Бурмистров был сильно избалован вниманием слобожан, но требовал всё большего и, неудовлетворенный, странно и дико капризничал: разрывал на себе одежду, ходил по слободе полуголый,
валялся в пыли и грязи, бросал в колодцы живых кошек и собак, бил мужчин, обижал баб, орал похабные песни, зловеще свистел, и его стройное тело сгибалось под невидимою людям тяжестью.
Любовь. Глупости, мама! Какое дело богу, природе, солнцу — до нас? Мы лежим на дороге людей, как обломки какого-то старого, тяжёлого здания, может быть — тюрьмы… мы
валяемся в пыли разрушения и мешаем людям идти… нас задевают ногами, мы бессмысленно испытываем боль… иногда, запнувшись за нас, кто-нибудь падает, ломая себе кости…
— Милый друг мой, — часто говорил мне ее брат, вздыхая и красивым писательским жестом откидывая назад волосы, — никогда не судите по наружности! Поглядите вы на эту книгу: она давно уже прочтена, закорузла, растрепана,
валяется в пыли, как ненужная вещь, но раскройте ее, иона заставит вас побледнеть и заплакать. Моя сестра похожа на эту книгу. Приподнимите переплет, загляните в душу, и вас охватит ужас. В какие-нибудь три месяца Вера перенесла, сколько хватило бы на всю человеческую жизнь!
И ехали мимо повозки. И проезжали люди с виноватыми лицами, стараясь не смотреть на лежащего человека. Вспоминалось, как все жадно справлялись, — защищает ли нас кто сзади, есть ли за нами прикрытие? Там бились люди, спасая нас, тоже вот и этот умиравший. Теперь, ненужный, он
валялся в пыли на откосе, и все старались поскорее проехать мимо, чтоб не обжег их скорбный упрек, глядевший из мутившихся глаз.
Неточные совпадения
По стенам, около картин, лепилась
в виде фестонов паутина, напитанная
пылью; зеркала, вместо того чтоб отражать предметы, могли бы служить скорее скрижалями, для записывания на них, по
пыли, каких-нибудь заметок на память. Ковры были
в пятнах. На диване лежало забытое полотенце; на столе редкое утро не стояла не убранная от вчерашнего ужина тарелка с солонкой и с обглоданной косточкой да не
валялись хлебные крошки.
На этажерках, правда, лежали две-три развернутые книги,
валялась газета, на бюро стояла и чернильница с перьями; но страницы, на которых развернуты были книги, покрылись
пылью и пожелтели; видно, что их бросили давно; нумер газеты был прошлогодний, а из чернильницы, если обмакнуть
в нее перо, вырвалась бы разве только с жужжаньем испуганная муха.
Сраженный
в нескольких шагах,
Младой казак
в крови
валялся,
А конь, весь
в пене и
пыли,
Почуя волю, дико мчался,
Скрываясь
в огненной дали.
От сотрясения пола под шагами с колонн и потолков тихо сыпалась давнишняя
пыль; кое-где на полу
валялись куски и крошки отвалившейся штукатурки;
в окне жалобно жужжит и просится
в запыленное стекло наружу муха.
На дороге
в белой
пыли валялся довольно большой недоеденный огрызок колбасы, а рядом с ним во всех направлениях отпечатались следы собачьих лап.
Даже Родион Антоныч
в своей раскрашенной хоромине никогда не мог достигнуть до этого идеала теплого, уютного житья, потому что жена была у него русская, и по всему дому вечно
валялись какие-то грязные тряпицы, а
пыль сметалась ленивой прислугой по углам.
Горячее солнце, выкатываясь на небо, жгло пыльные улицы, загоняя под навесы юрких детей Израиля, торговавших
в городских лавках; «факторы» лениво
валялись на солнцепеке, зорко выглядывая проезжающих; скрип чиновничьих перьев слышался
в открытые окна присутственных мест; по утрам городские дамы сновали с корзинами по базару, а под вечер важно выступали под руку со своими благоверными, подымая уличную
пыль пышными шлейфами.
И вот книги лежат уже девять месяцев на этажерке, и Гайнан забывает сметать с них
пыль, газеты с неразорванными бандеролями
валяются под письменным столом, журнал больше не высылают за невзнос очередной полугодовой платы, а сам подпоручик Ромашов пьет много водки
в собрании, имеет длинную, грязную и скучную связь с полковой дамой, с которой вместе обманывает ее чахоточного и ревнивого мужа, играет
в штосс и все чаще и чаще тяготится и службой, и товарищами, и собственной жизнью.
По сухим улицам везде,
в пыли, под ногами,
валялась шелуха арбузных и тыквенных семечек.
Умел я жить, умею и
в пыли валяться — и тебе то же будет".
Микроскоп стоял не на столе, как раньше, а на окне и был покрыт толстым слоем
пыли; книги
в беспорядке
валялись в углу.
Иван Алексеевич Огнев помнит, как
в тот августовский вечер он со звоном отворил стеклянную дверь и вышел на террасу. На нем была тогда легкая крылатка и широкополая соломенная шляпа, та самая, которая вместе с ботфортами
валяется теперь
в пыли под кроватью.
В одной руке он держал большую вязку книг и тетрадей,
в другой — толстую, суковатую палку.
Мы ехали на север. С юга дул бешеный ветер,
в тусклом воздухе метались тучи серо-желтой
пыли,
в десяти шагах ничего не было видно. По краям дороги
валялись издыхающие волы, сломанные повозки, брошенные полушубки и валенки. Отставшие солдаты вяло брели по тропинкам или лежали на китайских могилках. Было удивительно, как много среди них пьяных.
На дороге по-прежнему медленно тянулись к северу бесконечные обозы. У края
валялись стащенные с дороги два солдатских трупа, истоптанные колесами и копытами, покрытые
пылью и кровью. А где же японцы? Их не было. Ночью произошла совершенно беспричинная паника. Кто-то завопил во сне: «Японцы! Пли!» — и взвился ужас. Повозки мчались
в темноте, давили людей, сваливались с обрывов. Солдаты стреляли
в темноту и били своих же.