Неточные совпадения
Купаться было негде, —
весь берег реки был истоптан скотиной и открыт с дороги; даже гулять нельзя было ходить, потому что скотина входила в сад через сломанный забор, и был один страшный
бык, который ревел и потому, должно быть, бодался.
Попробовали было заикнуться о Наполеоне, но и сами были не рады, что попробовали, потому что Ноздрев понес такую околесину, которая не только не имела никакого подобия правды, но даже просто ни на что не имела подобия, так что чиновники, вздохнувши,
все отошли прочь; один только полицеймейстер долго еще слушал, думая, не будет ли, по крайней мере, чего-нибудь далее, но наконец и рукой махнул, сказавши: «Черт знает что такое!» И
все согласились в том, что как с
быком ни биться, а
все молока от него не добиться.
— А так, что уж теперь гетьман, зажаренный в медном
быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и головы развозят по ярмаркам напоказ
всему народу. Вот что наделали полковники!
— Большой, волосатый, рыжий, горластый, как дьякон, с бородой почти до пояса, с глазами
быка и такой же силой, эдакое, знаешь, сказочное существо. Поссорится с отцом, старичком пудов на семь, свяжет его полотенцами, втащит по лестнице на крышу и, развязав, посадит верхом на конек. Пьянствовал, разумеется. Однако — умеренно. Там
все пьют, больше делать нечего. Из трех с лишком тысяч населения только пятеро были в Томске и лишь один знал, что такое театр, вот как!
Красавина. Красота ты моя писаная, разрисованная!
Всё ли ты здоров? А у нас
все здоровы:
быки и коровы, столбы и заборы.
Мы обрадовались, и адмирал принял предложение, а транспорт все-таки послал, потому что
быков у японцев бить запрещено как полезный рабочий скот и они мяса не едят, а
все рыбу и птиц, поэтому мы говядины достать в Японии не могли.
Его поблагодарили за доставку провизии, и особенно
быков и рыбы, и просили доставлять — разумеется, за деньги — вперед русским судам
все, что понадобится. Между прочим, ему сказано, что так как на острове добывается соль, то может случиться, что суда будут заходить за нею, за рисом или другими предметами: так нельзя ли завести торговлю?
«Ну так
все твои ружья,
быки и телеги — мои», — отвечал дикий.
Все породисто здесь: овцы, лошади,
быки, собаки, как мужчины и женщины.
Экипажи мчались изо
всей мочи по улицам;
быки медленно тащили тяжелые фуры с хлебом и другою кладью, а иногда и с людьми.
Стол был заставлен блюдами. «Кому есть
всю эту массу мяс, птиц, рыб?» — вот вопрос, который представится каждому неангличанину и неамериканцу. Но надо знать, что в Англии и в Соединенных Штатах для слуг особенного стола не готовится; они едят то же самое, что и господа, оттого нечего удивляться, что чуть не целые
быки и бараны подаются на стол.
Я думал, что исполнится наконец и эта моя мечта — увидеть необитаемый остров; но напрасно: и здесь живут люди, конечно
всего человек тридцать разного рода Робинзонов, из беглых матросов и отставных пиратов, из которых один до сих пор носит на руке какие-то выжженные порохом знаки прежнего своего достоинства. Они разводят ям, сладкий картофель, таро, ананасы, арбузы. У них есть свиньи, куры, утки. На другом острове они держат коров и
быков, потому что на Пиле скот портит деревья.
У ней изорвало вчера паруса, подмочило
всю нашу провизию, кур, уток, а одного
быка совсем унесло валом.
Крестовская станция похожа больше на ферму, а
вся эта Амгинская слобода, с окрестностью, на какую-то немецкую колонию. Славный скот, женщины ездят на
быках; юрты чистенькие (если не упоминать о блохах).
Животным так внушают правила поведения, что
бык как будто бы понимает, зачем он жиреет, а человек, напротив, старается забывать, зачем он круглый Божий день и год, и
всю жизнь, только и делает, что подкладывает в печь уголь или открывает и закрывает какой-то клапан.
На вершине горы на несколько мгновений рассеивается туман, показывается Ярило в виде молодого парня в белой одежде, в правой руке светящаяся голова человечья, в левой — ржаной сноп. По знаку царя прислужники несут целых жареных
быков и баранов с вызолоченными рогами, бочонки и ендовы с пивом и медом, разную посуду и
все принадлежности пира.
Объявили сударю (sieur) Александру Герцену, говоря ему, как сказано в оригинале». Тут следует
весь текст опять. В том роде, как дети говорят сказку о белом
быке, повторяя всякий раз с прибавкой одной фразы: «Сказать ли вам сказку о белом
быке?»
На этом
быке лежат
все упования Пустотеловых. Они купили его, лет шесть тому назад, в «Отраде» (богатое имение, о котором я упоминал выше) еще теленком, и с тех пор, как он поступил на действительную службу, стадо заметно начало улучшаться.
С Петром Васильичем вообще что-то сделалось, и он просто бросался на людей, как чумной
бык. С баушкой у них шли постоянные ссоры, и они старались не встречаться. И с Марьей у баушки
все шло «на перекосых», — зубастая да хитрая оказалась Марья, не то что Феня, и даже помаленьку стала забирать верх в доме. Делалось это само собой, незаметно, так что баушка Лукерья только дивилась, что ей самой приходится слушаться Марьи.
Это было вечером, когда Ганна, наконец, открыла свое горе мужу. Коваль в первую минуту не мог вымолвить ни слова, а только хлопал глазами, как оглушенный
бык. Когда Ганна тихо заплакала, он понял
все.
Темная синева московского неба, истыканная серебряными звездами, бледнеет, роса засеребрится по сереющей в полумраке травке, потом поползет редкий седой туман и спокойно поднимается к небу, то ласкаясь на прощанье к дремлющим березкам, то расчесывая свою редкую бороду о колючие полы сосен; в стороне отчетисто и звучно застучат зубами лошади, чешущиеся по законам взаимного вспоможения; гудя пройдет тяжелым шагом убежавший
бык, а люди без будущего
всё сидят.
— Да, каждый день жарят по лубу, чтобы верность в руке не пропала… а вот, судырь, их из кучеров или лакеев николи не бывает, а
все больше из мясников; привычней, что ли, они, быков-то и телят бивши, к крови человеческой. В Учне после этого самого бунты были сильные.
Изредка, время от времени, в полку наступали дни какого-то общего, повального, безобразного кутежа. Может быть, это случалось в те странные моменты, когда люди, случайно между собой связанные, но
все вместе осужденные на скучную бездеятельность и бессмысленную жестокость, вдруг прозревали в глазах друг у друга, там, далеко, в запутанном и угнетенном сознании, какую-то таинственную искру ужаса, тоски и безумия. И тогда спокойная, сытая, как у племенных
быков, жизнь точно выбрасывалась из своего русла.
Из школы молодой Покровский поступил в какую-то гимназию и потом в университет. Господин
Быков, весьма часто приезжавший в Петербург, и тут не оставил его своим покровительством. За расстроенным здоровьем своим Покровский не мог продолжать занятий своих в университете. Господин
Быков познакомил его с Анной Федоровной, сам рекомендовал его, и, таким образом, молодой Покровский был принят на хлебы с уговором учить Сашу
всему, чему ни потребуется.
Приедет, бывало, в расправу и разложит
все эти аппараты: токарный станок, пилы разные, подпилки, сверла, наковальни, ножи такие страшнейшие, что хоть
быка ими резать; как соберет на другой день баб с ребятами — и пошла
вся эта фабрика в действие: ножи точат, станок гремит, ребята ревут, бабы стонут, хоть святых вон понеси.
— Нет, это коровы такие… Одна корова два года ялова ходит, чайную чашечку в день доит; коров с семь перестарки, остальные — запущены.
Всех надо на мясо продать,
все стадо возобновить, да и скотницу прогнать. И
быка другого необходимо купить — теперешнего коровы не любят.
Как нарочно
все случилось: этот благодетель мой, здоровый как
бык, вдруг ни с того ни с сего помирает, и пока еще он был жив, хоть скудно, но все-таки совесть заставляла его оплачивать мой стол и квартиру, а тут и того не стало: за какой-нибудь полтинник должен был я бегать на уроки с одного конца Москвы на другой, и то слава богу, когда еще было под руками; но проходили месяцы, когда сидел я без обеда, в холодной комнате, брался переписывать по гривеннику с листа, чтоб иметь возможность купить две — три булки в день.
Все коровы кверху ногами идут, и даже видно, как наш общественный
бык Афанасий, ярославской породы, ногами перебирает, а головой-то вниз идет.
Мне тотчас рассказали, что капитана нашли с перерезанным горлом, на лавке, одетого, и что зарезали его, вероятно, мертвецки пьяного, так что он и не услышал, а крови из него вышло «как из
быка»; что сестра его Марья Тимофеевна
вся «истыкана» ножом, а лежала на полу в дверях, так что, верно, билась и боролась с убийцей уже наяву.
— Разъелся, старик, ленив стал! — говорили они между собой, — посмотрите,
вся грудь у него в складках, точно у старого раскормленного тирольского
быка!
— А вот горох поспеет — другой год пойдет. Ну, как пришли в К-в — и посадили меня туда на малое время в острог. Смотрю: сидят со мной человек двенадцать,
всё хохлов, высокие, здоровые, дюжие, точно
быки. Да смирные такие: еда плохая, вертит ими ихний майор, как его милости завгодно (Лучка нарочно перековеркал слово). Сижу день, сижу другой; вижу — трус народ. «Что ж вы, говорю, такому дураку поблажаете?» — «А поди-кась сам с ним поговори!» — даже ухмыляются на меня. Молчу я.
Матвей вспомнил, что раз уже Дыма заговаривал об этом; вспомнил также и серьезное лицо Борка, и презрительное выражение его печальных глаз, когда он говорил о занятиях Падди. Из
всего этого в душе Матвея сложилось решение, а в своих решениях он был упрям, как
бык. Поэтому он отказался наотрез.
Но
всего интереснее было то, что Фалалей никак не мог догадаться солгать: просто — сказать, что видел не белого
быка, а хоть, например, карету, наполненную дамами и Фомой Фомичом; тем более что солгать, в таком крайнем случае, было даже не так и грешно.
Как нарочно случилось так, что на другой же день после истории с Мартыновым мылом Фалалей, принеся утром чай Фоме Фомичу и совершенно успев забыть и Мартына и
все вчерашнее горе, сообщил ему, что видел сон про белого
быка.
Проснувшись на другое утро, он с ужасом вспомнил, что опять
всю ночь ему снилось про ненавистного белого
быка и не приснилось ни одной дамы, гуляющей в прекрасном саду.
Все со страхом полагали, что он приберегает белого
быка про запас и обнаружит его при первом удобном случае.
Парень повеселел, даже стал забывать о прошедшем; даже белый
бык начал появляться реже и реже, хотя
все еще напоминал иногда о своем фантастическом существовании.
В довершение
всего, пришло достоверное известие, что у него на скотном дворе существует
бык, который, по усмотрению своего владельца, может быть родоначальником и молочной, и мясной породы.
Эти разговоры в переводе обозначали: денег нужно, милейший Гордей Евстратыч. Но Гордей Евстратыч уперся как
бык, потому что от его капитала осталось
всего тысяч десять наличными да лавка с панским товаром, — остальное
все в несколько месяцев ушло на кабаки, точно это было какое-то чудовище, пожиравшее брагинские деньги с ненасытной прожорливостью.
Проезжая двором, Юрий заметил большие приготовления: слуги бегали взад и вперед; в приспешной пылал яркий огонь; несколько поваров суетилось вокруг убитого
быка;
все доказывало, что боярин Кручина ожидает к себе гостей.
Во
всю вашу жизнь до вас никто не дотронулся пальцем, никто вас не запугивал, не забивал; здоровы вы, как
бык.
Гуртовщики, приготовляющиеся к ночлегу посреди пустыря, устраивают себе ложе следующим образом: они дадут сначала
быку належаться на избранном месте, потом отгоняют его прочь и поспешно занимают его место; ложе оказывается всегда сухим и теплым и сохраняет свои качества на
всю ночь.
И понятые потащили из избы Захара, который не переставал уверять, что идет своею охотой, что будет жаловаться за бесчестие, что становой ему человек знакомый, что
все Комарево за него вступится, потому всякий знает, какой он есть такой человек, уверял, что он не лапотник какой-нибудь, а мещанский сын, что вязать мещанина — это
все единственно, что вязать купца, — никто не смеет, что Гришка
всему делу голова-заглавие, что обвинять его, Захара, в покраже
быка — значит,
все единственно, обвинять в этом деле Федота Кузьмича, и проч.
— Ой ли! Вот люблю! — восторженно воскликнул Захар, приближаясь к
быку, который, стоя под навесом, в защите от дождя и ветра, спокойно помахивал хвостом. — Молодца; ей-богу, молодца! Ай да Жук!.. А уж я, братец ты мой, послушал бы только, какие турусы разводил этим дурням… то-то потеха!.. Ну вот, брат, вишь, и сладили! Чего кобенился! Говорю: нам не впервые, обработаем важнеющим манером. Наши теперь деньги,
все единственно; гуляем теперича, только держись!..
Тут был граф Х., наш несравненный дилетант, глубокая музыкальная натура, который так божественно"сказывает"романсы, а в сущности, двух нот разобрать не может, не тыкая вкось и вкривь указательным пальцем по клавишам, и поет не то как плохой цыган, не то как парижский коафер; тут был и наш восхитительный барон Z., этот мастер на
все руки: и литератор, и администратор, и оратор, и шулер; тут был и князь Т., друг религии и народа, составивший себе во время оно, в блаженную эпоху откупа, громадное состояние продажей сивухи, подмешанной дурманом; и блестящий генерал О. О… который что-то покорил, кого-то усмирил и вот, однако, не знает, куда деться и чем себя зарекомендовать и Р. Р., забавный толстяк, который считает себя очень больным и очень умным человеком, а здоров как
бык и глуп как пень…
— Пусть этот
бык повторит при
всех, что он сказал о моей жене!
— Нет,
все такой же
бык, только седой, а бороду добыл рыжую.
А Маякин сидел рядом с городским головой, быстро вертел вилкой в воздухе и
все что-то говорил ему, играя морщинами. Голова, седой и краснорожий человек с короткой шеей, смотрел на него
быком с упорным вниманием и порой утвердительно стукал большим пальцем по краю стола. Оживленный говор и смех заглушали бойкую речь крестного, и Фома не мог расслышать ни слова из нее, тем более что в ушах его
все время неустанно звенел тенорок секретаря...
Люди толкались, забегая один вперёд другого, размахивали руками, кидали в воздух шапки, впереди
всех, наклонив голову, точно
бык, шёл Мельников с тяжёлою палкой в руках и национальным флагом на ней. Он смотрел в землю, ноги поднимал высоко и, должно быть, с большой силою топал о землю, — при каждом ударе тело его вздрагивало и голова качалась. Его рёв густо выделялся из нестройного хаоса жидких, смятённых криков обилием охающих звуков.
Суровый
бык, ходивший с крестьянским стадом, и лошади, когда они, стуча копытами, носились по деревне, наводили на меня страх, и
все мало-мальски крупное, сильное и сердитое, был ли то баран с рогами, гусак или цепная собака, представлялось мне выражением
все той же грубой дикой силы.