Неточные совпадения
«В сущности, все эти умники — люди скучные. И — фальшивые, — заставлял себя думать Самгин, чувствуя, что им снова овладевает настроение пережитой ночи. — В душе каждого из них, под словами, наверное,
лежит что-нибудь простенькое. Различие между ними и мной только в том, что они умеют казаться верующими или неверующими, а у меня еще нет ни твердой
веры, ни устойчивого неверия».
Она пристально смотрела на
Веру; та
лежала с закрытыми глазами. Татьяна Марковна, опершись щекой на руку, не спускала с нее глаз и изредка, удерживая вздохи, тихо облегчала ими грудь.
Перед ней
лежали на бумажках кучки овса, ржи. Марфенька царапала иглой клочок кружева, нашитого на бумажке, так пристально, что сжала губы и около носа и лба у ней набежали морщинки.
Веры, по обыкновению, не было.
Он взял фуражку и побежал по всему дому, хлопая дверями, заглядывая во все углы.
Веры не было, ни в ее комнате, ни в старом доме, ни в поле не видать ее, ни в огородах. Он даже поглядел на задний двор, но там только Улита мыла какую-то кадку, да в сарае Прохор
лежал на спине плашмя и спал под тулупом, с наивным лицом и открытым ртом.
Но
Вера бледна, на ней лица нет, она беспорядочно
лежит на диване, и потом в платье, как будто не раздевалась совсем, а пуще всего мертвая улыбка
Веры поразила ее.
Райский подошел по траве к часовне.
Вера не слыхала. Она стояла к нему спиной, устремив сосредоточенный и глубокий взгляд на образ. На траве у часовни
лежала соломенная шляпа и зонтик. Ни креста не слагали пальцы ее, ни молитвы не шептали губы, но вся фигура ее, сжавшаяся неподвижно, затаенное дыхание и немигающий, устремленный на образ взгляд — все было молитва.
Вере к утру не было лучше. Жар продолжался, хотя она и спала. Но сон ее беспрестанно прерывался, и она
лежала в забытьи.
Бабушка
лежала с закрытой головой. Он боялся взглянуть, спит ли она или все еще одолевает своей силой силу горя. Он на цыпочках входил к
Вере и спрашивал Наталью Ивановну: «Что она?»
Вера была грустнее, нежели когда-нибудь. Она больше
лежала небрежно на диване и смотрела в пол или ходила взад и вперед по комнатам старого дома, бледная, с желтыми пятнами около глаз.
— Разве можно тут разговаривать, — сказала она, — пройдите сюда, там одна Верочка. — И она вперед прошла в соседнюю дверь крошечной, очевидно одиночной камеры, отданной теперь в распоряжение политических женщин. На нарах, укрывшись с головой,
лежала Вера Ефремовна.
Верь сему, несомненно верь, ибо в сем самом и
лежит все упование и вся
вера святых.
Дорогие там
лежат покойники, каждый камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной
вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и в свою науку, что я, знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними, — в то же время убежденный всем сердцем моим, что все это давно уже кладбище, и никак не более.
Проходит два дня.
Вера Павловна опять нежится после обеда, нет, не нежится, а только
лежит и думает, и
лежит она в своей комнате, на своей кроватке. Муж сидит подле нее, обнял ее, Тоже думает.
Вера Павловна смотрит: на столике у кроватки
лежит тетрадь с надписью: «Дневник В. Л.» Откуда взялась эта тетрадь?
Вера Павловна берет ее, раскрывает — тетрадь писана ее рукою; когда же?
Он сказал, что действительно эту ночь спал не совсем хорошо и вчера с вечера чувствовал себя дурно, но что это ничего, немного простудился на прогулке, конечно, в то время, когда долго
лежал на земле после беганья и борьбы; побранил себя за неосторожность, но уверил
Веру Павловну, что это пустяки.
В их решении
лежало верное сознание живой души в народе, чутье их было проницательнее их разумения. Они поняли, что современное состояние России, как бы тягостно ни было, — не смертельная болезнь. И в то время как у Чаадаева слабо мерцает возможность спасения лиц, а не народа — у славян явно проглядывает мысль о гибели лиц, захваченных современной эпохой, и
вера в спасение народа.
В первооснове России
лежит православная
вера, в первооснове Западной Европы
лежит католическая
вера.
В основании знания
лежит вера.
Этим проникнута его критика отвлеченных начал, его искание целостного знания, в основании знания, в основании философии
лежит вера, самое признание реальности внешнего мира предполагает
веру.
Дорогие там
лежат покойники, каждый камень над ними гласит о такой горячей минувшей жизни, о такой страстной
вере в свой подвиг, в свою истину, в свою борьбу и свою науку, что я знаю заранее, паду на землю и буду целовать эти камни и плакать над ними — в то же время убежденный всем сердцем своим в том, что все это уже давно кладбище и никак не более».
Религиозная философия принципиально свободна в путях познания, хотя в основании ее
лежит духовный опыт,
вера.
И всегда в основании
лежала вера в народ как хранителя правды.
Акт
веры, религиозное восприятие
лежит и между учением о Логосе Гегеля и учением о Логосе Вл. Соловьева.
Религиозная
вера всегда
лежит в глубинах мистики, мистики свободного волевого избрания, свободной любви, свободного обличения мира невидимых, непринуждающих вещей.
В основе его беспечности
лежала непоколебимая
вера в судьбу, поддерживавшая в нем самые неясные и самые смелые надежды.
Я видел все оттенки любостяжания, начиная с заискивающего, в основании которого
лежит робкое чувство зависти, и кончая наглым, от которого так и пышет беззаветною
верою в несокрушимую силу хищничества.
— А коли
лежит просто, рот разевает на всех, так как же его не стибрить! Будто серьезно не верите, что возможен успех? Эх, вера-то есть, да надо хотенья. Да, именно с этакими и возможен успех. Я вам говорю, он у меня в огонь пойдет, стоит только прикрикнуть на него, что недостаточно либерален. Дураки попрекают, что я всех здесь надул центральным комитетом и «бесчисленными разветвлениями». Вы сами раз этим меня корили, а какое тут надувание: центральный комитет — я да вы, а разветвлений будет сколько угодно.
Б. Что же касается, в частности, до находящегося на скамье подсудимых больного пискаря, то хотя он и утверждает, что ничего не знал и не знает об этой истории, потому-де, что был болен и, по совету врачей,
лежал в иле, но запирательству его едва ли можно дать
веру, ибо вековой опыт доказывает, что больные злоумышленники очень часто бывают вреднее, нежели самые здоровые.
— Видал, как я сочинять могу? Вот чего наговорил — чего и не думал никогда! Вы, ребята, не давайте мне
веры, это я больше от бессонницы, чем всурьез. Лежишь-лежишь, да и придумаешь чего-нибудь для забавы: «Во время оно жила-была ворона, летала с поля до горы, от межи до межи, дожила до своей поры, господь ее накажи: издохла ворона и засохла!» Какой тут смысел? Нету никакого смысла… Нуте-ка — поспим: скоро вставать пора…
Привели
Веру: она стояла за решёткой в сером халате до пят, в белом платочке. Золотая прядь волос
лежала на её левом виске, щека была бледная, губы плотно сжаты, и левый глаз её, широко раскрытый, неподвижно и серьёзно смотрел на Громова.
Онучин увел Долинского, а
Вера Сергеевна послала m-me Бюжар за своей горничной и в ожидании их села перед постелью, на которой
лежала мертвая Дора.
В начале июля месяца, спустя несколько недель после несчастного случая, описанного нами в предыдущей главе, часу в седьмом после обеда, Прасковья Степановна Лидина, брат ее Ижорской, Рославлев и Сурской сидели вокруг постели, на которой
лежала больная Оленька; несколько поодаль сидел Ильменев, а у самого изголовья постели стояла Полина и домовой лекарь Ижорского, к которому Лидина не имела вовсе
веры, потому что он был русской и учился не за морем, а в Московской академии.
— Чего ты ждал от Европы, я не знаю, — сказал Тюменев, разводя руками, — и полагаю, что зло скорей
лежит в тебе, а не в Европе: ты тогда был молод, все тебе нравилось, все поселяло
веру, а теперь ты стал брюзглив, стар, недоверчив.
— Уж я предоставлю… верно!.. — орал кто-то,
лежа на лавке. — Предоставлю… на, пользуйся. А кто руководствовал? Спирька Косой… вер-рно…
Вера Николаевна не походила на обыкновенных русских барышень: на ней
лежал какой-то особый отпечаток.
Надежда. На этажерке в гостиной
лежит письмо тебе…
Вера, иди причешись, ты ужасно растрёпана.
А чтобы не заснуть и не проспать,
лежу да твержу «Верую», как должно по-старому, и как протвержу раз, сейчас причитаю: «сия
вера апостольская, сия
вера кафолическая, сия
вера вселенную утверди», и опять начинаю.
Борис Андреич постоял немного на месте и в большом смущении вернулся в кабинет. На столе
лежал нумер «Московских ведомостей». Он взял этот нумер, сел и стал глядеть на строки, не только не понимая, что там напечатано, но даже вообще не имея понятия о том, что с ним такое происходило. С четверть часа провел он в таком положении; но вот сзади его раздался легкий шелест, и он, не оглядываясь, почувствовал, что это вошла
Вера.
А как думают мужики, что
лежит у Игнатьевых государева грамота, веры-то у них тем словам и неймется…
Он долго смотрел на пожелтевшие коротенькие стебли травы, вырванной с землею откуда-нибудь с широкого, обвеваемого ветром поля и не успевшей сродниться с чуждой почвой, — и не мог представить, что там, под этой травой, в двух аршинах от него,
лежит Вера.
Она слышала, как вышли все из церкви, как пели против их дома певчие, и старалась поднять руку, чтобы перекреститься, но рука не повиновалась; хотела сказать: «Прощай,
Вера!» — но язык
лежал во рту громадный и тяжелый.
— Чего это вы? — спросила
Вера, поднимая одну обнаженную руку к глазам. Другая рука
лежала поверх белого летнего одеяла и почти не отделялась от него, такая она была белая, прозрачная и холодная.
Вера в силу разума
лежит в основании всякой другой
веры.
По сравнению с мышлением низшею формою религиозного сознания является то, что обычно зовется «
верою» и что Гегель характеризует как знание в форме «представления» (Vorstellung): на ней
лежит печать субъективности, непреодоленной раздвоенности субъекта и объекта.
Догмат
веры потому не оказывает давления на свободу философского исследования, что его религиозная значимость
лежит в иной плоскости и не ставится под вопрос философским сомнением.
Герои
веры, религиозные подвижники и святые, обладали различными познавательными способностями, иногда же и со всем не были одарены в этом отношении, и, однако, это не мешало их чистому сердцу зреть Бога, ибо путь
веры, религиозного ведения,
лежит поверх пути знания [Вот какими чертами описывается религиозное ведение у одного из светильников
веры.
И стали готовить Катеньку ко вступлению «на правый путь истинной
веры»; когда же привезли ее в Луповицы и она впервые увидала раденье, с ней случился такой сильный припадок, что,
лежа на полу в корчах и судорогах, стала она, как кликуша, странными голосами выкрикивать слова, никому не понятные.
Александра Ивановна правила, держа вожжи в руках, обтянутых шведскими перчатками, а в ногах у нее, вся свернувшись в комочек и положив ей голову на колени,
лежала, закрывшись пестрым шотландским пледом,
Вера.
Путь нам теперь
лежит через хуторный домик Александры Ивановны Синтяниной, где бледною ручкой глухонемой нимфы
Веры повешены на желтых перевеслах золотистой соломы, сохнут и вялятся пучки душистого чебра, гулявицы, калуфера и горькой руты.
Утром,
лежа в постели, Катя сказала
Вере...