Неточные совпадения
Теперь, когда он не мешал ей, она знала, что делать, и, не глядя себе
под ноги и с досадой спотыкаясь по высоким кочкам и попадая в
воду, но справляясь гибкими, сильными ногами, начала круг, который всё должен
был объяснить ей.
Горница
была большая, с голландскою печью и перегородкой.
Под образами стоял раскрашенный узорами стол, лавка и два стула. У входа
был шкафчик с посудой. Ставни
были закрыты, мух
было мало, и так чисто, что Левин позаботился о том, чтобы Ласка, бежавшая дорогой и купавшаяся в лужах, не натоптала пол, и указал ей место в углу у двери. Оглядев горницу, Левин вышел на задний двор. Благовидная молодайка в калошках, качая пустыми ведрами на коромысле, сбежала впереди его зa
водой к колодцу.
— Оттого, что солдатская шинель к вам очень идет, и признайтесь, что армейский пехотный мундир, сшитый здесь, на
водах, не придаст вам ничего интересного… Видите ли, вы до сих пор
были исключением, а теперь подойдете
под общее правило.
Жены местных властей, так сказать хозяйки
вод,
были благосклоннее; у них
есть лорнеты, они менее обращают внимания на мундир, они привыкли на Кавказе встречать
под нумерованной пуговицей пылкое сердце и
под белой фуражкой образованный ум.
Я взял
под уздцы лошадь княжны и свел ее в
воду, которая не
была выше колен; мы тихонько стали подвигаться наискось против течения.
— Но все, извините-с, я не могу понять, как же
быть без дороги; как идти не по дороге; как ехать, когда нет земли
под ногами; как плыть, когда челн не на
воде?
Во многих местах ноги их выдавливали
под собою
воду, до такой степени место
было низко.
Татьяна любопытным взором
На воск потопленный глядит:
Он чудно вылитым узором
Ей что-то чудное гласит;
Из блюда, полного
водою,
Выходят кольца чередою;
И вынулось колечко ей
Под песенку старинных дней:
«Там мужички-то всё богаты,
Гребут лопатой серебро;
Кому
поем, тому добро
И слава!» Но сулит утраты
Сей песни жалостный
напев;
Милей кошурка сердцу дев.
Был вечер. Небо меркло.
ВодыСтруились тихо. Жук жужжал.
Уж расходились хороводы;
Уж за рекой, дымясь, пылал
Огонь рыбачий. В поле чистом,
Луны при свете серебристом
В свои мечты погружена,
Татьяна долго шла одна.
Шла, шла. И вдруг перед собою
С холма господский видит дом,
Селенье, рощу
под холмом
И сад над светлою рекою.
Она глядит — и сердце в ней
Забилось чаще и сильней.
Сырость местами
была очень сильна:
под ногами их иногда
была совершенная
вода.
Был слышен глуховатый, равномерный звук, это, разумеется, винт взбалтывает
воду, но можно
было думать, что шкуну преследует и настигает, прячась
под водою, какое-то чудовище.
Раздалось несколько шлепков, похожих на удары палками по
воде, и тотчас сотни голосов яростно и густо заревели; рев этот
был еще незнаком Самгину, стихийно силен, он как бы исходил из открытых дверей церкви, со дворов, от стен домов, из-под земли.
Серебряная струя
воды выгоняла из-под крыши густейшие облака бархатного дыма, все
было необыкновенно оживлено, весело, и Самгин почувствовал себя отлично. Когда подошел к нему Безбедов, облитый
водою с головы до ног, голый по пояс, он спросил его...
Не
было возможности дойти до вершины холма, где стоял губернаторский дом: жарко, пот струился по лицам. Мы полюбовались с полугоры рейдом, городом, которого европейская правильная часть лежала около холма, потом велели скорее вести себя в отель,
под спасительную сень, добрались до балкона и заказали завтрак, но прежде
выпили множество содовой
воды и едва пришли в себя. Несмотря на зонтик, солнце жжет без милосердия ноги, спину, грудь — все, куда только падает его луч.
Но прочь романтизм, и лес тоже! Замечу только на случай, если вы поедете по этой дороге, что лес этот находится между Крестовской и Поледуевской станциями. Но через лес не настоящая дорога: по ней ездят, когда нет дороги по Лене, то
есть когда выпадают глубокие снега, аршина на полтора, и когда проступает снизу, от тяжести снега,
вода из-под льда, которую здесь называют черной
водой.
Бывало, не заснешь, если в комнату ворвется большая муха и с буйным жужжаньем носится, толкаясь в потолок и в окна, или заскребет мышонок в углу; бежишь от окна, если от него дует, бранишь дорогу, когда в ней
есть ухабы, откажешься ехать на вечер в конец города
под предлогом «далеко ехать», боишься пропустить урочный час лечь спать; жалуешься, если от супа пахнет дымом, или жаркое перегорело, или
вода не блестит, как хрусталь…
Самым мелким чиновникам,
под надзором которых возили
воду и провизию, и тем дано
было по халату и по какой-нибудь вещице.
И теперь
воды морской нет, ее делают пресною, за пять тысяч верст от берега является блюдо свежей зелени и дичи;
под экватором можно
поесть русской капусты и щей.
В одном месте прямо из скалы, чуть-чуть, текла струя свежей, холодной
воды;
под ней вставлен
был арестантами железный желобок.
Мы съехали после обеда на берег, лениво и задумчиво бродили по лесам, или, лучше сказать, по садам, зашли куда-то в сторону, нашли холм между кедрами, полежали на траве, зашли в кумирню, напились
воды из колодца, а вечером
пили чай на берегу,
под навесом мирт и папирусов, — словом, провели вечер совершенно идиллически.
«Ваше высокоблагородие! — прервал голос мое раздумье: передо мной матрос. — Катер отваливает сейчас; меня послали за вами». На рейде
было совсем не так тихо и спокойно, как в городе. Катер мчался стрелой
под парусами. Из-под него фонтанами вырывалась золотая пена и далеко озаряла
воду. Через полчаса мы
были дома.
Говорить ли о теории ветров, о направлении и курсах корабля, о широтах и долготах или докладывать, что такая-то страна
была когда-то
под водою, а вот это дно
было наруже; этот остров произошел от огня, а тот от сырости; начало этой страны относится к такому времени, народ произошел оттуда, и при этом старательно выписать из ученых авторитетов, откуда, что и как?
Там высунулась из
воды голова буйвола; там бедный и давно не бритый китаец,
под плетеной шляпой, тащит, обливаясь потом, ношу; там несколько их сидят около походной лавочки или в своих магазинах, на пятках, в кружок и уплетают двумя палочками вареный рис, держа чашку у самого рта, и время от времени достают из другой чашки, с темною жидкостью, этими же палочками необыкновенно ловко какие-то кусочки и
едят.
Штиль, погода прекрасная: ясно и тепло; мы лавируем
под берегом. Наши на Гото пеленгуют берега. Вдали видны японские лодки; на берегах никакой растительности. Множество красной икры, точно толченый кирпич, пятнами покрывает в разных местах море. Икра эта сияет по ночам нестерпимым фосфорическим блеском. Вчера свет так
был силен, что из-под судна как будто вырывалось пламя; даже на парусах отражалось зарево; сзади кормы стелется широкая огненная улица; кругом темно; невстревоженная
вода не светится.
7-го или 8-го марта, при ясной, теплой погоде, когда качка унялась, мы увидели множество какой-то красной массы, плавающей огромными пятнами по
воде. Наловили ведра два — икры. Недаром видели стаи рыбы, шедшей незадолго перед тем тучей
под самым носом фрегата. Я хотел продолжать купаться, но это уже
были не тропики: холодно, особенно после свежего ветра. Фаддеев так с радости и покатился со смеху, когда я вскрикнул, лишь только он вылил на меня ведро.
Один из вошедших
был невысокий сухощавый молодой человек в крытом полушубке и высоких сапогах. Он шел легкой и быстрой походкой, неся два дымящихся больших чайника с горячей
водой и придерживая
под мышкой завернутый в платок хлеб.
В это время солнце только что скрылось за горизонтом. От гор к востоку потянулись длинные тени. Еще не успевшая замерзнуть
вода в реке блестела как зеркало; в ней отражались кусты и прибрежные деревья. Казалось, что там, внизу,
под водой,
был такой же мир, как и здесь, и такое же светлое небо…
В бинокль видно
было, как пуля опять вспенила
воду под самой уткой.
Кругом все белело от инея.
Вода в лужах замерзла.
Под тонким слоем льда стояли воздушные пузыри. Засохшая желто-бурая трава искрилась такими яркими блестками, что больно
было на нее смотреть. Сучья деревьев, камни и утоптанная земля на тропе покрылись холодным матовым налетом.
С рассветом опять ударил мороз; мокрая земля замерзла так, что хрустела
под ногами. От реки поднимался пар. Значит, температура
воды была значительно выше температуры воздуха. Перед выступлением мы проверили свои продовольственные запасы. Хлеба у нас осталось еще на двое суток. Это не особенно меня беспокоило. По моим соображениям, до моря
было не особенно далеко, а там к скале Ван-Син-лаза продовольствие должен принести удэгеец Сале со стрелками.
Следующий день
был посвящен осмотру западных склонов Сихотэ-Алиня. Здесь нет настоящих горных ручьев.
Вода бесшумно просачивается
под мхом. Речки текут спокойно среди невысоких берегов, заросших
елью, пихтой, лиственницей и ольхой.
Корейцы считают, что их способ соболевания самый лучший, потому что ловушка действует наверняка и случаев, чтобы соболь ушел, не бывает. Кроме того,
под водой соболь находится в сохранности и не может
быть испорчен воронами или сойками. В корейские ловушки, так же как и в китайские, часто попадают белки, рябчики и другие мелкие птицы.
Через четверть часа мы уже сидели на дощанике Сучка. (Собак мы оставили в избе
под надзором кучера Иегудиила.) Нам не очень
было ловко, но охотники народ неразборчивый. У тупого, заднего конца стоял Сучок и «пихался»; мы с Владимиром сидели на перекладине лодки; Ермолай поместился спереди, у самого носа. Несмотря на паклю,
вода скоро появилась у нас
под ногами. К счастью, погода
была тихая, и пруд словно заснул.
Мы хотели
было тотчас же отправиться, но он сперва достал
под водой из кармана веревку, привязал убитых уток за лапки, взял оба конца в зубы и побрел вперед; Владимир за ним, я за Владимиром.
Ущелье, по которому мы шли,
было длинное и извилистое. Справа и слева к нему подходили другие такие же ущелья. Из них с шумом бежала
вода. Распадок [Местное название узкой долины.] становился шире и постепенно превращался в долину. Здесь на деревьях
были старые затески, они привели нас на тропинку. Гольд шел впереди и все время внимательно смотрел
под ноги. Порой он нагибался к земле и разбирал листву руками.
Если смотреть на долину со стороны моря, то она кажется очень короткой. Когда-то это
был глубокий морской залив, и устье Аохобе находилось там, где суживается долина. Шаг за шагом отходило море и уступало место суше. Но самое интересное в долине — это сама река. В 5 км от моря она иссякает и течет
под камнями. Только во время дождей
вода выступает на дневную поверхность и тогда идет очень стремительно.
Спускаться по таким оврагам очень тяжело. В особенности трудно пришлось лошадям. Если графически изобразить наш спуск с Сихотэ-Алиня, то он представился бы в виде мелкой извилистой линии по направлению к востоку. Этот спуск продолжался 2 часа. По дну лощины протекал ручей. Среди зарослей его почти не
было видно. С веселым шумом бежала
вода вниз по долине, словно радуясь тому, что наконец-то она вырвалась из-под земли на свободу. Ниже течение ручья становилось спокойнее.
Чем выше мы поднимались, тем больше иссякали ручьи и наконец пропали совсем. Однако глухой шум
под камнями указывал, что источники эти еще богаты
водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно
было, как
под землей бежала
вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились в капли, и затем все стихло.
Долина Вай-Фудзина богата террасами. Террасы эти идут уступами, точно гигантские ступени. Это так называемые «пенеплены». В древние геологические периоды здесь
были сильные денудационные процессы [От слова «денудация» — процесс разрушения и сноса горных пород
под влиянием воздуха,
воды, ледников. (Прим. ред.)], потом произошло поднятие всей горной системы и затем опять размывание.
Вода в реках в одно и то же время действовала и как
пила, и как напильник.
Уткин, «вольный художник, содержащийся в остроге», как он подписывался
под допросами,
был человек лет сорока; он никогда не участвовал ни в каком политическом деле, но, благородный и порывистый, он давал волю языку в комиссии,
был резок и груб с членами. Его за это уморили в сыром каземате, в котором
вода текла со стен.
— Божья воля сама по себе, а надо и меры принимать.
Под лежачий камень и
вода не бежит. Вот как зерно-то сопреет, тогда и увидим, как ты о Божьей воле разговаривать
будешь!
Это
была широкая аллея, с обеих сторон обсаженная громадными липами, из-за стволов которых выглядывали разные монастырские постройки: академия, крохотные церкви, с лежащими в них
под спудом мощами, колодцы с целебной
водой и т. п.
Текучей
воды было мало. Только одна река Перла, да и та неважная, и еще две речонки: Юла и Вопля. [Само собой разумеется, названия эти вымышленные.] Последние еле-еле брели среди топких болот, по местам образуя стоячие бочаги, а по местам и совсем пропадая
под густой пеленой водяной заросли. Там и сям виднелись небольшие озерки, в которых водилась немудреная рыбешка, но к которым в летнее время невозможно
было ни подъехать, ни подойти.
Но самый большой и постоянный доход давала съемщикам торговля вином. Каждая квартира — кабак. В стенах,
под полом, в толстых ножках столов — везде
были склады вина, разбавленного
водой, для своих ночлежников и для их гостей. Неразбавленную водку днем можно
было получить в трактирах и кабаках, а ночью торговал водкой в запечатанной посуде «шланбой».
Еще в екатерининские времена она
была заключена в подземную трубу: набили свай в русло речки, перекрыли каменным сводом, положили деревянный пол, устроили стоки уличных
вод через спускные колодцы и сделали подземную клоаку
под улицами.
Правильных водостоков
под полами не
было: мыльная
вода из-под пола поступала в специальные колодцы на дворах по особым деревянным лежакам и оттуда по таким же лежакам шла в реку, только метров на десять пониже того места реки, откуда ее накачивали для мытья…
Лошади кормятся без призора, стаи голубей и воробьев мечутся
под ногами, а извозчики в трактире чай
пьют. Извозчик, выйдя из трактира, черпает прямо из бассейна грязным ведром
воду и
поит лошадь, а вокруг бассейна — вереница водовозов с бочками.
Для вящей убедительности на виньетке
были изображены три голых человека изрядного телосложения, из коих один стоял
под душем, другой сидел в ванне, а третий с видимым наслаждением опрокидывал себе в глотку огромную кружку
воды…
Однажды в какое-то неподходящее время Кароль запил, и запой длился дольше обыкновенного. Капитан вспылил и решил прибегнуть к экстренным мерам. На дворе у него
был колодец с «журавлем» и жолобом для поливки огорода. Он велел раздеть Кароля, положить
под жолоб на снег и пустить струю холодной
воды… Приказание
было исполнено, несмотря на слезы и мольбы жены капитана… Послушные рабы истязали раба непокорного…
Михей Зотыч только слушал и молчал, моргая своими красными веками. За двадцать лет он мало изменился, только сделался ниже. И все такой же бодрый, хотя уж ему
было под девяносто. Он попрежнему сосал ржаные корочки и запивал
водой. Старец Анфим оставался все таким же черным жуком. Время для скитников точно не существовало.