Неточные совпадения
По местам валялись человеческие кости и возвышались груды кирпича; все это свидетельствовало, что в свое время здесь существовала довольно сильная и своеобразная цивилизация (впоследствии оказалось, что цивилизацию эту,
приняв в нетрезвом виде за бунт, уничтожил
бывший градоначальник Урус-Кугуш-Кильдибаев), но с той поры прошло много лет, и ни один градоначальник не позаботился о восстановлении ее.
Управляющий,
бывший вахмистр, которого Степан Аркадьич полюбил и определил из швейцаров за его красивую и почтительную наружность, не
принимал никакого участия в бедствиях Дарьи Александровны, говорил почтительно: «никак невозможно, такой народ скверный» и ни в чем не помогал.
Накануне графиня Лидия Ивановна прислала ему брошюру
бывшего в Петербурге знаменитого путешественника в Китае с письмом, прося его
принять самого путешественника, человека, по разным соображениям весьма интересного и нужного.
— Долго, а — не зря! Нас было пятеро в камере, книжки читали, а потом шестой явился. Вначале мы его за шпиона
приняли, а потом оказалось, он
бывший студент, лесовод, ему уже лет за сорок, тихий такой и как будто даже не в своем уме. А затем оказалось, что он — замечательный знаток хозяйства.
— Ну, нет. Тут странно только то, что мы так мало знаем учение нашей церкви, что
принимаем за какое-то новое откровение наши же основные догматы, — сказал Селенин, как бы торопясь высказать
бывшему приятелю свои новые для него взгляды.
Похоже было на то, что джентльмен принадлежит к разряду
бывших белоручек-помещиков, процветавших еще при крепостном праве; очевидно, видавший свет и порядочное общество, имевший когда-то связи и сохранивший их, пожалуй, и до сих пор, но мало-помалу с обеднением после веселой жизни в молодости и недавней отмены крепостного права обратившийся вроде как бы в приживальщика хорошего тона, скитающегося по добрым старым знакомым, которые
принимают его за уживчивый складный характер, да еще и ввиду того, что все же порядочный человек, которого даже и при ком угодно можно посадить у себя за стол, хотя, конечно, на скромное место.
И что в том, что «справедливость» эта, в ожиданиях Алеши, самим даже ходом дела,
приняла форму чудес, немедленно ожидаемых от праха обожаемого им
бывшего руководителя его?
Кроме лиц, перечисленных в приказе, в экспедиции
приняли еще участие:
бывший в это время начальником штаба округа генерал-лейтенант П.К. Рутковский и в качестве флориста — лесничий Н.А. Пальчевский. Цель экспедиции — естественно-историческая. Маршруты были намечены по рекам Уссури, Улахе и Фудзину по десятиверстной и в прибрежном районе — по сорокаверстной картам издания 1889 года.
Пошли дальше. Теперь Паначев шел уже не так уверенно, как раньше: то он
принимал влево, то бросался в другую сторону, то заворачивал круто назад, так что солнце,
бывшее дотоле у нас перед лицом, оказывалось назади. Видно было, что он шел наугад. Я пробовал его останавливать и расспрашивать, но от этих расспросов он еще более терялся. Собран был маленький совет, на котором Паначев говорил, что он пройдет и без дороги, и как подымется на перевал и осмотрится, возьмет верное направление.
«
Приметы Владимира Дубровского, составленные по сказкам
бывших его дворовых людей.
— Кстати, — сказал он мне, останавливая меня, — я вчера говорил о вашем деле с Киселевым. [Это не П. Д. Киселев,
бывший впоследствии в Париже, очень порядочный человек и известный министр государственных имуществ, а другой, переведенный в Рим. (
Прим. А. И. Герцена.)] Я вам должен сказать, вы меня извините, он очень невыгодного мнения о вас и вряд ли сделает что-нибудь в вашу пользу.
Это было на публичном бале; приятель,
бывший со мною, знал ее и пригласил выпить с нами на хорах бутылку вина; она, разумеется,
приняла приглашение.
Его неожиданное появление в малыгинском доме произвело настоящий переполох, точно вошел разбойник. Встретившая его на дворе стряпка Аграфена только ахнула, выронила из рук горшок и убежала в кухню. Сама Анфуса Гавриловна заперлась у себя в спальне.
Принял зятя на террасе сам Харитон Артемьич,
бывший, по обыкновению, навеселе.
Перелистывая в корсаковском полицейском управлении алфавит, я нашел
бывшего дворянина, который и бегал, и был судим за убийство, совершенное во время побега, и
принял 80 или 90 плетей.
Несколько лет тому назад
бывший смотритель тюрьмы, Л.,
принявши какое-то вьющееся растение за виноград, доложил генералу Гинце, что в Южном Сахалине есть виноград, который с успехом можно культивировать.
Приметив мое смятение, известием о смерти его отца произведенное, он мне сказал, что сделанное мне обещание не позабудет, если я того буду достоин. В первый раз он осмелился мне сие сказать, ибо, получив свободу смертию своего отца, он в Риге же отпустил своего надзирателя, заплатив ему за труды его щедро. Справедливость надлежит отдать
бывшему моему господину, что он много имеет хороших качеств, но робость духа и легкомыслие оные помрачают.
— Очень жаль, — сказал он мне, — что между нами существует на этот счет разногласие, но общество наше никак не может терпеть в среде своей офицера, который унизился до того, что
принял в подарок от женщины… шубу! Затем прошу вас уволить меня от дальнейших объяснений и позвольте надеяться, что вы добровольно и как можно скорее исполните просьбу
бывших ваших товарищей!
Помещикам, наградившим своих
бывших крепостных кошачьими даровыми наделами, во сне никогда не снилось ничего подобного, особенно если
принять во внимание то обстоятельство, что Лаптев был даже не заводовладелец в юридическом смысле, а только «пользовался» своими полумиллионами десятин богатейшей в свете земли на посессионном праве.
Помещик Быков, знавший чиновника Покровского и
бывший некогда его благодетелем,
принял ребенка под свое покровительство и поместил его в какую-то школу.
— А вот, — говорит, — с Зюздина. [
Бывшая Зюздинская, ныне Порубовская, волость находится в Глазовском уезде Вятской губернии, неподалеку от описываемого здесь места действия, которое составляет как бы угол, где сходятся границы трех обширнейших в Русском царстве губерний: Вологодской, Вятской и Пермской. (
Прим. Салтыкова-Щедрина.)]
В главной больнице,
бывшей до того времени в ведении приказа общественного призрения, умывальники горели как жар. Краснов, по очереди с специалистом Вилковым, ежедневно посещали больницу, пробовали пищу,
принимали старое белье, строили новое, пополняли аптеку и проч. Губернатор, узнав о такой неутомимой их деятельности, призвал их и похвалил.
Липутин очень укорял его потом за то, что он не отвергнул тогда с презрением эти сто рублей, как от
бывшей его деспотки помещицы, и не только
принял, а еще благодарить потащился.
В зале, куда вышел он
принять на этот раз Николая Всеволодовича (в другие разы прогуливавшегося, на правах родственника, по всему дому невозбранно), воспитанный Алеша Телятников, чиновник, а вместе с тем и домашний у губернатора человек, распечатывал в углу у стола пакеты; а в следующей комнате, у ближайшего к дверям залы окна, поместился один заезжий, толстый и здоровый полковник, друг и
бывший сослуживец Ивана Осиповича, и читал «Голос», разумеется не обращая никакого внимания на то, что происходило в зале; даже и сидел спиной.
— Я, конечно,
принимаю и ласкаю молодого Верховенского. Он безрассуден, но он еще молод; впрочем, с солидными знаниями. Но всё же это не какой-нибудь отставной
бывший критик.
Чиновник опять ушел в кабинет, где произошла несколько даже комическая сцена: граф, видимо,
бывший совершенно здоров, но в то же время чрезвычайно расстроенный и недовольный, когда дежурный чиновник доложил ему о новом требовании Крапчика
принять его, обратился почти с запальчивостью к стоявшему перед ним навытяжке правителю дел...
Независимо от того, Тулузов явился к секретарю дворянского депутатского собрания и просил его вместе с подвластными ему чиновниками быть на погребении его превосходительства, как
бывшего их благодетеля и начальника, присоединив к сему еще и другую просьбу:
принять трапезу, которая последует за погребением.
Воронцов
принял его очень ласково и представил князю Барятинскому и пригласил его на прощальный обед, который он давал
бывшему до Барятинского начальнику левого фланга, генералу Козловскому.
В сие время вельможа, удаленный от двора и, подобно Бибикову,
бывший в немилости, граф Петр Иванович Панин, сам вызвался
принять на себя подвиг, не довершенный его предшественником.
Мятежникам передали увещевательный манифест; они его
приняли, но отъехали с бранью, говоря, что их манифесты правее, и начали стрелять из
бывшей у них пушки.
Федя Пухов
принимал нас: меня, Калинина и Розанова,
бывшего семинариста, очень красивого и ловкого.
Анна Анисимовна со своими детьми живет у Анны Михайловны в
бывших комнатах Долинского. Отношения их с Анной Михайловной самые дружеские. Анна Анисимовна никогда ничего не говорит хозяйке ни о Дорушке, ни о Долинском, но каждое воскресенье приносит с собою от ранней обедни вынутую заупокойную просфору. Долинского она терпеть не может, и при каждом случайном воспоминании о нем лицо ее судорожно передвигается и
принимает выражение суровое, даже мстительное.
О, он был истинный петиметр» [Петиметр — модный щеголь (слово,
бывшее употребительным в России в XVIII веке).]… — и лицо Марьи Васильевны
принимало при этом несколько гордое выражение.
Известный криминалист Сергий Баршев говорит: „Ничто так не спасительно, как штраф, своевременно налагаемый, и ничто так не вредно, как безнаказанность“. [Напрасно мы стали бы искать этой цитаты в сочинениях
бывшего ректора Московского университета. Эта цитата, равно как и ссылки на Токевиля, Монтескье и проч., сделаны отставным корнетом Толстолобовым, очевидно, со слов других отставных же корнетов, наслышавшихся о том, в свою очередь, в земских собраниях. (
Прим. M. E. Салтыкова-Щедрина.)] Святая истина!
Распаковывание происходило все в той же оранжерее, и
принимали в нем участие: сам Александр Семенович, его необыкновенной толщины жена Маня, кривой
бывший садовник
бывших Шереметевых, а ныне служащий в совхозе на универсальной должности сторожа, охранитель, обреченный на житье в совхозе, и уборщица Дуня.
В Москве узнал я, признаюсь, к немалому моему удивлению, что обстоятельства моего
бывшего знакомца, г. Ратча,
приняли оборот неблагоприятный: супруга его, правда, подарила ему еще двойню, двух мальчиков, которых он, «коренной русак», окрестил Брячеславом и Вячеславом, но дом его сгорел, он принужден был подать в отставку, и главное — его старший сынок, Виктор, так и не выходил из долгового отделения.
Меньшие братья мои, быв натуральны, за книгами не гонялись и, чтоб показать нравственность старшему брату, тотчас и согласились; но я, я, санктпетербургский жилец, следовательно, почерпнувший и тамошние хитрости, я предложил новый метод делиться книгами, едва ли где до нас
бывший и весьма полезный по своей естественности и который должны
принять за образец все братья, разделяющие отцовское книгохранилище.
Пан Горбуновский, узнав все дело досконально, схитрил, зазвал к себе
бывшего поверенного,
принял его чинно, полюбопытствовал видеть дипломы, положил их на скамью и на них расположил своего поверенного… да как отчистил!.. что тот насилу встал.
Доктор принужден был пощупать ему пульс и, узнав о вчерашнем припадке ночью, уговорил его
принять теперь же какого-то
бывшего под рукой успокоительного лекарства.
Михаленко
принимал участие в каком-то утреннем спектакле (он время от времени добивался для себя таких приглашений от
бывших товарищей по сцене).
Очевидец, передававший эту анекдотическую историю о солигаличском антике, ничего не говорил, как
принял это
бывший в храме народ и начальство.
— Ну, так вот знай, вот сейчас мы остановимся у вашего посольства; мне туда заходить никак нельзя, потому что я полицейский чиновник и нам законом запрещено в посольские дома вступать, а ты войди, и как ваши послы столь просты, что своих соотечественников во всякое время
принимают, то добейся, чтобы тебя герцог сейчас
принял, [В Петербурге в это время французским послом и полномочным министром находился, кажется, герцог де-Гиш, который заступил с 10-го (22-го) августа 1853 г. барона Бюринью де-Варень,
бывшего поверенного по делам.] и все ему расскажи.
От нечего делать
принял он приглашение одного из своих
бывших товарищей — ехать с ним на лето в деревню; приехал, увидал, что там делается, да и принялся толковать — и своему товарищу, и отцу его, и даже бурмистру и мужикам — о том, как беззаконно больше трех дней на барщину крестьян гонять, как непозволительно сечь их без всякого суда и расправы, как бесчестно таскать по ночам крестьянских женщин в барский дом и т. п.
Как изменились их отношения! Марья Петровна,
бывшая для Кузьмы чем-то недосягаемым, на что он и смотреть боялся, почти не обращавшая на него внимания, теперь часто тихонько плачет, сидя у его постели, когда он спит, и нежно ухаживает за ним; а он спокойно
принимает ее заботливость, как должное, и говорит с нею, точно отец с маленькой дочерью.
Прихожие богомольцы перед ним на две стороны расступились. Прошел Михайло Васильич в самый перед.
Приняв поданный ему белицей подручник, чинно сотворил семипоклонный начáл и низко всем поклонился, с важностью глядя на
бывших в часовне. А глаза так и говорят: «Глядите, православные, в каку одежу я вырядился!.. Царское жалованье!..»
Не
принимая письма, встала Манефа перед иконами и со всеми
бывшими в келье стала творить семипоклонный нача́л за упокой новопреставленной рабы Божией девицы Евдокии. И когда кончила обряд, взяла у Семена Петровича письмо, прочитала его, переглядела на свет вложенные деньги и, кивнув головой саратовскому приказчику, молвила.
Покамест сошел первый столбняк, покамест присутствующие обрели дар слова и бросились в суматоху, предположения, сомнения и крики, покамест Устинья Федоровна тащила из-под кровати сундук, обшаривала впопыхах под подушкой, под тюфяком и даже в сапогах Семена Ивановича, покамест
принимали в допрос Ремнева с Зимовейкиным, жилец Океанов,
бывший доселе самый недальний, смиреннейший и тихий жилец, вдруг обрел все присутствие духа, попал на свой дар и талант, схватил шапку и под шумок ускользнул из квартиры.
«
Бывшую» Д* посадили в кресло на этом же балконе. Она сама не хотела отсюда удалиться и смотрела с величайшим вниманием на все, что делала тетя, и, наконец, даже сама захотела
принять хоть какое-нибудь непосредственное участие и сказать человеку хоть теплое слово.
Аристотель (Synesius, Dion 48) выразился так: «Имеющие
принять посвящение не должны чему-либо учиться, но испытать на себе и быть приведенными в такое настроение, конечно, насколько они окажутся для него восприимчивы».]; о значительности этих переживаний и священном ужасе, ими внушаемом, свидетельствует и суровая disciplina arcani [Дисциплина таинств (лат.).], облекавшая их непроницаемой тайной [Ср. рассказ у Павзания (Descr. Gr. X, 32, 23) о том, как непосвященный, случайно увидевший мистерии Изиды в Титерее и рассказавший об этом, умер после рассказа; здесь же сходный рассказ и о случае,
бывшем в Египте.].
Там с радостью
приняли и утопленника и его спасителя. Собрались все
бывшие на пароходе, забыв на минуту другого утопавшего, усиленно и неумело боровшегося с волжскими волнами. Кто-то крикнул наконец...
И вот с самого великого собора,
бывшего без малого месяц тому назад, она совсем изменилась: не
принимает участья ни на святом кругу, ни за столом, сидит взаперти, тоскует, грустит и просится к отцу домой.