. Он вам укажет ваше
будущее помещение.
Через три дня Володя, совсем уже примирившийся с назначением и даже довольный предстоящим плаванием, с первым утренним пароходом отправился в Кронштадт, чтоб явиться на корвет и узнать, когда надо окончательно перебраться и начать службу. Вместе с тем ему, признаться, хотелось поскорее познакомиться с командиром и старшим
офицером — этими двумя главными своими начальниками — и увидеть корвет, на котором предстояло прожить три года, и свое
будущее помещение на нем.
— Что ж, вы можете теперь за поход получить унтер-офицера, а на
будущий год и прапорщика, — сказал я.
За Давыдовым по пятам всюду следовал смотритель, офицер-поручик, взятый из запаса. До призыва он служил земским начальником. Рассказывали, что, благодаря большой протекции, ему удалось избежать строя и попасть в смотрители госпиталя. Был это полный, красивый мужчина лет под тридцать, — туповатый, заносчивый и самовлюбленный, на редкость ленивый и нераспорядительный. Отношения с главным врачом у него были великолепные. На
будущее он смотрел мрачно и грустно.
Наши
офицеры смотрели на
будущее радостно. Они говорили, что в войне наступает перелом, победа русских несомненна, и нашему корпусу навряд ли даже придется быть в деле: мы там нужны только, как сорок тысяч лишних штыков при заключении мира.
Все эти младенцы, настоящие и
будущие, не только числились на действительной службе, но жалуемы были прямо в унтер-офицеры или сержанты, с соблюдением старшинства.
Его выдающиеся способности позволяли ему употреблять на это гораздо менее времени, нежели бы понадобилось другому, и сама государыня, следя за успехами выведенного ею в люди молодого
офицера, все более и более убеждалась, что не ошиблась в нем, что его ум, энергия и распорядительность принесут в
будущем несомненную пользу государству, во главе которого поставила ее судьба.
По окончании курса он был сперва учителем математики в том же шляхетском корпусе, но вскоре по вызову великого князя Павла Петровича, в числе лучших
офицеров, был отправлен на службу в гатчинскую артиллерию, где Алексеем Андреевичем и сделан был первый шаг к быстрому возвышению. Вот как рассказывают об этом, и, надо сказать, не без злорадства, современники
будущего графа, либералы конца восемнадцатого века — водились они и тогда.
— Есть из чего набрать венок для
будущего победителя шведа Вульфа! — присовокупил
офицер, сошедши с лошади и привязав ее к карете.
С такими самоотверженными деятелями — молодыми, полными отваги командирами и
офицерами, врачами, братьями милосердия и санитарами можно смело смотреть в
будущее и не смущаться даже, если оправдается только что пронёсшийся слух о соединении армий Куроки и Оку.
В конце концов восторженные, огненные речи друга возымели свое действие на Николая Павловича; в нем проснулся тот русский богатырь-солдат, который скрыт под тонким мундиром всякого честного
офицера, и он с воодушевлением стал рисовать Андрею Павловичу картины их
будущей бивачной жизни, заранее предвкушая сладость несомненной победы над «общеевропейским врагом», «палачом свободы», «насадителем военной тирании» Наполеоном, этим воплощенным зверем Апокалипсиса.
Светлогуб слышал и понимал значение слов, произносимых
офицером. Он заметил нелепость слов: в более близком или далеком
будущем и лишения прав человека, приговоренного к смерти, но совершенно не понимал того значения, которое имело для него то, что было прочитано.
Его ввели на помост, и вслед за ним вошел
офицер. Барабаны замолкли, и
офицер прочел ненатуральным голосом, особенно слабо звучавшим среди широкого поля и после треска барабанов, тот глупый смертный приговор, который ему читали на суде: о лишении прав того, кого убивают, и о близком и далеком
будущем. «Зачем, зачем они делают все это? — думал Светлогуб. — Как жалко, что они еще не знают и что я уже не могу передать им всего, но они узнают. Все узнают».